как медь умела петь в монастыре далече

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Новости от Zaycev News

Новости от ZaycevNews

Другие треки этого исполнителя

Сборники

Популярные треки

Kendrick Lamar и Snoop Dogg на альбоме Terrace Martin «Drones»

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Американский продюсер и фьюжн-исполнитель Terrace Martin представил новый альбом «Drones».

Новый сольный альбом музыканта включил в себя 13 треков в совершенно разных жанрах: от хип-хопа и R&B до джаза и хауса. Пластинка Terrace Martin «Drones» посвящена теме влияния технологий на жизни современных людей, на то, как они общаются, и на их взаимоотношения друг с другом.

На альбоме «Drones» отметились и старые коллеги Terrace Martin. Так, например, на сингле «Drones» можно услышать голоса и Kendrick Lamar и Snoop Dogg, с которыми музыкант сотрудничал много лет. Также в создании релиза приняли участие Kamasi Washington, Cordae, Hit-Boy, Ty Dolla Sign и многие другие.

Terrace Martin — мультиинструменталист и саундпродюсер, наиболее известный в качестве продюсера таких выдающихся исполнителей, как Кендрик Ламар, Snoop Dogg, Трэвис Скотт и многих других.

Недавно в музыкальной индустрии прогремела еще одна масштабная коллаборация — канадский R&B-певец The Weeknd и американский хип-хоп-исполнитель Post Malone представили совместный трек «One Right Now». Какой получилась работа двух известных музыкантов — читайте на ZAYCEV NEWS.

Обложка: Terrace Martin / Saintheron.com

© ООО «ЗАЙЦЕВ.НЕТ», 2004-2021
Средство массовой коммуникации «ZAYCEV.NET».
Выходные данные

125315, г. Москва, ул. Лизы Чайкиной 6
+7 (985) 211-85-11 По общим вопросам:
admin@zaycev.net По вопросам взаимодействия с Правообладателями
e-mail: legal@zaycev.net подписаться на нас: как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далечекак медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далечекак медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Источник

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Новости от Zaycev News

Новости от ZaycevNews

Другие треки этого исполнителя

Сборники

Популярные треки

Kendrick Lamar и Snoop Dogg на альбоме Terrace Martin «Drones»

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Американский продюсер и фьюжн-исполнитель Terrace Martin представил новый альбом «Drones».

Новый сольный альбом музыканта включил в себя 13 треков в совершенно разных жанрах: от хип-хопа и R&B до джаза и хауса. Пластинка Terrace Martin «Drones» посвящена теме влияния технологий на жизни современных людей, на то, как они общаются, и на их взаимоотношения друг с другом.

На альбоме «Drones» отметились и старые коллеги Terrace Martin. Так, например, на сингле «Drones» можно услышать голоса и Kendrick Lamar и Snoop Dogg, с которыми музыкант сотрудничал много лет. Также в создании релиза приняли участие Kamasi Washington, Cordae, Hit-Boy, Ty Dolla Sign и многие другие.

Terrace Martin — мультиинструменталист и саундпродюсер, наиболее известный в качестве продюсера таких выдающихся исполнителей, как Кендрик Ламар, Snoop Dogg, Трэвис Скотт и многих других.

Недавно в музыкальной индустрии прогремела еще одна масштабная коллаборация — канадский R&B-певец The Weeknd и американский хип-хоп-исполнитель Post Malone представили совместный трек «One Right Now». Какой получилась работа двух известных музыкантов — читайте на ZAYCEV NEWS.

Обложка: Terrace Martin / Saintheron.com

© ООО «ЗАЙЦЕВ.НЕТ», 2004-2021
Средство массовой коммуникации «ZAYCEV.NET».
Выходные данные

125315, г. Москва, ул. Лизы Чайкиной 6
+7 (985) 211-85-11 По общим вопросам:
admin@zaycev.net По вопросам взаимодействия с Правообладателями
e-mail: legal@zaycev.net подписаться на нас: как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далечекак медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далечекак медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Источник

Как медь умела петь в монастыре далече

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Народ! Археологи! Неужели никто не слышал этой песни?!
Гимн историков-археологов
Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой.
Глобус крутится, вертится,
Словно шар голубой.
И мелькают города и странны,
Параллели и меридианы,
Но нигде таких пунктиров нету,
По которым нам бродить по свету.

