16 тонн почему так называется
«16 тонн»
«Волна» продолжает серию материалов об истории самых значимых российских клубов, рассказанной теми, кто принимал в их становлении непосредственное участие. Во втором выпуске — существующий уже семнадцать лет и справляющий сегодня день рождения клуб «16 тонн» на Пресненском Валу.
Что это было
Появившийся в 1996 году на месте памятной шашлычной «Казбек» и уже забытой первой в Москве пиццерии, клуб «16 тонн» с первого дня удивлял грандиозным даже по нынешним меркам аттракционом — спрятанной внутри клуба пивоварней. Но когда в 2000-м к элю, сваренному из чисто английского солода, прибавились концерты в зале на втором этаже, стало понятно, что в городе завелось место, которое, как и пиво, сварено не по здешней рецептуре. В разные годы в «16 тонн» приезжали большие серьезные музыканты — начиная с японского дуэта Pizzicato Five, игравшего в Москве, как впоследствии выяснилось, свой последний концерт, и заканчивая грандиозным шоу группы The Residents, которых до этого зазвать в Россию не удавалось никому. Полный список выступавших в «16 тоннах» иностранных музыкантов за семнадцать лет существования клуба едва умещается на девяти печатных листа А4, набранных микроскопическим кеглем, — и для большинства это были первые русские гастроли. Здесь буянил и кидался на собственного менеджера с топором Марк Смит из панк-группы The Fall, а Голди играл, возможно, самый свой длинный в жизни концерт (начал в полночь, а закончил чуть ли не в шесть утра). Ребекка Уорриор из французского электроклэш-дуэта Sexy Sushi выступала топлес, призывая оголиться и публику, а Crystal Castles прятались от фанатов в баре на пристроенной веранде. Обо всем об этом администрация клуба вспоминает как об обычных трудовых буднях и в будущем обещает не снижать обороты, несмотря на санкции и прочую ерунду.
«Клуб придумали я и мой друг, с которым мы вместе учились в Московском институте электронной техники на физико-техническом факультете. Мы все тогда любили музыку, причем самую разную. Я, например, воспитывался на психоделике конца 1960-х, а кто-то из одногруппников слушал только русский рок — «Аквариум» и «Зоопарк». Не то чтобы мы прямо планировали, но, скажем так, мечтали о каком-то своем месте. И когда в середине 1990-х появились определенные финансовые возможности, как-то само собой так вышло, что мы купили пивоварню. И пока ее нам устанавливали, придумали, что у нас будет настоящий английский паб. Или клуб. Разницы мы тогда не чувствовали. Знали только, что будем варить настоящий английский эль из настоящего английского солода.
Москва в те годы стояла абсолютно пустая. Клубов, где бы играли ребята на гитарах, фактически не было. По крайне мере приличных, сделанных на каком-никаком уровне. Вот вы спрашиваете: как мы на это все решились, а мне даже как-то сложно ответить на этот вопрос. Никто из нас о риске не думал — даже вопросом таким не задавался. Все казалось частью какого-то единого логического процесса — происходило то, что должно было происходить. Мы строили традиционный паб и точно знали, что делать его должен англичанин. Мы заключили контракт с архитектурной компанией Andy Thornton Architectural Antiques из Лидса, очень известным бюро, у которого даже есть награда королевы за вклад в сохранение британских традиций. Весь первый этаж был сделан их руками. Все было привезено с Туманного Альбиона — вплоть до бригады, которая здесь работала. И чуть больше года мы проработали с первым этажом, параллельно строя второй.
Конечно, 1990-е годы были очень конфликтным временем. Нам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы в «Тоннах» устоялась публика, которую бы мы хотели видеть среди гостей. Да, это было непросто. Но у нас была служба безопасности, которая при необходимости могла не только поговорить, но и убедить неразумных. Таким образом мы давали понять, что «Тонны» — наш дом, и хозяева в нем мы. Не сразу, конечно, но через какое-то время тактика эта возымела успех.
Вот честное слово, не знаю, как это все у нас вышло. Ну наверное, просто повезло. Клуб — наша собственность, всегда на самоокупаемости. Плюс команда людей, про которых сразу, как только они появлялись на горизонте, становилось понятно, что они все понимают, как ты, все видят, как ты, и про будущее, что важно, думают так же, как ты. Знаете, у нас были одни знакомые, которые тоже заказали интерьер у Andy Thornton и открыли бар на Новинском бульваре. Очень недолго он, к сожалению, у них просуществовал. Почему — неизвестно. А «Тоннам» в этом году семнадцать».
