ию кант пояснения критика чистого разума
Иммануил Кант КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА. I ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ О НАЧАЛАХ
Перевод Н.Лосского
сверен и отредактирован Ц.Арзаканяном и М.Иткиным
Примечания Ц.Арзаканяна
М.: Мысль, 1994
http://psylib.ukrweb.net/books/kanti02/index.htm
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О НАЧАЛАХ
Часть Первая
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА
Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непосредственно относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление. Созерцание имеет место, только если нам дается предмет; а это в свою очередь возможно, по крайней мере для нас, людей, лишь благодаря тому, что предмет некоторым образом воздействует на нашу душу (das Gemüt afficiere). Эта способность (восприимчивость) получать представления тем способом, каким предметы воздействуют на нас, называется чувственностью. Следовательно, посредством чувственности предметы нам даются, и только она доставляет нам созерцания; мыслятся же предметы рассудком, и из рассудка возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конце концов прямо (directe) или косвенно (indirecte) через те или иные признаки иметь отношение к созерцаниям, стало быть, у нас – к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным способом.
Действие предмета на способность представления, поскольку мы подвергаемся воздействию его (afficiert werden), есть ощущение. Те созерцания, которые относятся к предмету посредством ощущения, называются эмпирическими. Неопределенный предмет эмпирического созерцания называется явлением.
То в явлении, что соответствует ощущениям, я называю его материей, а то, благодаря чему многообразное в явлении (das Mannigfaltige der Erscheinung) может быть упорядочено определенным образом, я называю формой явления. Так как то, единственно в чем ощущения могут быть упорядочены и приведены в известную форму, само в свою очередь не может быть ощущением, то, хотя материя всех явлений дана нам только а posteriori, форма их целиком должна для них находиться готовой в нашей душе а priori и потому может рассматриваться отдельно от всякого ощущения.
Я называю чистыми (в трансцендентальном смысле) все представления, в которых нет ничего, что принадлежит к ощущению. Сообразно этому чистая форма чувственных созерцаний вообще, форма, в которой созерцается при определенных отношениях все многообразное [содержание] явлений, будет находиться в душе а priori. Сама эта чистая форма чувственности также будет называтьсячистым созерцанием. Так, когда я отделяю от представления о теле все, что рассудок мыслит о нем, как-то: субстанцию, силу, делимость и т.п., а также все, что принадлежит в нем к ощущению, как-то: непроницаемость, твердость, цвет и т.п., то у меня остается от этого эмпирического созерцания еще нечто, а именно протяжение и образ. Все это принадлежит к чистому созерцанию, которое находится в душе а priori также и без действительного предмета чувств или ощущения, как чистая форма чувственности.
Науку о всех априорных принципах чувственности я называю трансцендентальной эстетикой.* Следовательно, должна существовать наука, составляющая первую часть трансцендентального учения о началах, в противоположность науке, содержащей принципы чистого мышления и называемой трансцендентальной логикой.
Итак, в трансцендентальной эстетике мы прежде всего изолируем чувственность, отвлекая все, что мыслит при этом рассудок посредством своих понятий, так чтобы не осталось ничего, кроме эмпирического созерцания. Затем мы отделим еще от этого созерцания все, что принадлежит к ощущению, так чтобы осталось только чистое созерцание и одна лишь форма явлений, единственное, что может быть нам дано чувственностью а priori. При этом исследовании обнаружится, что существуют две чистые формы чувственного созерцания как принципы априорного знания, а именно пространство и время, рассмотрением которых мы теперь и займемся.