Вот сдадим все экзамены,
И с души упадет
Век железный, век каменный
И по бронзе зачет.
И увидим мы тогда дороги,
По которым проходили ноги
Лошадиные и человечьи,
До свидания, до новой встречи!

Нам придется с рулеткою,
С нивелиром дружить,
Нам придется разведкою
По полям проходить,
Чтоб история на фактах крепла,
Чтоб вставали из руин и пепла
Города, сожженные врагами,
Погребенные в земле веками.

А этнографы бросятся
Собирать все подряд.
Их ботинки износятся,
А носы обгорят.
Они будут рисовать узоры,
Они будут собирать фольклоры,
Они будут портить аппараты,
Заснимая города и хаты.

Тот, кто был в экспедиции,
Тот поет этот гимн,
И его по традиции
Мы считаем своим,
Потому что мы народ бродячий,
Потому что нам нельзя иначе,
Потому что нам нельзя без песен,
Потому что мир без песен тесен.
Потому что мы народ бродячий,
Потому что нам нельзя иначе,
Жить историкам нельзя без песен,
Чтобы в сердце не закралась плесень.

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

А вот еще одна из моих любимых!

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

А знает кто-нибудь текст песни Сергея Кузьмина «Самозванные цари»? Песня-СУПЕР, но помню только несколько строк:

Источник

Ах как звенела медь в монастыре далече

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далечеnatalielive

NatalieLive

Жизнь за городом

Александр Городницкий.Прочитать в Барнауле.

Гид,заканчивая экскурсию по Барнаулу,прочитал стихи,которые я не слышала.»Но Петербург неповторим»-по этим строчкам нашла.Александр Городницкий.

ПЕТЕРБУРГ
Кем вписан он в гранит и мох,
Рисунок улиц ленинградских,
На перепутье двух эпох,
Бессмысленных и азиатских?

Насильно Русь привёл сюда
Разочарованный в Востоке
Самодержавный государь,
Сентиментальный и жестокий.

Здесь, первый выплавив металл,
Одев гранитом бастионы,
Он об Италии мечтал,
О звонкой славе Альбиона.

Не зря судьба переплела
Над хмурой невскою протокой
Соборов римских купола,
Лепное золото барокко.

И меж аллей, где тишина
Порхает легкокрылым Фебом,
Античных статуй белизна
Сливается с полночным небом.

Прости же, Англия, прости
И ты, Италия седая!
Не там Владимир нас крестил —
Был прав безумный Чаадаев.

Но, утомлённые Москвой,
Купив билет на поезд скорый,
С какой-то странною тоской
Мы приезжаем в этот город.

И там, где скользкие торцы
Одела влажная завеса,
В молчанье смотрим на дворцы,
Как скиф на храмы Херсонеса.

Шумит Москва, Четвёртый Рим,
Грядущей Азии мессия,
А Петербург — неповторим,
Как Европейская Россия.
1977

Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как пылала медь,
Обняв крутые плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.

Не лучше ли с ЧеКой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора.
1971

Ветер неласковый, время ненастное,
хмурь ленинградская.
Площадь Сенатская, площадь Сенатская,
площадь Сенатская.
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.

Мысли горячие, мысли отважные,
мысли преступные.
Вот она — рядом, доступная каждому
и — недоступная.
Днями-неделями выйти не смели мы,-
время нас не щадит.
Вот и остались мы, вот и состарились
около площади.

Судьбы пропавшие, песни неспетые,
домом и службою
Так и проходят меж пьяной беседою,
жизни ненужные.

Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
15 октября 1982, Сухуми

Ах, как у времени нашего норов суров!
Дня не пройдет, чтоб какой-нибудь дом не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.

