батюшки святы что значит
Что значит «аллилуйя» и «свят, свят, свят Господ Сафаоф»?
Приблизительное время чтения: 1 мин.
Вопрос читателя:
Здравствуйте! Подскажите, почему в тексте Божественной Литургии есть такие слова, как «аллилуйя», что означает, если я не ошибаюсь «слава Яхве», и «свят, свят, свят Господь Саваоф»? Большое спасибо.
Отвечает иерей Роман Посыпкин:
Древнееврейское слово «Аллилуйя» в переводе, действительно, означает «хвалите Яхве», то есть, «хвалите Бога». Это слово встречается и в Ветхозаветных Псалмах, и в Новозаветном Откровении Иоанна Богослова. Этого слова не дерзнуло коснуться перо переводчика Священного Писания. Поэтому христиане, чтобы подчеркнуть Троичность Лиц Господа, слово «аллилуйя» повторяют при молитвословиях трижды. В нем нет ничего страшного. Немного об этом есть в материале Аминь — это не конец.
«Господь Саваоф» — это одно из принятых в традиции наименований Бога, взято оно тоже из древнееврейского языка.
О том, как и почему это звучит на Божественной литургии, предлагаю Вам, чтобы не повторяться, прочитать уже готовый материал про Херувимскую песнь.
В частности, в нем дам перевод слов песни на русский язык и небольшое пояснение к нему:
«Херувимская песнь на русском
[Мы,] таинственно изображающие Херувимов и воспевающие Животворящей Троице Трисвятую песнь, да оставим ныне всякую житейскую заботу, чтобы нам принять Царя всех [разумных существ], невидимо сопровождаемого, словно телохранителями, воинствами Ангелов. Славьте Бога, хвалите Бога, восхваляйте Господа.
Толкования херувимской песни
Текст Херувимской песни призывает нас уподобиться херувимам, которые непрестанно славят Бога, воспевая: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф». В песни так же говорится о том, что следует оставить все мысли о повседневных проблемах («всякое житейское отложим попечение), ведь близится кульминация службы — Евхаристия».
Православная Жизнь
Объясняет Сергей Фудель, православный богослов, философ.
«Святая – святым», – возглашает священник. И народ отвечает: «Един свят, един Господь Иисус Христос». Святой Кирилл Иерусалимский так пишет об этом месте литургии: «Святая – это предлежащие Дары, принявшие наитие Святого Духа. Святы и вы, сподобившиеся Духа Святого. Итак, «Святая – святым» приличествует. На сие вы говорите: «Един свят, един Господь Иисус Христос». Ибо поистине свят един, Кто по естеству свят. И мы святы, но не по естеству, а по причастию, подвигу и молитве». В подвиге жизни и молитвы мы устремляемся к Господу, к причастию Его благодати, к общению с Ним в Его Святости. Ну, а если мы все же никак не принимаем идеи святости или по невежеству, или по несмирению?
«Святая, – пишет преп. Симеон Новый Богослов, – преподаются святым, как говорят и проповедуют это каждодневно всем иереи, взывая велиим гласом (о, когда бы они говорили это и себе самим!). Итак, что же? Кто не свят, то уже и недостоин? Нет, не так. Но кто не исповедует сокровенностей своего сердца, кто не показывает достойного покаяния в этом и в том, в чем согрешал в неведении, кто не бывает всегда в слезах и печали и не подъемлет. подвигов. вот кто недостоин».
Недостоин причастия только тот, кто не хочет идти за Христом узким путем покаяния и любви. Только в покаянии и любви можно во внезапной тишине сердца шептать за священником, вынесшим Чашу, эти слова: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими. Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».
«Записки о Литургии и Церкви»
«Никому старец благодатный не нужен?»
(Основано на реальных событиях)
– Старец благодатный не нужен? – с заговорщическим видом прошептала мне на ухо незнакомая бабушка, очень похожая на средневековую странницу.
Я стояла в очереди за едой в трапезной одного женского монастыря в Калужской области. У нас там дача неподалеку. И вот ко мне обратились с таким внезапным предложением.
– Нуууу… Эээээ… Даже затрудняюсь… – растерялась я.
– Ну, вы думайте, время есть, – утешила меня бабуля.
Я начала усиленно думать, а старушка уже окучивала впереди стоящих.