«В «Тонны» меня занесло в 1997 году. Я в то время очень дружил с Димой Нестеровым из группы «Свинцовый туман», Женей Каценельсоном из группы «Кошки Нельсона» и Таравковым Димой из Exe. Все это движение называлось «2000% живой энергии». Мы выпускали пластинки на «Инди Рекордс», был такой подлейбл у студии «Союз», и даже пытались проводить фестивали. Толчковой силой у нас был, конечно, Дима Нестеров, который умел проходить сквозь стены, двери и людей в том числе. Собственно говоря, в один прекрасный день Нестеров сказал: «Слушай, надо съездить на Пресненский Вал, поговорить с людьми, они хотят там что-то гитарное». И я поехал. Поднялся на еще не достроенный второй этаж «16 тонн» и познакомился с Сергеем Васильевичем (Деевым. — Прим. ред.), который перезвонил буквально через день с вопросом: «А давай вместе?» Я посоветовался со своими братьями по оружию, и мы решили, что такое сотрудничество будет для нас, бесхозных групп, крайне полезно. На открытии второго этажа в октябре 1997 года у нас играли, соответственно, «Свинцовый туман», «Браво» и «Моральный кодекс». Вел все это дело Игорь Верник, завидный в то время ведущий больших и малых светских мероприятий. Пришло очень много людей, что было абсолютно неизбежно в то время.
Вообще мы довольно долго мучались с фейсконтролем. Наладился он далеко не в первый месяц работы. Оставляя на входе фейсконтрольщика, мы получали очень умозрительные решения: пускать или не пускать, модный или не модный. Нам, в принципе, никогда модными быть не хотелось. Актуальными — другой вопрос. Но мода всегда сопряжена с еще кучей всяких моментов, которые мы исключили для себя сразу. Мы знали, что хотим организовывать интересные концерты, варить пиво и делать хорошую еду.
Что касается концертов, то мы долго не понимали, как подступиться к интересующим нас артистам. Было очень понятно, как привезти Майкла Джексона, но совершенно непонятно, что делать с группами вроде Stereolab. Для этих целей мы призвали нашего дизайнера Володю Морозова, который реально хорошо разбирался в музыке и мог разговаривать не просто на английском, а на специфическом музыкальном английском. До этого нам казалось, что самым эффективным методом поиска музыкантов, это наши вылазки в Англию. Мы были слегка подслеповаты в тот момент: нам чего-то хотелось, но мы не знали, как это получить. И решили, что надо поехать туда, откуда нам чего-то хочется, и на месте уже пытаться это найти. Но все заканчивалось тем, что сначала мы шлялись по Лондону, потом садились в машину, ехали в Ливерпуль и шлялись по Ливерпулю, потом ехали в Эдинбург и шлялись там. В общем, результатом было лишь наше самообразование — мы смотрели на мир, клубы, пабы, общались с людьми, больше ничего. А Володя с помощью электронной почты сумел привезти в Москву The Residents. Вот это результат. Потом, правда, Вовка нас на время покинул, появился Паша Камакин, тогда еще юный музыкант из Великого Новгорода, лидер группы Parabellum, как и я, участник движения «2000%». Он с удивительной легкостью влился в коллектив, и сейчас «Тонны» без него уже сложно себе представить.
Первое, с чем нам пришлось столкнуться, когда мы начали привозить сюда иностранцев, — это то, что популярные российские коллективы стоят значительно дороже, чем интересные нам западные группы. Это было довольно приятное для нас открытие, потому что никаких заоблачных бюджетов на концерты у нас не было. Ситуация изменилась спустя несколько лет, когда по Москве стали открываться огромные клубы-«прачечные», которые начали приглашать иностранных артистов — в том числе и тех, которых мы уже привозили, — и платить им в десять раз больше, к их же собственному удивлению.