Ах, как стремительно мы убегаем вперед,-
Что нам теперь деревянных домишек обломки?
Что доживает, само постепенно умрет.
То, что само не умрет, доломают потомки.

Годы уходят, состаримся скоро и мы,-
Смена идет нам, асфальтом на смену брусчатке,-
Дети скрипящей и снежной арбатской зимы,
Дети исчезнувшей ныне Собачьей площадки.

Буду некстати теперь вспоминать перед сном
Солнечный мир тишины переулков, в которых
Не уважают газету и свой гастроном
И уважают соседей, собак и актеров.

Будет глаза мои радовать липовый цвет,
Будут кругом улыбаться забытые лица.
Нет разрушенья в помине, и времени нет,
Да и войны никакой, говорят, не случится.

Ах, как у времени норов сегодня суров!
Дня не пройдет, чтобы что-нибудь в нас не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.
19 октября 1974, Кобулети

В краю, где суровые зимы
И зелень болотной травы,
Дворец архитектор Трезини
Поставил у края Невы.
Плывёт смолокуренный запах,
Кружится дубовый листок.
Полдюжины окон — на запад,
Полдюжины — на восток.

Земные кончаются тропы
У серых морей на краю.
То Азия здесь, то Европа
Диктуют погоду свою:
То ливень балтийский внезапен,
То ветер сибирский жесток.
Полдюжины окон — на запад,
Полдюжины — на восток.

Не в этой ли самой связи мы
Вот так с той поры и живём,
Как нам архитектор Трезини
Поставил сей каменный дом?-
То вновь орудийные залпы,
То новый зелёный росток.
Полдюжины окон — на запад,
Полдюжины — на восток.

Покуда мы не позабыли,
Как был архитектор толков,
Пока золочёные шпили
Несут паруса облаков,-
Плывёт наш кораблик пузатый,
Попутный поймав ветерок,-
Полдюжины окон — на запад,
Полдюжины — на восток.
19 марта 1987

Пошто молчите вы, бояре?
Царь умер. Наступает день.
Опять колючий запах гари
Ползёт от ближних деревень.

И вот на Лобном месте шумном,
Спеша умы предостеречь,
Сам набольший боярин думный
Перед народом держит речь.

Советчик царский и наперсник,
Он в шубе, в золоте, в мехах.
Недобро вспыхивают перстни
На цепких старческих руках.

Слова кружатся над толпою,
Над желтизной поповских риз,-
Мол, он за правду всей душою,
Да принуждал де царь Борис.

За всё, что было в эти годы,
Ему вина, ему хула,
А мы так издавна народу
Желали хлеба и тепла.

Он в том клянётся всем что свято —
Крестом и верою своей,
И от багрового заката
Пылают маковки церквей.

Брели сторонкой побирушки
Прознать, что люд болтает лих,
И были выкачены пушки
У Спасских врат и у Тверских.

И верховые без устатку
Швыряли медь в гундосый сброд,
Дабы отныне жил в достатке
Царём обиженный народ.

И осознав, что правды нету,
Не веря более в слова,
Дрались калеки за монету
Перед собором Покрова.
1956

Ах как звенела медь в монастыре далече

Канцлер был мрачен, словно дюжина купцов-банкротов сразу.

— Устраивайтесь поудобнее, лорд Сварог, — сказал он мрачно. — Разговор у нас будет долгий…

На краткое время Сварог почувствовал себя проштрафившимся учеником перед строгим учителем. Что поделать: Канцлер — это Канцлер. Однако, как он ни ломал голову, не смог вспомнить ничего из совершенного им в последнее время, способного бы вызвать неудовольствие Канцлера. Так что дело было не в его персоне. С другой стороны, в последнее время в окружающем мире не случилось ничего такого, что могло бы привести Канцлера в неприкрытую мрачность. Даже наоборот — обнаружение и взятие под полный контроль Крепости Королей безусловно стоит отнести к нешуточным достижениям — Диамер Сонирил, как не раз до того, вновь ходит гоголем, ненавязчиво напоминая, что это — вновь заслуга его Канцелярии, поскольку лорд Сварог в ходе операции пребывал в качестве… Ну, понятно.