– Сестрица, старец благодатный не нужен? Очень сильный, – зашептала она женщине внушительных габаритов в красивом павлопосадском платке. – Молитвенник, каких мало. Только из затвора.
«И почём ваш старец?» – задала нежданный-негаданный вопрос дама из очереди
– И почем ваш старец? – задала крупногабаритная дама нежданный-негаданный вопрос.
Старушка смущенно затеребила свои четки и начала делать женщине глазами какие-то загадочные знаки. А, может, они у нее просто задергались.
– Так почем нынче старцы? – не унималась дама в расписном платке.
– Благодатный старец работает бесплатно, – зашелестела старушка. – Нельзя служить Богу и мамоне! Но можно пожертвовать на облачение, на трапезу, на сирых и убогих…
– Ну, все понятно, – изрекла дама. И вдруг подхватила старушку под локти и, как пушинку, вынесла из трапезной на улицу.
Уж не знаю, о чем они там беседовали, но в окно я видела, как престарелый рекламный агент благодатного старца улепетывала из монастыря со всех ног. А женщина вернулась и, как ни в чем не бывало, встала в очередь. Только желваками слегка поигрывала.
Как вы понимаете, я это так оставить не могла – уж очень любопытство разбирало. И, взяв свою еду, подсела к грозной даме за ее столик.
– Простите, а что это было? За что вы ее так? – спросила я максимально приветливо.
Чтобы меня тоже ненароком не вынесли.
Так я познакомилась с Ольгой.
Что ни слово – то ясновидение
С мужем Ольга развелась около пятнадцати лет назад. Их дочке тогда было всего несколько месяцев. Мужчина ушел к другой и судьбой ребенка больше не интересовался.
Поплакала она, пострадала. Но жить как-то было нужно, дитя растить. Взяла себя в руки, подрабатывать на дому начала. И через пару лет у Ольги было уже свое маленькое дело. Доход не миллионный, но для того, чтобы не голодать, мягко говоря, хватало. Да и ребенок пошел в ясли. Стало легче.
Примерно в это время Ольга начала воцерковляться. Со всеми вытекающими последствиями горячего неофитства. Четки в метр, юбка в пол, пост до потери сознания, акафисты заунывным голосом, шаг вправо, шаг влево – грех. И ни вздоха без благословения. Духовная жизнь на грани смерти.
Узнала Ольга, что где-то в благодатных краях живут настоящие угодники Божии, которые тебя насквозь видят, как на рентгене
А еще наслушалась она всяких рассказов о старцах. Больше – женских. С восторгом узнала, что где-то в благодатных краях живут-поживают настоящие угодники Божии, которые тебя насквозь видят, как на рентгене. И что ни слово у них – то ясновидение. Ну а если молиться начнут, то горы – бегом в моря.
И решила Ольга, что они ей прямо позарез нужны. Время в экономическом плане на дворе стояло непростое, кризисное. Ее небольшой бизнес оказался под угрозой. А других источников дохода не было. Вот и хотела она уточнить у прозорливого старца, что ей делать.
Не то чтобы за мамоной гналась, Боже упаси! Про игольные уши как новоиспеченная христианка знала и боялась в Царствие Небесное не попасть. Но волю Господню стремилась узнать. Продолжать в этом направлении или завязать и чем-то другим заняться.
А еще сама себе признаться боялась, но вновь замуж ей хотелось. И чтобы теперь все было по-нашему, по-православному. Верующий муж, в идеале – с бородой. И чтобы стали они сразу в плоть едину, спаслись чадородием и построили на зависть всем домашнюю церковь, каких мало. И не церковь, а целый собор.
– Да кто ж тебя возьмет с приплодом-то, – говорила ей, сочувственно вздыхая, баба Маня, их храмовая свечница.
А вот старец помолится – и возьмут как миленькие! Приходской же их батюшка отец Борис хоть и был в почтенном возрасте, но какой-то не старец совсем. Ни тебе прозорливости, ни дара исцеления… Ни глагола огненного… Скажет пару банальных слов – и все. Ни хоть какого-нибудь маленького чуда по его молитве. Да и молитва – одно название. Ни духовной энергетики, ни православных флюидов. Сплошная теплохладность.