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЭСТЕТИКИ
Глава Первая
О ПРОСТРАНСТВЕ
§2. Метафизическое истолкование этого понятия
Посредством внешнего чувства (свойства нашей души) мы представляем себе предметы как находящиеся вне нас, и притом всегда в пространстве. В нем определены или определимы их внешний вид, величина и отношение друг к другу. Внутреннее чувство, посредством которого душа созерцает самое себя или свое внутреннее состояние, не дает, правда, созерцания самой души как объекта, однако это есть определенная форма, при которой единственно возможно созерцание ее внутреннего состояния, так что все, что принадлежит к внутренним определениям, представляется во временных отношениях. Вне нас мы не можем созерцать время, точно так же как не можем созерцать пространство внутри нас. Что же такое пространство и время? Есть ли они действительные сущности, или они суть лишь определения или отношения вещей, однако такие, которые сами по себе были бы присущи вещам, если бы даже вещи и не созерцались? Или же они суть определения или отношения, присущие одной только форме созерцания и, стало быть, субъективной природе нашей души, без которой эти предикаты не могли бы приписываться ни одной вещи? Чтобы решить эти вопросы, истолкуем сначала понятие пространства. Под истолкованием же (expositio) я разумею отчетливое (хотя и не подробное) представление о том, что принадлежит к понятию; я называю истолкование метафизическим, если оно содержит то, благодаря чему понятие показывается как данное а priori.
Пространство не есть эмпирическое понятие, выводимое из внешнего опыта. В самом деле, представление о пространстве должно уже заранее быть дано для того, чтобы те или иные ощущения были относимы к чему-то вне меня (т.е. к чему-то в другом месте пространства, а не в том, где я нахожусь), а также для того, чтобы я мог представлять себе их как находящиеся вне и подле друг друга, стало быть, не только как различные, но и как находящиеся в различных местах. Представление о пространстве не может быть поэтому заимствовано из отношений внешних явлений посредством опыта: сам этот внешний опыт становится возможным прежде всего благодаря представлению о пространстве.
Пространство есть необходимое априорное представление, лежащее в основе всех внешних созерцаний. Никогда нельзя себе представить отсутствие пространства, хотя нетрудно представить себе отсутствие предметов в нем. Поэтому, пространство следует рассматривать как условие возможности явлений, а не как зависящее от них определение; оно есть априорное представление, необходимым образом лежащее в основе внешних явлений.
Пространство есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие об отношениях вещей вообще, а чистое созерцание. В самом деле, представить себе можно только одно-единственное пространство, и если говорят о многих пространствах, то под ними разумеют лишь части одного и того же единственного пространства. К тому же эти части не могут предшествовать единому, всеохватывающему пространству словно его составные части (из которых можно было бы его сложить): их можно мыслить только находящимися в нем. Пространство в существе своем едино; многообразное в нем, а стало быть, и общее понятие о пространствах вообще основываются исключительно на ограничениях. Отсюда следует, что в основе всех понятий о пространстве лежит априорное (не эмпирическое) созерцание. Точно так же все геометрические основоположения, например что в треугольнике сумма двух сторон больше третьей стороны, всегда выводятся из созерцания, и притом а priori, с аподиктической достоверностью, а вовсе не из общих понятий о линии и треугольнике.
§3. Трансцендентальное истолкование понятия о пространстве
Под трансцендентальным истолкованием я разумею объяснение понятия как принципа, из которого можно усмотреть возможность других априорных синтетических знаний. Для этой цели требуется: 1) чтобы такие знания действительно вытекали из данного понятия; 2) чтобы эти знания были возможны только при допущении некоторого данного способа объяснения этого понятия.
Геометрия есть наука, определяющая свойства пространства синтетически и тем не менее а priori. Каким же должно быть представление о пространстве, чтобы такое знание о нем было возможно? Оно должно быть первоначально созерцанием, так как из одного только понятия нельзя вывести положения, выходящие за его пределы, между тем мы встречаем это в геометрии (Введение, V). Но это созерцание должно находиться в нас а priori, т.е. до всякого восприятия предмета, следовательно, оно должно быть чистым, не эмпирическим созерцанием. В самом деле, все геометрические положения имеют аподиктический характер, т.е. связаны с сознанием их необходимости, например положение, что пространство имеет только три измерения; но такие положения не могут быть эмпирическими, или суждениями, исходящими из опыта, а также не могут быть выведены из подобных суждений (Введение, II).
Каким же образом может быть присуще нашей душе внешнее созерцание, которое предшествует самим объектам и в котором понятие их может быть определено а priori? Очевидно, это возможно лишь в том случае, если оно находится только в субъекте как формальное его свойство подвергаться воздействию объектов и таким образом получать непосредственное представление о них, т.е. созерцание, следовательно, лишь как форма внешнего чувства вообще.