Правда, внезапно дал о себе знать Гремилькар. Но и из-за этого Канцлер не был бы так угрюм. Во-первых, все источники, пусть немногочисленные, в один голос утверждают, что Гремилькар — персональная головная боль Серого Рыцаря, не представляющая никакой угрозы для Империи. Во-вторых, нет точной уверенности, что это именно Гремилькар. Нельзя исключать, что Сварогу просто-напросто решили потрепать нервы его враги, коих хватает и на земле, и за облаками. В конце концов, Знак Гремилькара можно, порывшись пару часов в земных библиотеках, отыскать в книгах, казенно выражаясь, открытого доступа. И недобитая «Черная Благодать», и недобитая «Черная Радуга», и недоброжелатели Сварога в Магистериуме располагают кое-какими, скажем так, не вполне обычными способностями…

И наконец, возникни на горизонте какая-то серьезная беда вроде Радианта или заговора Брашеро, Сварог вряд ли узнал бы об этом позже Канцлера… или не следует быть столь самоуверенным?

— В первую очередь разговор у нас пойдет об императрице, — сказал наконец Канцлер. — Точнее, о ее пристрастии к долгому пребыванию на земле. У меня тут лежит сводка. За последний год она из трехсот шестидесяти восьми дней провела в Келл Инире всего восемьдесят два. Все остальное время она буквально пропадает на земле, иногда в Хельстаде и Каталауне, либо несколько дней где-нибудь с вами путешествует. Но главным образом живет у вас в Латеране. Случай беспрецедентный за всю историю Империи. Превеликое множество раз лары и лариссы развлекались на земле, порой задерживаясь там на пару-тройку недель, — даже императрица Агнеш до замужества. Это все были недолгие развлечения. А Яна на земле форменным образом живет. Что давно уже вызывает в обществе ропот, порой неприкрытый. Вы об этом не можете не знать из сводок восьмого департамента…

— Знаю, — сказал Сварог. — Фыркают по углам, втихомолку осуждают за чаркой — конечно, держась в рамках законов… В конце концов, это совершенно неопасно — болтовня по углам. Ни разу не было и намека, что дело зайдет дальше болтовни.

— А как быть, если эта болтовня приобрела чересчур уж большой размах? — прищурился Канцлер. — Все пересуды, и до того отнюдь не единичные, прямо-таки разгорелись лесным пожаром, захватывая все новых участников после недавнего празднования Нового Года. Впервые — понимаете, впервые! — в истории Империи императрица провела Календы Северуса на земле — да и императоров таких не было.

Канцлер ледяным тоном продолжал:

— Конечно, она оставила вместо себя великолепного «двойника», не только видимого, но и осязаемого — но это обнаружили слишком многие… Кто-то обиделся, а кто-то и рассердился всерьез на то, что императрица пренебрегла благородным обществом ларов. Это кульминация, а пересудов, как я уже говорил, и до того хватало с лихвой…

— Там, откуда я пришел, есть поговорка — на обиженных воду возят.

— Я вас прошу, держитесь как можно более серьезно, — сказал Канцлер с неприкрытой резкостью. — Дело очень уж серьезное. Ключевое слово — Традиции. С большой буквы. Вам, как земному королю, должно быть прекрасно известно, сколь могучую силу являют собой тысячелетние традиции.

— Известно, — сказал Сварог. — Правда, несколько я уже сломал через колено. И знаете, еще не было случая, чтобы не ломались с приятным хрустом…

— И речь наверняка шла о каких-то третьестепенных, вовсе уж архаичных, — уверенно сказал Канцлер. Помолчал, задумчиво хмурясь. — А можете ли вы, скажем… в один миг сделать всех крепостных фригольдерами? Запретить дворянам появляться на улице с покрытой головой? Или хотя бы уравнять в правах Гильдии?

Гвардию с «безымянными полками»?