Crystal Castles в 2008 году — блестит стробоскоп, очень громко, ничего непонятно, вместо музыки каша. По заверению многих, лучший концерт в их жизни
«В «Тоннах» я с того самого дня, когда мои близкие друзья обустроились в здании на Пресненском Валу и решили открыть в нем клуб. Я в то время иллюстрировал самиздатовские книги, рисовал карикатуры в журналы и газеты, графикой занимался. В «Тоннах» тоже поначалу работал дизайнером: оформлял меню, афиши в холл и приглядывал за интерьером, чтобы какой-нибудь безголовый менеджер не понавешал на стены уродливые светящиеся лайтбоксы, которые тогда были в моде. А в 1999 году у Славы Петкуна, нашего арт-директора, вышел крайне успешный альбом «Флора/фауна», начались гастроли. Совмещать концертную деятельность с работой в клубе ему было затруднительно, и назрела необходимость кому-то его подменять. В определенный момент подменять его стал я.
Надо сказать, что в концепт «Тонн» изначально была заложена идея регулярных клубных концертов иностранных групп. Насколько я знаю, в Москве никто до нас такими вещами не занимался. Хотя тогда все было проще — и в плане гонораров в том числе. Я даже не буду говорить, за какие деньги у нас играли Stereolab и The Residents, потому что никто не поверит никогда. Но это были ничтожные суммы, просто курам на смех. Музыканты ехали сюда не для того, чтобы получить куш, а славно провести время. В 2000-м мы с Сергеем Сергеевым (клубный промоутер, работал с «Солянкой», «Тройкой» и др. — Прим. ред.) привезли первых иностранцев — известнейший японский дуэт Pizzicato Five. Клуб был битком. Потом был концерт Yonderboi в феврале 2001 года. Довольно рискованное было предприятие — молодая группа из Венгрии, только вышел первый альбом, но выяснилось, что на Горбушке она довольно мощно была отпирачена, поэтому на венгров тоже был полнейший аншлаг. Вот тогда мы поняли, что идея привозных концертов работает.
Фотография: Предоставлено клубом «16 тонн»
Лично я сызмальства мечтал побывать на концерте The Residents. Оказавшись на позиции человека, занимающегося букингом артистов, я первым делом подумал, что круто было бы позвать их. При этом прекрасно понимал, что это мало осуществимо. За всю историю их существования с 1969 года у них было всего лишь пять мировых туров. Всего пять! То есть они практически не выступают. Я шарился по интернету и в нижнем правом уголке страницы на их сайте нашел формальный адрес «инфо-собака-резидентс-точка-ком». Ну и написал письмо типа «здравствуйте, пишут вам из Москвы». Когда через два месяца пришел ответ — «да, отлично, с удовольствием приедем в Москву», — это было так, как если бы я от Деда Мороза весточку получил. Помню, была страшная головная боль с их визами. 12 человек — четыре основных, певица, приглашенные музыканты, звуковик, световик, менеджеры, — и все из разных городов мира: трое летели из Голландии, трое из Сан-Франциско, один из Германии, другой из Чикаго, кто-то вообще откуда-то с юга. Уж не помню, как мы все это провернули, но однажды я поехал в Шереметьево, а там они — трогательные, пожилые и улыбчивые дядечки. Естественно, до концерта я их в лицо не знал (на протяжении всего существования группы участники The Residents скрывают свои лица под масками в виде огромных глазных яблок, никто не знает их имена и даты рождения. — Прим. ред.), а теперь не выдам. Зачем сказку рушить?
На концерт TheResidents 8 сентября 2001 года мы продали абсолютно рекордное количество билетов. Мы демонтировали и вынесли всю мебель со второго этажа, стекла закрыли фанерными щитами, чтобы не выдавили. Заблаговременно прекратили продажу билетов, но люди все равно шли. Мы говорили: «Братцы, вы не попадете в зал, не увидите ничего». Нам отвечали: «Плевать, мы хотим это слышать» — и стояли на лестнице. Артемий Кивович Троицкий после говорил: «Я всю жизнь пытался их привезти! Как тебе это удалось?!» Вот именно в ту минуту я реально понял, что мы в «Тоннах» кое-что можем.