Итак, лишь наше объяснение делает понятной возможность геометрии как априорного синтетического знания. Всякий другой способ объяснения, не дающий этого, хотя бы он внешне и был несколько сходен с нашим, можно точнее всего отличить от нашего по этому признаку.
Выводы из вышеизложенных понятий
Пространство вовсе не представляет свойства каких-либо вещей самих по себе, а также не представляет оно их в их отношении друг к другу, иными словами, оно не есть определение, которое принадлежало бы самим предметам и оставалось бы даже в том случае, если отвлечься от всех субъективных условий созерцания. В самом деле, ни абсолютные, ни относительные определения нельзя созерцать раньше существования вещей, которым они присущи, т.е. нельзя созерцать их а priori.
Пространство есть не что иное, как только форма всех явлений внешних чувств, т.е. субъективное условие чувственности, при котором единственно и возможны для нас внешние созерцания. Так как восприимчивость субъекта, способность его подвергаться воздействию предметов необходимо предшествует всякому созерцанию этих объектов, то отсюда понятно, каким образом форма всех явлений может быть дана в душе раньше всех действительных восприятий, следовательно, а priori; понятно и то, каким образом она, как чистое созерцание, в котором должны быть определены все предметы, может до всякого опыта содержать принципы их отношений друг к другу.
Стало быть, только с точки зрения человека можем мы говорить о пространстве, о протяженности и т.п. Если отвлечься от субъективного условия, единственно при котором мы можем получить внешнее созерцание, а именно поскольку мы способны подвергаться воздействию предметов, то представление о пространстве не означает ровно ничего. Этот предикат можно приписывать вещам лишь в том случае, если они нам являются, т.е. если они предметы чувственности. Постоянная форма этой восприимчивости, называемая нами чувственностью, есть необходимое условие всех отношений, в которых предметы созерцаются как находящиеся вне нас; эта форма, если отвлечься от этих предметов, есть чистое созерцание, называемое пространством. Так как частные условия чувственности мы можем сделать лишь условием возможности явлений вещей, но не условием возможности самих вещей, то имеем полное право сказать, что пространство охватывает все вещи, которые являются нам внешне, но мы не можем утверждать, что оно охватывает все вещи сами по себе независимо от того, созерцаются ли они или нет, а также независимо от того, каким субъектом они созерцаются. В самом деле, мы не можем судить о созерцаниях других мыслящих существ, подчинены ли эти существа тем самым условиям, которые ограничивают наше созерцание и общезначимы для нас. Если мы присоединим ограничение суждения к понятию субъекта, то наше суждение станет безусловно значимым. Суждение: все вещи находятся друг подле друга в пространстве имеет силу, когда эти вещи берутся ограниченно, как предметы нашего чувственного созерцания. Если я присоединю это условие к понятию и скажу: все вещи как внешние явления находятся друг подле друга в пространстве, то это правило получит общую значимость без всякого ограничения. Итак, наши истолкования показывают нам реальность (т.е. объективную значимость) пространства в отношении всего, что может встретиться нам вне нас как предмет, но в то же время показывают идеальность пространства в отношении вещей, если они рассматриваются разумом сами по себе, т.е. безотносительно к свойствам нашей чувственности. Следовательно, мы сохраняем эмпирическую реальность пространства (в отношении всякого возможного внешнего опыта), хотя признаем трансцендентальную идеальность его, т.е. что пространство есть ничто, как только мы отбрасываем условия возможности всякого опыта и принимаем его за нечто лежащее в основе вещей самих по себе.