«За старцем надо бегать…»
И решила Ольга пуститься на поиски этих невиданных чудотворцев. И тут, как по заказу, появилась в их храме старушка – божий одуванчик. И давай про сильного и благодатного старца вещать. Не старец, а загляденье. Со всеми возможными духовными дарами.
По ее словам, сильный старец обитал в неприметном храме на окраине одного из городов Золотого кольца, куда Ольга, недолго думая, свои неофитские лыжи и навострила. Но говорила бабуля, что попасть к нему удавалось далеко не всем, а уж стать чадом – вообще удел избранных. Причем чад он назначал себе сам. Из особо просветленных. А что не так – прощался с ними без сожаления. Бездуховности не терпел. Но Ольга твердо решила добиться вожделенной аудиенции. И дочку с собой прихватила.
Священник этот и впрямь оказался старцем: борода окладистая да шелковистая, поступь степенная, голос раскатистый. А как глянет – хоть сквозь землю проваливайся. Да и там тебя насквозь увидит.
Поначалу встретил он Ольгу неласково. Особенно когда дочка ее начала по храму бегать, православные порядки нарушать. Благословил на степенном своем бегу, хмуро на девочку глянул, сказал что-то сквозь зубы и дальше полетел по своим старческим делам, только облачение на ветру развевалось.
Старец Ольгиным бизнесом очень заинтересовался. Оживился прямо, как услышал
– Старушка говорила, что он так веру пришедших испытывает, – вспоминала Ольга. – Вроде как Иисус хананеянку, которую Он псом назвал. Но она смирилась, и Христос ее всем в пример привел. Надо за благодатным старцем дальше изо всех сил бежать, тогда он, даст Бог, смилостивится.
Бежала за ним Ольга и кричала:
– Батюшка, батюшка, я к вам из Москвы.
Тут уж старец сжалился. Человек же из самой первопрестольной ехал. Не ближний свет. Расспрашивать ее начал – кто, откуда и чем занимается. Бизнесом заинтересовался. Оживился прямо, как услышал. Ольгиными экономическими переживаниями проникся. Но кризисного пессимизма ее разделять не стал. Крепок был в вере, на то он и старец.
«Чуешь, чадо, о чем толкую?»
– Или не слышала, раба Божия, что сказано: «Не оскудеет рука дающего!»? – пристально глянул он Ольге в глаза. – Милостыню святую надо творить! Тогда и проблем в бизнесе не будет!
– Так я жертвую, – попыталась она оправдаться. – И больным, и нуждающимся на приходе. Бабушке-соседке помогаю.
– Значит, мало помогаешь, раз дело рушится.
– По мере сил… Одна ж я с дочкой.
– Знаем мы эту вашу меру… Забыли апостола? «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет». А еще сказано в Писании: «Господь – Отец сирот». И всяких болящих. Он их и без тебя не оставит. И бабку-соседку. А ты жертвуй Богу!
И начал ей старец теперь уже Божии проблемы выкладывать. Что облачение поизносилось, паникадило в храме поржавело, автомобиль приходской медленнее пешеходов ездит.
– Чуешь, чадо, о чем я толкую? Волю Божию прозреваешь?
А Ольга как услышала, что угодник Божий ее чадом назвал, так в голове помутнело от радости. Помнила же, что это чудо чудное – в чада к нему попасть.
– Ну, так вот тебе список наших храмовых нужд, и ни о чем не думай. Токмо о спасении души! «Какая польза человеку, если приобретет весь мир, а душе своей повредит»… И глаза пошире открой: «Взгляни на птиц небесных. Они ни сеют, ни жнут, а Сам Отец Небесный их питает».
Из слов старца следовало, что как только она паникадило новое ему купит, то все проблемы ее в одночасье решатся
Ну и много еще цитат Ольге привел, из которых следовало, что как только она паникадило новое ему купит да автомобиль, то все проблемы ее в одночасье решатся, а бизнес начнет цвести и пахнуть.
Попыталась она последними остатками здравого смысла сквозь чарующую пелену прорваться и объяснить святому старцу, что у нее и денег таких на руках нет, только если из оборота умирающего бизнеса изымать. А это чревато.
– Все-то вы о мамоне да о мамоне. А о душе кто подумает! – загремел старец. – Господь сказал: «Не бойтесь!». Бог благословит, чадо!