Еще была забавная история в начале 2001 года, когда в «Тонны» заехал Мэрилин Мэнсон. У нас вообще часто тусили люди, чьи концерты проходили на других площадках. Coil, Faithless, Марк Алманд — всех не упомнишь. А по четвергам мы традиционно устраивали концерты независимых коллективов — в частности, фестиваль электроники «Расскажи Чайковскому новости», который делал глава лейбла «Экзотика» Андрей Борисов. И вот в один из таких душевных вечеров звонит Михаил Козырев и сообщает, что он только что встретил в аэропорту группу Marilyn Manson и теперь думает, куда бы их отвезти перекусить. Естественно, зовем к нам. И вот на глазах у ошарашенных электронщиков, терзающих своих «муги», в зале рассаживается живописная инфернальная кодла в окружении гигантских негров-телохранителей. Я подсел к ним, мы разговорились. Мэнсон оказался приятнейшим собеседником с отличным чувством юмора. Я рассказал, что был на его шоу в Brixton Academy в 1998 году и что мощнейший был концерт, да и альбом «Mechanical Animals» был шедевральный. И вот мы сидим обсуждаем конструкцию его знаменитых сценических ходулей, а в этот момент диджей Андрей Панин заводит трек Макса Раабе и Palast Orchester. Мэнсон страшно оживился: «Ух ты! Что это за чума играет? Запиши мне, как называется!» После ужина, во время которого они истребили дикое количество наших фирменных куриных крылышек с домашним пивом, я предложил ему сфотографировать группу в холле клуба. Он отказался, заявив: «С группой не хочу, давай с тобой». Честно говоря, я не настолько тщеславен, чтобы мечтать о фотографии из серии «я и звезда», но было как-то глупо отказываться. А уже после фотограф Вася Кудрявцев рассказал, что Мэнсон в Москве сфотографировался только со мной. И с обезьянкой на Арбате. И больше ни с кем. А когда в 2005 году Мэнсон сочетался браком со звездой бурлеска Дитой фон Тиз, для меня не было особым удивлением узнать, что на свадьбе у них играл Palast Orchester. Макс Раабе потом в нескольких интервью рассказывал, что впервые Мэнсон услышал его треки в «одном московском клубе».
Олег Легкий поет «Касатку» в 2012 году — удивительная история попадания из «ВКонтакте» прямиком на сцену одного из главных клубов Москву
«Я много где работал. Восемь лет в Театре киноактера, десять с Олегом Николаевичем Ефремовым в МХАТе. В «Птюче» успел побыть, в клубе Bells. Но только в «16 тоннах» я понял, что такое дело жизни. Года полтора я параллелил — работал и в театре, и в клубе, но потом сделал выбор. Знаете, тут, в «Тоннах», изначально как-то очень удачно сложилась команда. Обычно в клубах текучка страшная, а мы тут все как приросли. При этом люди все с мозгами и со вкусом. Мы ведь иногда концерты делаем заведомо убыточные — иногда, чтобы артистов поддержать, а иногда, чтобы зрителя образумить. Например, был у нас фантастический концерт «Вежливого отказа». Прекраснейший коллектив, редко выступает, а в зале человек пять. И это, к огромному сожалению, вопрос нашего менталитета и культуры. Или другой пример. Нино Катамадзе устраивала благотворительный концерт в поддержку музыканта, у которого жена болела раком. Нужна были изрядная сумма на операцию. Все было нормально, люди пришли, но денег мы не добрали. И тогда Паша Камакин (промоутер клуба. — Прим. ред.) пошел и снял деньги со всех баров. Я помню этого дядьку, кажется, саксофониста, пожилого уже мужика, — он сидел плакал, потому что к кому бы еще он обратился, куда бы еще пошел в этом городе.
Вы понимаете, какая штука, работа звукорежиссера — это всегда личный контакт с музыкантами. С некоторыми устанавливаются настолько теплые отношения, что это перерастает в дружбу, и они это чувствуют. И работают за очень небольшие гонорары. Даже стадионные коллективы соглашаются работать у нас за полгонорара, за четверть. А все потому, что здесь они встречаются со своим зрителем. Сцена низко, музыканты и зрители на расстоянии вытянутой руки друг от друга — получается что-то вроде квартирников, которые давно уже никто не устраивает. Голди — отличный пример. Такой перец вообще! Сначала долго не мог выйти на сцену — канючил чего-то, а потом играл до шести утра. Уже люди устали, из зала стали уходить, а его невозможно было остановить. Но самый необычный концерт, который мне особенно запомнился, был у Егора Летова. Единственный его концерт в «16 тоннах». Знаменателен он был тем, что Егор не смог до конца допеть ни одной песни. Он был не совсем трезв (если не сказать больше), запевал и тут же засыпал, а зал уже за него доводил дело до конца. Естественно, в таком режиме концерт длился всего минут сорок, и мы опасались, что люди станут требовать деньги за билеты. Но все, кто пришли, потом говорили, что это было уникальное выступление. Во-первых, акустика (он выступал вдвоем со своим братом Сергеем), во-вторых, многие в тот день только узнали, что у Летова есть брат, прекрасный джазовый музыкант.