Цель этого замечания состоит лишь в том, чтобы предостеречь от попыток пояснить утверждаемую нами идеальность пространства совсем неподходящими примерами, так как, например, цвета, вкусы и т.п. с полным основанием рассматриваются не как свойства вещей, а только как изменения нашего субъекта, которые даже могут быть различными у разных людей. В этом случае то, что само первоначально есть лишь явление, например роза, считается в эмпирическом смысле вещью в себе, которая, однако, в отношении цвета всякому глазу может являться различно. Наоборот, трансцендентальное понятие явлений в пространстве есть критическое напоминание о том, что вообще ничто созерцаемое в пространстве не есть вещь в себе и что пространство не есть форма вещей, свойственная им самим по себе, а что предметы сами по себе отнюдь не известны нам, и те предметы, которые мы называем внешними, суть только представления нашей чувственности, формой которых служит пространство, а истинный коррелят их, т.е. вещь в себе, этим путем вовсе не познается и не может быть познана, да, впрочем, в опыте вопрос об этом никогда и не возникает.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Ию кант пояснения критика чистого разума
Принцип чистого разума
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Если бы существовал топ пять самых влиятельных философов, то Иммануил Кант непременно был бы среди них. Известный немецкий мыслитель, основатель немецкой классической философии, родился 22 апреля 1724 года в Кенигсберге, откуда так ни разу и не выехал. Одной из причин такого рода затворничества было слабое здоровье философа. Об этом пишет советский сатирик Зощенко в «Возвращенной молодости». Но несмотря на физическую слабость, Кант поразительным образом прожил мало того что долгую, так еще и удивительно продуктивную жизнь. Канонически принято считать, что строгий режим Канта помог ему в этом. Зощенко пишет: «Вся его жизнь была размерена, высчитана и уподоблена точнейшему хронометру. Ровно в десять часов он ложился в постель, ровно в пять он вставал. И в продолжение 30 лет он ни разу не встал не вовремя. Ровно в семь часов он выходил на прогулку. Жители Кенигсберга проверяли по нем свои часы». Этот же сюжет раскручивает режиссер Филипп Коллин в фильме «Последние дни Иммануила Канта».
Но Кант, очевидно, известен нам не только благодаря своему строгому режиму. Физики, например, знают Канта как ученого, сформулировавшего гипотезу о происхождении Солнечной системы из газово-пылевой туманности. Эта гипотеза называется «гипотеза Канта-Лапласа» (они в одно и то же время придумали одну гипотезу).
Также Кант писал статьи политического толка, вел лекции по антропологии. Но славу ему принесла его критическая философия. Критической она называется из-за названия трех известных работ: «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения». Первая «Критика» – о познании, вторая – об этике, третья – об эстетике. Трудно переоценить важность этих работ для истории философии и мысли. Сразу после Канта появились школы его последователей – неокантианцы. Основатель феноменологии Гуссерль взял труды Канта в основу своей философии. Хайдеггер, одна из ярчайших фигур немецкой философии, находился под сильным влиянием Канта. То же самое можно сказать о Делезе и Лиотаре, которые неоднократно писали комментарии к текстам Канта и полемизировали с ним в своих работах. Неважно, спорили ли они с Кантом или выражали паритет, но Кант стал основой для развития философии.
Умер Кант 12 февраля 1804 года на 81 году жизни. Несмотря на то что сам Кант желал себе скромных похорон, проводить философа пришел весь город. Похоронили его в профессорском склепе, примыкавшем к кафедральному собору Кенигсберга. Сейчас Кенигсберг принадлежит Российской Федерации и именуется Калининградом, так что всякий житель России без труда может увидеть и город Канта, и место его захоронения.
В этой книге мы рассмотрим две фундаментальные работы Канта – «Критику чистого разума» и «Критику способности суждения». В первой критике Кант пытается выяснить основания метафизики. Эта крайне важная работа для философии и для науки. В другой критике Кант рассматривает понятия, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, – прекрасное, вкус, гений. Здесь мы выясним, какие споры о вкусе возможны, как работает механика восприятия прекрасного и возвышенного и почему необходимо быть нравственным, чтобы воспринимать прекрасное.
Нужно, конечно, предупредить, что кантовский стиль письма крайне сложен, часто приходится пробираться через объемные дефиниции и развёрстки. Однако если привыкнуть к стилю, то окажется, что, несмотря на трудное письмо, Кант пишет ясно и точно. И к этой же точности мышления он призывает и своих читателей.
Критика чистого разума
Предисловие к первому изданию
На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой, но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят возможности человеческого разума.
Это может напомнить известную цитату из Аристотеля: «Все люди от природы стремятся к знанию».