— Вот то-то и оно, — сказал Канцлер. — Есть традиции, которые принято считать незыблемыми. Именно их Яна и нарушает со всем усердием, что не прибавляет ей любви и уважения подданных, наоборот. Так не должны себя вести не то что императрица, но любой лар или ларисса. Категорически не принято жить на земле так долго. Можно, конечно, вспомнить принца Элвара и герцога Орка, которые в Империи порой не появляются долгими месяцами. Но это исключения, лишь подтверждающие правило. У принца давняя репутация забавного чудака, у Орка — беззастенчивого авантюриста. А вот когда так ведет себя императрица — совсем другое дело…

— Канцлер, пожалуйста, не думайте, что я ничего не понимаю или веду себя слишком беззаботно, а то и вызывающе, — сказал Сварог. — Все я понимаю, нет здесь ни беззаботности, ни вызова. Просто… Ну скажите на милость, что я могу с ней поделать, если она хочет жить именно так? Вы ее знаете гораздо дольше моего. Можно ее отговорить? Я никогда не говорил с ней на эту тему, но уже не сомневаюсь, что она попросту терпеть не может Келл Инир. Он для нее в первую очередь — символ сиротского детства. Не зря она задолго до моего появления буквально пропадала в Каталауне с принцем Элваром. Правда, там все знали, кто она такая. Теперь все еще сложнее. Многие из ее нынешних латеранских добрых знакомых представления не имеют, что это Императрица Четырех Миров. Они дружат и относятся с искренней симпатией к провинциальной дворяночке Аленте Вольмер. Что ее только радует.

Источник

Текст книги «Стихи и песни (сборник)»

как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть фото как медь умела петь в монастыре далече. Смотреть картинку как медь умела петь в монастыре далече. Картинка про как медь умела петь в монастыре далече. Фото как медь умела петь в монастыре далече

Автор книги: Александр Городницкий

Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Остров горе

Ах, черная Африка, остров Горе,
Стена каземата на острой горе,
Обрыв, оборвавшийся в море!
Знакомого слова чужой оборот,
Как будто на местный язык перевод
Привычного русского «горе».

Ах, черная Африка, остров Горе!
Остатки фортов, продавцы сигарет,
Акаций стремительный ливень!
Акулы, приучены давней игрой,
Где черное мясо и красная кровь
Дежурят в зеленом заливе.

Здесь ящериц шорох и шорох песка,
Молчание скал и прибоя оскал,
Звенящая галька на пляже.
Здесь годы и годы, не ради идей,
Со скал этих в воду бросали людей,
Уже непригодных к продаже.

Иду по песку мимо дома рабов,
Прибрежных базальтов – обветренных лбов,
Заросшего тиной причала.
Века за веками у этих ворот
Бортами о камень стучал галиот,
И все повторялось сначала.

Ах, черная Африка, остров Горе!
В колодки одни, а другие – в гарем,
Но каждый умрет неизвестным.
Удары плетей, оборвавшийся крик,
И древняя песня «Прощай, материк!»
На чьем-то наречии местном.

Прощай, – не прижмется к губам горячо
Подруги моей смоляное плечо
Ах, черная Африка, остров Горе!
Ржавеющих пушек немое каре
Над синим огнем океана.

Мотором стуча, пароходный баркас
Везет нас на берег, доступный для нас,
Но в горле – непрошеным комом
Останется остров, – песок и вода,
Который нам не был знаком никогда,
Но кажется странно знакомым.

Жена французского посла (песня)

Мне не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса, —
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Ох, не слабы, братцы, ох, не слабы
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.

Хоть французский я не понимаю
И она по-русски – ни фига,
Но как высока грудь ее нагая,
Как нага высокая нога!
Не нужны теперь другие бабы —
Всю мне душу Африка свела:
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.

Дорогие братья и сестрицы,
Что такое сделалось со мной?
Все мне сон один и тот же снится,
Широкоэкранный и цветной.
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Все сжигает он меня дотла, —
В нем постель, распахнутая настежь,
И жена французского посла!