И так уверенно ее перекрестил, прямо жестко, что растаяли последние сомнения! «Чадо»… Вот свезло так свезло…
И поехала она домой, а старец отправился в свой молитвенный затвор. Он сам так сказал.
«Потому и нет тебе награды от Господа!»
Вернулась Ольга с дочкой в столицу благословение исполнять. Терзали ее, конечно, смутные сомнения. Такую сумму сразу взять и потратить. А как дальше-то? Что с делом будет? Но повторяла, как мантру: «Кто сеет щедро, щедро и пожнет… Чуешь, чадо?».
А как тут не чуять! Старец время от времени из молитвенного затвора выходил и по мобильнику ей звонил:
– Ну что, чадо, волю Божию о себе выполняешь? Эх вы, маловеры!
Собрала Ольга всю свою веру в кулак, помолилась, зажмурилась внутренне от страха, сняла все остатки со счетов и купила паникадило с облачениями. И отвезла угоднику Божиему. И еще денежек на сирых разных. На машину не хватило. За что ей старец попенял, но потом великодушно простил. Забрал гостинцы и опять удалился в молитвенный затвор, пообещав Ольге от Господа всяческие блага и свои святые воздыхания.
Но благ не последовало. И без того шаткий бизнес вскоре рухнул, а потом пришла беда – заболела дочь. Не то чтобы смертельно, но если ждать бесплатной помощи и лекарств, можно необратимых последствий дождаться. А если определенную сумму собрать, то вылечится ее девочка. Но где ж теперь взять деньги эти?
Пыталась Ольга по телефону святому старцу в молитвенный затвор позвонить, все это рассказать. Но ему как-то все недосуг было слушать. Тогда она прямо в тот храм поехала.
– Батюшка! Помогите! Деньги нужны! Вы ж говорили, что проблем не будет! Я вам все, что было, отдала!
– «Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах… Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая!». А ты похваляешься тут передо мной. Меня винишь в своей коммерческой бездарности! Потому и нет тебе награды от Господа! – отругал ее старец. – Вам бы все деньги да деньги просить. Душа! Вот что главное! А мамона – это грех сплошной! Грешишь, вот дочь и болеет!
И попросил больше земными да материальными проблемами его в затворе не беспокоить. А то как помолится о ней, так мало не покажется! И трубку отныне не брал. Душу спасал в священном безмолвии.
«Невеста должна быть проверенной девственницей»
Слава Господу, не оставили Ольгу друзья. Денег небогоугодных ей заняли. И много. А кто-то и так дал. Удалось спасти девочку. Но долги-то раздавать надо. А как? Ни бизнеса, ни работы, ни старческих молитв. Ни мужа богатого.
Забыла я сказать, что о вожделенном суженом она тоже благодатному старцу как-то намекнула. Тот к ее желанию, как ни странно, отнесся положительно. И ничтоже сумняшеся (старец же все-таки) указал на одно свое бородатое чадо:
– Вот супруг твой, дщерь! Бог благословит!
Старец заботливо сколотил вокруг себя общинку из верных и послушных чадушек
Стоит сказать, что старец заботливо сколотил вокруг себя общинку из верных и послушных чадушек.
На беглый взгляд жених показался что надо. Православнее некуда. Все, как заказывали. Но когда она попыталась с ним заговорить, он выдал что-то такое неудобоваримое на смеси церковнославянского с нижегородским, означающее, видимо, приветствие, что Ольга даже растерялась. В общем, первое впечатление оказалось обманчивым.
Второе – еще хуже. При дальнейшем знакомстве бородатый нареченный начал глубокомысленно рассуждать о том, что, дескать, настоящая православная невеста должна быть проверенной девственницей. Как и кем проверенной, Ольга до сих пор задается резонным вопросом. Но раз батюшка благословил – деваться некуда. Возьмет он ее и с ребенком – за послушание, которое превыше поста и молитвы.
Поборов в себе не совсем православные эмоции, Ольга поблагодарила и жениха, и старца за оказанное доверие и отказалась.
– Не чуешь воли Божией! – обиделся старец.
А жених выдал нечто такое на своем околоцерковнославянском, что и повторять совестно.
Мешок денег по молитвам батюшки все никак не являлся
Но это было ранее. А теперь, как я сказала, Ольга сидела на полных бобах, и это было совсем не смешно.