В такое затруднение разум попадает не по своей вине. Он начинает с основоположений, применение которых в опыте неизбежно и в то же время в достаточной мере подтверждается опытом. Опираясь на них, он поднимается (как этого требует и его природа) все выше, к условиям более отдаленным. Но так как он замечает, что на этом пути его дело должно всегда оставаться незавершенным, потому что вопросы никогда не прекращаются, то он вынужден прибегнуть к основоположениям, которые выходят за пределы всякого возможного опыта и тем не менее кажутся столь несомненными, что даже обыденный человеческий разум соглашается с ними. Однако вследствие этого разум погружается во мрак и впадает в противоречия, которые, правда, могут привести его к заключению, что где-то в основе лежат скрытые ошибки, но обнаружить их он не в состоянии, так как основоположения, которыми он пользуется, выходят за пределы всякого опыта и в силу этого не признают уже критерия опыта. Арена этих бесконечных споров называется метафизикой.
Под метафизикой изначально подразумевался корпус работ Аристотеля, которые не вошли в «Физику». Приставка «мета» означает «после», то есть после физики. Позднее (преимущественно в Новое время) под метафизикой подразумевали бесплодное знание, оторванное от опыта. Справедливости ради нужно отметить, что тогда, в Новое время, отличали метафизику и философию; вторая занимала крайне важную и почетную позицию.
Было время, когда метафизика называлась царицей всех наук, и если принимать желание за действительность, то она, конечно, заслуживала этого почетного названия ввиду большого значения своего предмета. В наш век, однако, вошло в моду выражать к ней полное презрение, и эта матрона, отвергаемая и покинутая, жалуется подобно Гекубе: modo maxima rerum, tot generis natisque potens – nunc trahor exul, inops (Ovid., Metam.)[1].
Вначале, в эпоху догматиков, господство метафизики было деспотическим. Но так как законодательство носило еще следы древнего варварства, то из-за внутренних войн господство метафизики постепенно выродилось в полную анархию, и скептики – своего рода кочевники, презирающие всякое постоянное возделывание почвы, – время от времени разрушали гражданское единство. К счастью, однако, их было мало, и они поэтому не могли мешать догматикам вновь и вновь приниматься за работу, хотя и без всякого согласованного плана. Правда, в Новое время был момент, когда казалось, что всем этим спорам должен был быть положен конец некоторого рода физиологией человеческого рассудка ([разработанной] знаменитым Локком) и что правомерность указанных притязаний метафизики вполне установлена. Однако оказалось, что хотя происхождение этой претенциозной царицы выводилось из низших сфер простого опыта и тем самым должно было бы с полным правом вызывать сомнение относительно ее притязаний, все же, поскольку эта генеалогия в действительности приписывалась ей ошибочно, она не отказывалась от своих притязаний, благодаря чему все вновь впадало в обветшалый, изъеденный червями догматизм; поэтому метафизика опять стала предметом презрения, от которого хотели избавить науку. В настоящее время, когда (по убеждению многих) безуспешно испробованы все пути, в науке господствует отвращение и полный индифферентизм – мать Хаоса и Ночи, однако в то же время заложено начало или по крайней мере появились проблески близкого преобразования и прояснения наук, после того как эти науки из-за дурно приложенных усилий сделались темными, запутанными и непригодными.
Джон Локк – известный английский эмпирик Нового времени. Он является основателем того, что в современном смысле слова можно было бы назвать «сознанием».
Критика чистого разума (Кант)
Содержание
Критика чистого разума, несмотря на всю свою сложность и многообразие возможных интерпретаций, является, несомненно, одним из самых значительных произведений во всей западной философии. Кант считал эту работу изложением своего «метода» (в предисловии ко второму изданию он писал: «Это трактат о методе, а не система самой науки»), о котором философ уже дал некоторое представление в работе О мире чувственном и мире сверхчувственном (1770). Это также произведение метафизическое — в том отношении, что речь в нём идет о науках чистого разума, то есть независимых от опыта (таких, как онтология), или о науках, объекты которых безусловны (рациональные психология, космология и теология).