Вот сейчас вспомнил концерты The Fall. На саундчек Марк Э.Смит не приехал, а его директор сказал мне: «Убирай все мониторы». Окей, сняли мониторы. «И поставь пять вокальных микрофонов». Окей, вот микрофоны. Я думал, пять человек на сцене будет, а оказалось, что Смит во время концерта бегает по сцене — и то один микрофон снимет, то другой, то кинет его в зал, то засунет в бочку. То есть у него свой цирк. The Fall выступали два дня подряд. На первом концерте Смит был сильно пьян, и от него исходила какая-то сумасшедшая энергетика. У меня даже было такое ощущение, что я нахожусь на концерте, не побоюсь этого слова, Лу Рида. На второй день он уже был трезв и кача было меньше. Можно считать это нашей ошибкой, но мы, честно говоря, второй раз накачивать его керосином просто побоялись. Днем ранее он бегал по клубу с топором для рубки мяса и пытался прикончить своего менеджера. Топорик этот шеф-повар потом долго искал — мясо-то нужно чем-то рубить, но не нашел. А спустя где-то полгода я обнаружил это орудие за усилителями. Зачем-то он его туда спрятал».
16 тонн почему так называется
Клуб «16 Тонн»
«16 Тонн» — клуб, паб, ресторан в центре Москвы. Старейший из ныне существующих английских пабов. Первая в Москве концертная площадка, специализирующаяся на выступлениях гитарных групп — позже этот формат взяли за основу многие московские клубы. Разнообразие меню и негромкая фоновая музыка делают «16 Тонн» прекрасным местом как для непринужденного общения с друзьями, так и для деловых встреч. Кроме того, со дня основания работает собственная пивоварня, где готовится три запатентованных сорта пива — «Светлое специальное», «Красное особое» и «Экстра Стаут». Фирменное пиво «16 Тонн» удостоено множества международных наград.
Название
Клуб «16 Тонн» назван в честь одноимённой песни американского композитора М. Трэвиса (Merle Travis), посвященной нелегкому труду шахтеров, которая была написана в 1946 году, но стала популярной только в 1955-м, после того, как ее исполнил Т. Э. Форд (Tennessee Ernie Ford.
Песня «Шестнадцать тонн» (Sixteen Tons) звучит перед каждым концертом, проводимым в клубе.
История
16 апреля 1996 года открылся первый этаж — традиционный английский паб с расслабленной атмосферой и собственной пивоварней.
30 октября 1997 года начал работу второй этаж «16 Тонн» — ночной клуб со сценой и танцполом, где практически всю неделю по вечерам проходят концерты и вечеринки с участием российских и зарубежных команд. Единичные яркие мероприятия — такие, как презентации новых альбомов или праздничные выступления топ-звёзд — также не редкость для «16 Тонн».
Интерьер
Интерьер «16 Тонн» создан известной британской компанией Andy Thornton Architectural Antiques, имеющей Награду Королевы Великобритании (1994 год). Эта компания является признанным лидером в области аутентичного английского дизайна (в числе заказчиков: Hilton Hotels, Sheraton Hotels, Holiday Inn и другие).
Первый этаж являет собой классический интерьер английского паба. Второй этаж был спроектирован специально для «16 Тонн».
Шестнадцать тонн (клуб)
Шестнадцать тонн — московский музыкальный клуб, а также ресторан-паб с собственной пивоварней. Расположен на улице Пресненский Вал, дом 6, строение 1. По итогам 2008 года сайт Афиша.ру назвал его одним из лучших клубов Москвы. [1]
Содержание
Название
История
Мероприятия
Репутация клуба
«Time Out Москва» нзывает «16 тонн» клубом «с богатыми музыкальными традициями и отчётливым британским акцентом», отмечая пиво, разнообразное меню и уровень обслуживания в ресторане. [3] Сайт Афиша.ру назвал «16 тонн» одним из лучших клубов Москвы по итогам 2008 года. [1]
В клубе выступают музыканты самых разнообразных направлений. Так, музыкальная премия клуба — «Золотая Горгулья» [4] — вручается представителям рок-, джаз-, электро-, перфоманс-, wold-music-, хип-хоп- и DJ- культур. [5] Эту премию в разные годы получали группы «Браво», «Мумий Тролль», «АукцЫон», «Танцы минус», «Аквариум», «Би-2», SCSI-9, Tesla Boy, «Каста», Дельфин, Алексей Айги, Земфира. [6]
Кроме музыкальных концертов в клубе проходят поэтические вечера. [7] [8]
 | «Шестнадцать тонн» в состоянии позволить себе не гнаться за паблисити. не было отечественной рок-звезды, что хотя бы раз не представляла здесь пластинку. [9] |  |
Именно в «16 тоннах» дал сольные концерты в 2010 году вернувшийся на эстраду с популярным вокализом Эдуард Хиль.