Стояла она как-то в своем московском храме. Плакала о своей беде. А тут – батюшка. Отец Борис. Тот, который не старец совсем. Кстати, на этом приходе Ольга давненько уже не бывала. С тех пор как к чудотворцу подалась. Зачем ей этот банальный попик, если был у нее целый старец? Но не сложилось, как я уже сказала.
В общем, подошел к Ольге этот ничем не примечательный священник. Расспрашивать начал, в чем дело, какое у нее горе. А она возьми да и расскажи все. И про старца, и про деньги, и про болезнь дочери. Даже про жениха с проверенными девственницами.
Тот только охал да руками по-стариковски всплескивал. Никаких нравоучений, обличений и озарений. Что с него взять? Не старец же. Недоступны ему высокие материи. Жалел вот только по-отечески, по голове гладил, как маленькую. Даже прослезился от чувств. Ну а толку-то? Ольга даже расстроилась, что не сдержалась, душу открыла. По-хорошему, надо было нового старца найти. Теперь уже взаправдашнего.
Пока Ольга расстраивалась, отец Борис достал кошелек, вынул все деньги, какие были, и ей протянул
А пока она расстраивалась, отец Борис кошелек достал, вынул все деньги, какие были, и Ольге протянул. Потом кружку храмовую выпотрошил и тоже все содержимое вручил. Был бы старцем, помолился бы, и нужная сумма откуда-нибудь из небытия сама собой материализовалась бы. Но «богатыри – не мы». Хоть так. Банальными земными методами.
Потом с прихожанами своими поговорил. Тоже кто чем мог – помог. Так Ольга половину долга и отдала. Но вторая осталась – немалая.
– Отец Борис, что делать-то? – вопрошала она батюшку.
Ольга к нему с той поры прикипела очень. Но разве мог он знать! Не прозорливец же.
– А мы с тобой, Оленька, помолимся. И Господь помощь пошлет. Может, работу какую…
Работу… Тоже мне чудо. С хорошей работой каждый дурак долги раздаст. А вот как бы… Раз – и в дамки…
Но, увы, не обладал отец Борис даром чудотворения. Хотя молился об Ольге с дочкой исправно. И не один, а соборно – с прихожанами своими. Но, видимо, со скепсисом взирал Господь на его молитвы. Мешок денег не являлся.
Тут и начинаются настоящие чудеса
Зато однажды явился к Ольге один прихожанин отца Бориса. Прямо домой. Предварительно по телефону позвонив, конечно же.
– Тут и начинаются настоящие чудеса, – заинтриговала меня Ольга.
Отец Борис так и сказал: «У нас с тобой». Как будто Ольгина беда его личной стала
Звали этого человека Георгий. У них с женой был свой цветочный бизнес. Отец Борис рассказал им об Олиной беде. Как, в принципе, и многим. И цветочники решили ей помочь: взять на работу флористом, предварительно и бесплатно обучив своему искусству. А она с детства любила цветочное дело. Да ее родители к наклонностям дочери несерьезно отнеслись. На институте настояли. Ну а потом семья, ребенок, развод, выживание…Не до мечт, в общем, было. А вот поди ж ты – привет из юности!
Только сомневалась она. Букетиками на жизнь, конечно, можно заработать. Но долги, опять же. К отцу Борису за советом пошла. За неимением старца прозорливого.
– Ты, девонька, подожди сомневаться. Давай помолимся, а Господь как-нибудь управит. Все равно других вариантов у нас с тобой пока нет.
Так и сказал: «У нас с тобой». Как будто Ольгина беда его личной стала. Да и других вариантов и правда не было.
Прошла Ольга обучение. Ей нравилось. И получалось неплохо – живенько, свежо, творчески и с душой. Даже работодатели ее удивлялись:
– Вот это букет! Прямо икебана, а не букет!
«Есть нужда – говори Богу прямо!»
Дальше – больше. Вышла она, наконец, на работу в цветочный салон. Покупателей – поток, букеты собираются, старается Ольга.
Один мужчина, солидный такой, так Ольгиным творением проникся, что, помимо немаленькой цены за букет, еще и щедрые чаевые ей оставил. И еще несколько человек в тот день.
Побежала Ольга вечером к отцу Борису, радостью делиться.