Предисловия и введение [ ред. ]
В предисловии 1781 года Кант констатирует, что эти науки, хотя к ним невозможно оставаться безразличным, вплоть до сегодняшнего дня фактически представляют собой лишь арену для учёных споров. Критический подход к чистому разуму имеет целью заменить теоретическую войну и победу в ней на судебную процедуру и приговор. Критика будет относиться не столько к самим объектам, сколько к вопросу о том, «что и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта». Философ поясняет, что такое суд чистого разума:
Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определение источников, а также объема и границ метафизики на основании принципов.
И действительно, как Кант подчеркивает в Предисловии ко второму изданию, его цель состоит в том, чтобы пользоваться разумом только с достаточным основанием. Философ хочет ограничить применение разума только теми сферами, где оно действительно правомерно. Ограничив область, доступную знанию, он отводит определенное место вере: «Я не могу, следовательно, даже допустить существование Бога, свободы и бессмертия для целей необходимого практического применения разума, если не отниму у спекулятивного разума также его притязаний на трансцендентные знания…» (Предисловие ко второму изданию). Приводя в пример Вольфа, Кант желает показать, «как именно следует вступать на верный путь науки с помощью законосообразного установления принципов, отчетливого определения понятий, испытанной строгости доказательств и предотвращения смелых скачков в выводах».
Во Введении Кант различает суждения аналитические и синтетические. Аналитическими суждениями называются те, где предикат, являющийся атрибутом субъекта, содержится в самом субъекте. Например, когда я говорю, что тело имеет протяжённость, то это суждение аналитическое, поскольку протяжённость является неотъемлемой характеристикой тела. Синтетические же суждения — такие, где предикат В есть атрибут субъекта Д, причем В находится вне А. «Первые можно назвать поясняющими, а вторые — расширяющими суждениями». Таким образом, Кант считает, что обоснованность метафизики будет зависеть от тех выводов, к которым автор придёт в своей Критике относительно возможности существования априорных синтетических суждений. Эти синтетические суждения скрываются за аналитическими. В отличие от аналитического суждения, синтетическое априорно претендует на то, чтобы быть внешним предикатом субъекта. Априорное синтетическое суждение, как и апостериорное, не может опираться в этом на опыт:
«Отсюда ясно следует: 1) что аналитические суждения совершенно не расширяют нашего знания, а лишь развивают понятие, которое уже есть во мне, и делают его понятным для меня самого; 2) что в синтетических суждениях я должен, кроме понятия субъекта, иметь что-то ещё (X), на что опирается рассудок, чтобы распознать предикат, не содержащийся в понятии, но тем не менее ему принадлежащий».
Именно этот X должен стать объектом исследования. Что это такое? Способна ли метафизика представить этого свидетеля на суд Разума?
Трансцендентальное учение о началах [ ред. ]
Часть 1. Трансцендентальная эстетика [ ред. ]
Вначале Кант повторяет свои рассуждения, содержащиеся в третьей части трактата О мире чувственном и мире сверхчувственном (1770). Напомним их здесь вкратце.
А. Идеи пространства и времени не рождаются из чувственного опыта. Ведь предметы, воздействующие на чувства, нельзя представить как последовательные или одновременные, с одной стороны, или как внешние по отношению друг к другу, с другой стороны, если бы представления о времени и пространстве не существовали заранее.
Б. Идеи времени и пространства являются не общими, как, например, идея дерева, а единичными. Составляющие их части содержатся внутри них.
В. Если верно А и Б, то идеи времени и пространства являются чистыми созерцаниями.
Г. Пространство и время не являются объектами, субстанциями, случайностями или связями, а представляют собой субъективные условия, основные законы духа, то есть принципы формы чувственного, или феноменального (Erscheinung) мира. Идеи времени и пространства являются чистыми созерцаниями. Идея пространства лежит в основе постулата непрерывности, а идея времени — в основе геометрических аксиом.
В Критике порядок изложения темы о пространстве и времени обратен тому, что приведён в Диссертации 1770 года. Здесь пространство и время выступают в качестве необходимых условий чувственного созерцания объекта (единственного, на которое мы способны, не имея дара творческого созерцания), а значит, и познания.