О чем пели американские шахтеры? История песни «Sixteen Tons»
Песен, посвященных людям рабочих профессий, в Советском Союзе, как стране победившего пролетариата, было написано немало. Сам я родом с Донбасса, поэтому о тяжелом труде шахтеров знал из первых уст. Однако опасность профессии в полной мере компенсировалась довольно высокой по тем временам зарплатой.
Советские шахтеры были довольно привилегированной рабочей кастой, поэтому и песни, воспевающие их труд, были однозначно оптимистичны. Будь то лиричная «Вышел в степь Донецкую…» или по-киплинговски героичная «Черное золото» В. Высоцкого.
В капиталистических странах шахтерские песни тоже писались, но ничего особо радостного в них не было. Нам много рассказывают о бесчеловечных кознях Сталина, но при этом как-то забывают о том, как прелестно жилось рабочему люду США в те же 1930−40-е года.
Понятие «свободы» вообще вещь довольно неоднозначная. Можно ли назвать свободным человека, жизнь которого кабально связана с местом его работы? А ведь именно так обстояли дела с американскими шахтерами. Начнем с того, что наличных денег за свой труд они не получали, а «заботу» об их быте полностью брала на себя угледобывающая компания. Она предоставляла рабочим жильё и обязывала их покупать продукцию только в собственных магазинах — понятное дело, всё это затем вычислялось из зарплаты. Как нетрудно догадаться, цены в этих магазинах (которые рабочие прозвали «pluck-me» — «Обмани меня») были завышены, и рабочий неизменно влезал в долги, превращаясь в натурального угольного «крепостного».
Все эти реалии, сдобренные злобой и агрессией, в полной мере отразились в самой популярной шахтерской песне Америки под названием «Sixteen Tons» («16 тонн»). 16 тонн угля — это норма, которая теоретически должна была выдаваться на-гора ежедневно. Практически же это было крайне трудно реализовать, потому что, кроме собственно добычи рабочий был обязан очищать свое рабочее место — в частности от заполнявшей его воды. Понятное дело, за очистку никто не доплачивал.
Авторство песни «Sixteen Tons» до сих пор стоит под вопросом, хотя оба претендента были не понаслышке знакомы с шахтерским трудом. У официального претендента — фолк-певца Мерла Тревиса (Merle Travis) — отец всю жизнь проработал на угольных шахтах Мюхленберг Каунти. Именно ироничная фраза отца — «Я не могу позволить себе умереть — я задолжал свою душу магазину компании» — впоследствии преобразуется в строчку знаменитой песни. На припев же Мерла вдохновило письмо от брата Джона, который с горечью писал о гибели на Второй мировой журналиста Эрни Пайла: «Это похоже на работу в угольных шахтах. Ты добываешь 16 тонн, и что получаешь? Становишься на день старше и еще глубже увязаешь в долгах».
Шестнадцать тонн
Говорят, что из праха человек сотворён,
А бедняк — из плоти и крови, в нём
Мышцы и кровь, кожа и кости,
Умом слабоват, да горбом вынослив.
Припев:
Даёшь шестнадцать тонн — и какой с того прок?
Сам старше на день и всё больше твой долг.
Не зови, святой пётр, я не приду —
Я душу заложил, чтобы выжить в аду.
Пасмурным утром однажды рождён
Лопату взял в руки и в шахту бегом
Угля девятой марки дал шестнадцать тонн
А босс кивнул: ну что ж, скажи спасибо на том
Промозглым утром в дождь я родился тут
Нарвись-на-неприятность — так меня зовут
Меня воспитала старая львица
Справиться со мною не нашлась девица.