– Ты чего скачешь, как коза? – спросила ее все та же баба Маня, которая про приплод вещала и невозможное по сей причине замужество.
– Да вот, помолились с батюшкой, и Господь денег послал.
– Скажешь тоже! Будет наш батюшка о деньгах молиться. Бога о спасении души надо просить!
Ведь и правда… Старец тот, кстати, тоже говорил, что о деньгах Господа молить – грех большой, сугубый, стяжательство и мамона, как она есть. Сам, правда, Ольгины финансовые подношения брал, не брезговал. Но то – другое… Может, правда – грех? Эх, страсти, наши страсти…
А отец Борис как раз бесшумно подошел и разговор их случайно услышал.
Что интересно: как Ольга долги отдала, так чаевые все меньше стали давать, а потом и вовсе перестали
– Вы думаете, Господь нужд наших не ведает? – вздохнул он. – Что лукавить-то перед Ним, обманывать? Если сейчас деньги нужны – просите у Него денег. А Он Там разберется. О душе, конечно, не надо забывать. Но и «извиваться» на молитве не стоит – как бы так сказать, что вроде о деньгах, но о душе. Есть нужда – говори прямо. Отец же Он, аль не пожалеет чад своих? А ты, Оленька, дальше молись да работай. Не оставит Боженька нас.
«Нас»… И вообще отец Борис вовек таких длинных речей не говорил. Удивительно даже.
Ольга молилась и работала. И так ее букеты покупателям полюбились, что каждый день кто-нибудь да чаевые ей оставлял. И не один раз. Начальство ее ценило, премии хорошие платило. Так за год с небольшим она со всеми долгами и рассчиталась.
А как долги отдала, так чаевые все меньше стали давать. А потом вообще перестали. Ольга сначала расстроилась. Отцу Борису жаловалась:
– Что это Бог меня оставил?
– Что ты, что ты. – испуганно махал батюшка руками. – И думать так не смей. Он тебе так помог! Через людей помог! Ты что, голодаешь сейчас?
«Каюсь в кровожадности, но пока никак…»
Ольга не голодала. Ее даже в должности потом повысили. Директором нового магазина сделали, который ее работодатели открыли. Так что жизнь наладилась.
И так наладилась, что мало ей не показалось! Замуж за нового поставщика цветов вышла. Мужчина приличный, приятный. Верующий даже, только без бороды. Не смутил его ни приплод, ни что не девственница она, кем-то проверенная. Может, отец Борис помолился? Хотя не старец же… Но вдруг?
Отец Борис же в храме у себя их и венчал – на радость приходу и к сугубому удивлению бабы Мани. А потом их сына крестил, Бореньку. Так они его в честь батюшки назвали.
Сейчас этот батюшка старенький уже совсем. Видит плохо, ножки болят. Но так же за всех молится, помогает, чем может. И беды других своими считает. А когда кто-то по старцам податься хочет, говорит:
– Я запретить не могу. Бог человека свободным создал, как же я свободу нарушу. Но если честно – не советую. А давайте мы лучше помолимся, и Господь управит. Он же нужны наши видит. А старцы… Бог даст, встретите. Только разум не теряйте. Люди ж разные.
Вот такую историю в том монастыре за нашей трапезой рассказала мне Ольга. О сильном старце из затвора, простом батюшке отце Борисе, чуде с цветами и своей новой жизни.
Батюшки святы
Батюшки святы или Две подлинные истории из жизни
Издавна проживали в украинских селах вместе люди разных национальностей и конфессий.
И жили они, в целом, довольно дружно, особенно в послевоенное время, помогали друг другу, делили и беду, и радость, и общие невзгоды.
Не был исключением и поселок Ялтушков.
Расположился Ялтушков на речке Лядoва. Места живописные. Богатая красками природа.
Первое упоминание об этом селе, ставшем в течение веков свидетелем смены разных правителей и сохранявшем следы их влияний, относится к приблизительно 1431 году. Называлось оно сначала Олтусков, потом Елтушков, а после Ялтушков. Были эти земли сначала во владении у русичей, позже перешли под властью Польши к литовским феодалам.