Часть 2. Трансцендентальная логика [ ред. ]
Во введении разъясняется понятие трансцендентальной логики. Познание объекта требует размышления о нём. Того, что даётся в созерцании, недостаточно. «Наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными, то есть содержат в себе лишь способ, каким предметы воздействуют на нас. Способность же мыслить предмет чувственного созерцания есть рассудок». Являясь необходимым условием, созерцание должно дополняться понятиями, которые совершенно обоснованно привносятся априори, как только они станут необходимы для того, чтобы мыслить пред-мех. Кант излагает два правила общей, или чистой, логики, которые всегда необходимо учитывать при логическом рассуждении:
«1. Как общая логика, она отвлекается от всякого содержания рассудочного познания и от различий между его предметами, имея дело только с чистой формой мышления.
2. Как чистая логика, она не имеет никаких эмпирических принципов, стало быть, ничего не заимствует из психологии, которая поэтому не имеет никакого влияния на канон рассудка. Она есть доказательная наука, и все для нее должно быть достоверным совершенно a priori».
Отдел 1. Трансцендентальная аналитика [ ред. ]
Трансцендентальная аналитика занимается исследованием чистого рассудка.
Книга 1. Аналитика понятий [ ред. ]
Кант размышляет о возможности существования понятий априорных, то есть исходящих исключительно из рассудка. Он анализирует априорное понятие от его зарождения в рассудке до его проявления при столкновении со связанными с ним эмпирическими условиями. Путеводной нитью при этом анализе является логическое понятие рассудка вообще: «Рассудок можно вообще представить как способность составлять суждения». Эти суждения выносятся с помощью предикатов, которыми рассудок наделяет понятия.
Функции рассудка можно разделить на четыре группы, каждая из которых содержит три момента:
Синтез представляет собой акт формирования знания из разнородных элементов и лежит в основе всякого акта мышления и управляем воображением. Синтез происходит благодаря понятиям, позволяющим найти место объекту в общем. Разнообразие представлений — это всегда разнообразие представлений об объекте. В основе синтеза лежат категории, являющиеся как бы формальной структурой понятия. Кант различает четыре их класса, в каждом из которых содержатся по три категории:
Эти категории представляют собой первоначально чистые понятия синтеза, которые априорно содержатся в рассудке. Именно благодаря им рассудок является чистым. Это понятия суждения. Третья категория в каждом классе образуется при соединении первой и второй. К примеру, целокупность — не что иное, как множество, рассматриваемое как единство и т. д.
Затем Кант рассматривает принципы выведения чистых рассудочных понятий. Понятия дают объективную основу для возможности опыта. Чистые рассудочные понятия позволяют воспринимать объекты, не нуждающиеся в опыте, но всё же допускающие его. Синтез происходит в три этапа: синтез схватывания представлений как модификаций души в созерцании; синтез воспроизведения этих представлений в воображении; синтез их узнавания в понятии.
Существует три субъективных источника знания: чувство, воображение и апперцепция (восприятие). Каждое из них можно рассматривать как эмпирическое, но все они также являются и априорными началами, или основами, делающими возможным само это эмпирическое применение. Чувства эмпирически представляют явления в восприятии; воображение — в ассоциации, апперцепция — в узнавании.
Книга 2. Аналитика основоположений (трансцендентальное учение о суждениях) [ ред. ]
В отличие от разума, способного расширить знание за пределы возможного опыта, рассудок и суждение подчиняются имеющим объективную значимость канонам трансцендентальной логики. Они принадлежат к аналитической части этой науки.
В своей книге Кант даёт определение трансцендентальной способности суждения вообще и показывает схематизм чистых рассудочных понятий. Априорные основоположения характеризуются тем, что они не опираются ни на какое более высокое или более общее знание.
Затем философ выстраивает в систему все основоположения чистого рассудка, различая среди них основоположения аналитических суждений и суждений синтетических. Что касается синтетических основоположений чистого рассудка, то Кант исследует более подробно аксиомы созерцания, антиципации восприятия, аналогии опыта и постулаты эмпирического мышления вообще.
Наконец, он исследует основание различения всех предметов вообще на феномены и ноумены. Феномен представляет собой чувственно воспринимаемый образ, тогда как ноумен есть объект рассудка, данный в созерцании и не могущий быть данным в чувственном созерцании. Эта часть книги заканчивается размышлениями о том, что такое ничто.