Видишь, я иду? — так лучше посторонись
Кто этого не сделал — потерял свою жизнь
Кулак из железа, другой из стали —
Если правый не достал, так левый достанет
В 1946 году песня была записана, а в 1947 издана на альбоме «Folk songs of the hills». Проблемы начались сразу. В разгар «холодной войны» песни про страдания рабочего люда воспринимались власть предержащими как «коммунистическая пропаганда». Ребята из ФБР даже настойчиво рекомендовали радиостанциям песенку в эфир не пускать.
Впрочем, настоящий успех к песне пришел лишь через 8 лет, когда ее услышал Теннесси Эрни Форд (Tennessee Ernie Ford). У Форда был красивый баритон, который и определил его карьеру. Отвоевав своё летчиком на Второй мировой, он сначала устроился диктором на радио. При этом он так лихо подпевал, звучащим в эфире артистам, что на него обратила внимание фирма Capitol и подписала контракт.
Кстати, «16 тонн» наш герой услышал лично от самого Тревиса, который одно время подрабатывал гитаристом в группе Форда. Форд решил модернизировать песню. Если Тревис, как классический фолксингер, просто пел под гитару, то Форд расширил инструментарий, подключив флейту, бас кларнет, трубу, барабаны, виброфон и фортепьяно. Несмотря на это, аранжировка была сделана со вкусом и очень лаконично — весь упор делался на рокочущий низкий вокал. Визитной карточкой версии Форда стали и щелчки пальцами. Правда, изначально они в аранжировке не планировались. Певец просто задавал ритм, а на записи щелчки остались чисто случайно.
В октябре 1955 года сингл с «Sixteen tons» был издан. Правда, в хиты пророчилась другая песня, поэтому «16 тонн» вышли на второй стороне и… стали самым успешным «Би-сайдом» в истории синглов. Песня возглавила аж две категории хит-парада — в разделе «кантри» и в разделе «поп». К декабрю того же 1955-го было продано два миллиона (!) пластинок — наибольший успех в истории компании Capitol records и в истории синглов вообще.
Автомобильная компания «Ford» тут же заключает с однофамильцем контракт, и тот совмещает обе свои профессии в телепрограмме «The Ford Show» — весьма популярной. Понятно, что о тяжелом труде на автомобильных конвейерах Форд не пел.
С горечью наблюдая этот успех, Мерл Тревис впоследствии поменял последнюю строчку своей песни на саркастичное: «Я должен свою душу Теннесси Эрни Форду».
Нашелся и еще один обиженный. В 1959 году некий бывший шахтер Джордж Дэвис заявил, что песню написал именно он, а не Тревис, и сделал это еще в 1930-х годах. И называлась она не «16 тонн», а «От 9 до 10 тонн» — именно это была ежедневная норма добычи угля. Дэвис заявил, что Тревис лишь чуть-чуть поменял аккорды и текст, и выдал песню за свою.
Как говорится, дело ясное, что дело темное. Вот у нас, благодаря ошибке фирмы «Мелодия», долго думали, что это вообще песня Поля Робсона, хотя на той пластинке звучала версия группы PLATTERS — кстати, тоже очень знаменитая и, наверное, самая эстрадная по аранжировке.
Кавер-версий этой песни было масса! (См. первый комментарий к статье.) Кроме PLATTERS очень успешной была версия Тома Джонса 1967 г. В 1987 году отличный кавер сделал американский «кантри-зубр» Джонни Кэш, сопроводив его весьма остросоциальным клипом. Чуть ранее — в 1984 г. — отметился и Челентано, записав италоязычную версию «L’Ascensore».
В СССР же поступили по методу мальчика из книги Достоевского, который вернул карту звездного неба со своими правками. То есть, написали на мелодию песни свой текст (с разными вариациями), разрабатывающий излюбленную тему американских летчиков, летящих бомбить страны соцлагеря на «Фантомах».
Сидим мы в баре в поздний час,
И вот от шефа идёт приказ:
«Летите, мальчики, на восток,
Скорей по машинам, ваш путь далёк».
Прощай, чувиха, прощай, притон,
А в каждой бомбе — 16 тонн.
16 тонн — немалый груз,
А мы летим бомбить Союз.
Летим над морем — красота,
12 тысяч высота,
Но там, на море, корабли,
И нас над морем засекли.
А про шахтеров у нас и своих песен хватало.