В 1450 напали на село волохи, а в 1469 году было оно разорено татарами. В середине XVI века красавица-королева Бона Сфорца, урожденная неаполитанская принцесса Бона Сфорца д’Арагона, вторая жена польского короля Сигизмунда Первого или, как его еще называли, Старого, получив от мужа в подарок это село среди множества других земель, взялась за его восстановлениe. Были в Ялтушкове православная церковь, католический костел и народное училище. Здесь работали два кирпичных и два сахарных завода, а также было открыто много лавок и базаров. Здесь же выстроил себе одну из своих многочисленных усадеб знаменитый польский граф Потоцкий.
Вам может показаться, что эти истории никак не связаны между собой. Не торопитесь с выводами!
При советской власти посещение культовых религиозных заведений было практически запрещено. Но, не взирая на запрет, в селах, где было множество пожилых людей, оставшихся без кормильцев семей, одиноких вдов, люди продолжали веровать и соблюдать свои традиции и обряды.
Никто точно не знал, почему отец Бурковский получил назначение возглавить приход именно в Ялтушкове. Поговаривали лишь, что причиной тому могла быть его принципиальность. Ему, одному из лучших выпускников духовной семинарии, прочили прекрасную карьеру в Киеве, вершиной которой мог стать очень высокий церковный сан. Но то ли молодой священник впал в немилость у высшего духовного начальства, отстаивая свою позицию в каком-то конфликте, то ли был заподозрен в антисоветской деятельности, а в ответ на предложенную индульгенцию отказался сотрудничать с известными органами советской власти, только был он вместо Киева направлен в Винницкую область.
Батюшка Борис Бурковский воспринял такой поворот судьбы с истинно христианской покорностью. Спокойно собрал вещи и, вместе с женой, переехав в Ялтушков, принял приход, в который входили и несколько близлежащих сел.
Супругу свою отец Бурковский очень любил. Еще будучи молодым семинаристом, влюбился он в одну девушку и твердо решил, что только она станет его женой. Девушка оказалась еврейкой, что, понятное дело, было обстоятельством, препятствующим браку. Любовь оказалась сильнее всех преград. Девушка приняла христианство и после свадьбы стала зваться матушкой. У них родился сын Валентин. Это была красивая и дружная семья.
Дом, где располагась аптека, был разделен на две половины: в одной была собственно аптека, куда сельчане прибегали не только за лекарствами, но и побеседовать, пообщаться, а в другой жила семья заведующей этой аптеки.
Раечка не знала, как ей обращаться к священнику. Все кругом называли его „поп“. И однажды она, не долго думая, сказала ему:
— Раечка, называй меня дядя Боря. Так тебе будет проще и мне приятней!
Как-то раз вечером отец Бурковский пришел в гости. Рая сидела за столом под акацией и делала уроки. Священник, поздоровавшись, присел к столу. Рая набралась смелости и спросила:
— Дядя Боря, а почему Вы девочкам не разрешаете Вас за пуговицу подержать? Они говорят, что от этого будет счастье!
Священник улыбнулся и объяснил:
— Вот оно что! А я ведь его знал! Мы вместе в духовной семинарии учились. Это он уж потом поэтом стал, а поначалу священником собирался быть. Учился, правда, неважно. А теперь, надо же, бедных детей его стихами мучают! – покачал головой Бурковский.
На следующий день в школе на уроке литературы Раечка сообщила учителю то, что услышала от священника Бурковского. Больше ее читать стихи не вызывали.
Однажды, беседуя со священником, Раечка неожиданно спросила:
— Дядя Боря, а Б-г есть?
Она была уверена, что он ей сейчас будет, как всегда, что-то объяснять и рассказывать.
На секунду замешкавшись с ответом, священник внимательно взглянул на девочку. Вдруг в глазах его блеснули озорные огоньки, и он сказал:
Оба весело рассмеялись.
Сын Бурковского Валя уехал учиться в Киев, потом женился на девушке из соседнего села и уехал с ней туда жить. Спустя несколько лет заболела и скончалась супруга отца Бурковского. Он очень тяжело переживал утрату любимой жены и вскоре заболел сам. У него начался тяжелый диабет, его положили в больницу, где ампутировали ноги. Отец Бурковский остался один. Работать он уже больше не мог, здоровье ухудшалось с каждым днем. Ухаживала за ним одна женщина, помогала вести хозяйство. Вскоре, однако, он умер.