Отдел 2. Трансцендентальная диалектика [ ред. ]
Диалектика, по Канту, есть логика видимости. Истина, или видимость, содержится не в предмете при его созерцании, а в суждении, которое мы выносим об этом о предмете, когда его мыслим. Чувства не бывают обманчивыми, поскольку в них не содержится суждения. Видимость может существовать лишь на уровне суждения, то есть на уровне отношения предмета к нашему рассудку. Там и могут появиться источники заблуждений, от которых нас должна избавить критика. Чистый разум есть источник трансцендентальной видимости. Следует попытаться понять, как он функционирует.
Книга 1. О понятиях чистого разума [ ред. ]
Как формируются идеи, в частности, идеи трансцендентальные (понятия чистого разума)? Кант выстраивает трансцендентальные идеи в систему. Он учитывает все связи, которыми могут обладать наши представления: связь с субъектом, связь с объектами (феноменами или ноуменами), связь со всеми вещами вообще. Исходя из этого, он делит трансцендентальные идеи на три класса: абсолютное единство мыслящего субъекта, абсолютное единство ряда условий явлений, абсолютное единство условий всех предметов мышления вообще. Эти три класса являются объектами изучения соответственно трансцендентальных психологии, космологии и теологии.
Книга 2. О диалектических выводах чистого разума [ ред. ]
В этой книге подробно исследуются формы, которые принимают умозаключения чистого разума.
Вначале Кант рассуждает о паралогизмах чистого разума. Паралогизм состоит в ложности формы умозаключения, каким бы ни было его содержание. Философ выделяет четыре ситуации, в которых возникают паралогизмы (они могут быть связаны с субстанциальностью, простотой, личностью или идеальностью).
Затем Кант переходит к антиномии чистого разума. В этой главе он размышляет о том, что происходит, когда мы применяем наш разум, не просто прикладывая основоположения рассудка к объектам опыта, но пытаясь распространить эти основоположения за пределы опыта. В этот момент, констатирует философ, возникают:
«умствующие положения, которые не могут надеяться на подтверждение опытом, но и не должны опасаться опровержения с его стороны; при этом каждое из них не только само по себе свободно от противоречий, но даже находит в природе разума условия своей необходимости; однако, к сожалению, и противоположное: утверждение имеет на своей стороне столь же веские и необходимые основания».
Кант приводит ситуации, когда разум впадает в эти антиномии. Он исследует их причины и показывает, как и в каких условиях рассудок может отыскать в этом конфликте путь к достоверному знанию. Возьмём в качестве примера антиномию из области космологии: вопрос о происхождении мира. Тезис: «Мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве» противоречит антитезису: «У мира нет ни начала во времени, ни границ в пространстве, и он бесконечен и во времени, и в пространстве». Ещё одна антиномия: существование Бога, внешнего по отношению к миру. Нельзя доказать ни его бытие, ни его небытие.
В антиномии такого типа (всего Кант их насчитывает четыре) разум вступает в конфликт с самим собой. Однако он должен обязательно выйти из этого затруднения. Как же это сделать? Вначале Кант анализирует скептический и аналитический подходы к этой проблеме, а затем предлагает критическое разрешение космологического конфликта разума с самим собой. Он излагает регулятивный принцип чистого разума в отношении космологических идей и рассказывает о возможном эмпирическом применении этого принципа.
В следующей главе, посвященной идеалу чистого разума, философ приходит к выводу о невозможности космологического доказательства существования Бога. Он отвергает все разумные доказательства бытия или небытия Бога. Кант делает заключение о том, что теология никак не может основываться на разуме. Существование Бога не противоречит правомерности применения разума.
Трансцендентальное учение о методе [ ред. ]
В этой последней части рассматривается дисциплина чистого разума при его догматическом и полемическом применении, в его отношениях с гипотезами и, наконец, в его отношениях с доказательствами.
Кант также исследует вопрос о конечной цели чистого применения нашего разума. Он выдвигает идеал высшего блага в качестве основания для определения конечной цели разума и разграничивает сферы применения мнения, знания и веры. В заключение работы Кант рассматривает архитектонику и историю чистого разума.