Вернувшись с похорон, Раечкин папа процитировал пословицу:
До сих пор Раечка, теперь уже взрослая женщина, с большой теплотой вспоминает и его, и его добрую супругу, и долгие беседы под душистой акацией.
„…Не знаю, кто он такой. Но шофером у него сам Папа Римский“.
(из анекдота)
С ранних лет мама брала Раечку с собой, когда ездила по делам то в Винницу, то в Бар, то в гости к родной сестре в Снитков. Раечка эти поездки очень любила. Ей всегда было интересно посмотреть другие города, познакомиться с новыми людьми. Из этих маленьких путешествией они с мамой всегда привозили подарки и гостинцы для своей семьи, родных и знакомых.
Вдруг возле костела столпились люди, раздались взволнованные крики. Оказалось, что какому- то прохожему стало плохо, и он упал прямо у ворот католического храма. Из костела выбежали несколько женщин, очень похожих на тех, что Раечка увидела раньше. Все они были одеты в черные платья и остроконечные шляпы. Женщины засуетились вокруг прохожего. Они поили его водой, приводили в чувство, а когда он пришел в себя, отвели в здание костела.
Так Раечка узнала про костел, про монахинь и про ксендза. Потом, много раз бывая в Баре с мамой, она часто его встречала, и они всегда здоровались друг с другом.
Как-то раз мама сказала, что хочет поехать в Озаринцы, посетить могилу брата, а заодно и родственников в Лучинце и Сниткове. Папа, Раечка и Раечкин брат Наум решили поехать вместе с ней. Первая их остановка была в Вендичанах, куда они доехали автобусом. Там муж папиной сестры предложил им воспользоваться колхозной машиной. Она ехала тем же маршрутом, который они себе наметили.
Побывав в Озаринцах, отправились в Лучинец. Там, пока мама с папой и Раечка с братом, повидавшись, прощались с родственниками и знакомыми, водитель колхозного грузовика зашел в местный буфет, пообедал, не отказав себе в удовольствии выпить водки, и вернулся к своей машине. Как ни в чем не бывало сидел он в кабине грузовика. Никто ничего не заметил. Сначала.
И тут случилось первое чудо: машину удалось остановить.
И тут случилось второе чудо!
Где-то вдалеке показалась маленькая точка, послышался шум мотора, и вскоре они увидели такси. Такси было непростое: это была машина ксендза. Того самого, которого Раечка видела в Баре. Как и многие священнослужители, он вел службы и встречался с прихожанами нескольких костелов, действовавших в округе. По счастливой случайности ксендз направлялся на мессу в Снитков, где также был красивый католический костел.
Такси остановилось. Ксендз и его водитель вышли из машины :
— Хиня Борисовна, Исаак Наумович, что случилось? Как вы здесь оказались и что вы тут делаете?
Пока путешественники рассказывали ксендзу о поездке, его водитель, отставной военный, которого за глаза звали „Усики“, поскольку он носил изящные черные усы и очень тщательно за ними ухаживал, попытался разбудить своего горе-коллегу. Но как он ни старался, ему это не удалось.
— А как же наш водитель? Мы же не можем человека в поле просто так бросить,- засомневалась мама Раечки.
Мама села на переднее сиденье, которое ей любезно уступил ксендз. А сам он вместе с папой Раечки и детьми разместился на заднем сидении автомобиля. Наума папа посадил к себе на колени, а Раечка уютно устроилась между папой и ксендзом.
Через пару часов такси приехало в Снитков.
На том и расстались.
Вечером Раечкина мама позвонила с местной почты в Вендичаны, чтобы справиться о судьбе уснувшего в поле водителя грузовика. Оказалось, что он, пробудившись, слегка удивился исчезновению своих пассажиров, однако, как ни в чем не бывало, поехал дальше.
Не раз еще „Усики“, с любезного разрешения ксендза, возил их из Бара в Снитков или из Сниткова в Бар. Хиня Борисовна и Исаак Наумович тоже в долгу не оставались и всегда старались отблагодарить священника и его водителя.
Многим ли в жизни встречались такие жизнелюбивые и добрые священники, воистину полные приятия и симпатии к окружающим, готовые помогать, независимо от вероисповедания и статуса, творящие добро по велению души и оставляющие о себе светлую память?