Гамлет
Овидий

На гневных цезарей в обиде,
Спеши, мечтательный Овидий,
На край империи, в леса,
Где, телом вспыхивая длинным,
Крадется жадно по долинам
Дунайской осени лиса.

Не упрекай богов, Овидий,
За одиночество при виде
Равнин, от родины вдали.
Скажи спасибо: в древнем мире
Еще не знают о Сибири
И Понт Эвксинский – край земли.

Что может лучше быть, Овидий,
Чем, на высокий берег выйдя,
Где нет патрицианских вилл,
Сидеть над водами Дуная
И ждать строку, как ждет Даная
Прикосновения любви?

Твое ль занятие, Овидий,
Твердить властям: неправы вы-де,
Подставив грудь под град камней.
Поэты, что вам ход историй?
Для вас не место Капитолий,
Вам ссылка дальняя родней.

Где родина твоя, Овидий,
Как говорилось в римском МИДе —
«Огонь и воздух и вода»?
Толп варваров не бойся злобных,
Поскольку варвары способны
Разрушить только города.

Что проку в городе, в котором
Речами обесчещен форум?
Лишь в ссылке дышится легко.
Не властны над тобою судьи,
Покуда в глиняном сосуде
Дымится козье молоко.

«В мои последние года / Разлуки не переживаю…»

В мои последние года
Разлуки не переживаю:
Взлетаю, еду, уплываю.
Куда? – Мне все равно куда.
Как радостен любой отъезд,
Когда в затылок дышит старость.
Так мало мне людей осталось!
Так мало мне осталось мест!
И я спешу, скорей, скорей!
Я становлюсь здоров и весел
Над строем самолетных кресел,
Над ржавой сталью якорей.
Из года в год быстрее кружит
Меня вращение Земли.
Мои друзья с другими дружат,
Подруги семьи завели.
Но не о том теперь заботы, —
Мне жизнь, как в юности, легка,
Пока суда и самолеты
Способны двигаться, пока,
В душе рождая постоянство,
Даруя радость или боль,
Гудит за окнами пространство —
Моя последняя любовь.

Дуэль (песня)

За дачную округу
Поскачем весело,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село,
Там головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.

Там чаша с жженкой спелой
Задышит, горяча,
Там в баньке потемнелой
Затеплится свеча,
И ляжет – снится, что ли? —
Снимая грусть-тоску,
Рука крестьянки Оли
На жесткую щеку.

Спешим же в ночь и вьюгу,
Пока не рассвело,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село.
Сгорая, гаснут свечки
В час утренних теней.
Возница к Черной речке
Поворотил коней.

Сбежим не от испуга —
Противнику назло,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село.
Там, головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.

Воздухоплавательный парк (песня)

Куда, петербургские жители,
Толпою веселой бежите вы?
Какое вас гонит событие
В предместье за чахлый лесок?
Там зонтики белою пеною,
Мальчишки и люди степенные,
Звенят палашами военные,
Оркестр играет вальсок.

Ах, летчик отчаянный Уточкин,
Шоферские вам не идут очки.
Ну что за нелепые шуточки —
Скользить по воздушной струе?
И так ли уж вам обязательно,
Чтоб вставшие к празднику затемно,
Глазели на вас обыватели,
Роняя свои канотье?

Коляскам тесно у обочины.
Взволнованы и озабочены,
Толпятся купцы и рабочие,
И каждый без памяти рад
Увидеть, как в небе над городом,
В пространстве, наполненном холодом,
Под звуки нестройного хора дам
Нелепый парит аппарат.

Он так неуклюж и беспомощен!
Как парусник, ветром влеком еще,
Опору в пространстве винтом ища,
Несется он над головой.
Такая забава не кстати ли?
За отпрысков радуйтесь, матери,
Поскольку весьма занимателен
Сей праздничный трюк цирковой.

Куда, петербургские жители,
Толпою веселой бежите вы?
Не стелют свой след истребители
У века на самой заре,
Свод неба пустынен и свеж еще,
Достигнут лишь первый рубеж еще…
Не завтра ли бомбоубежище
Отроют у вас во дворе?

Романс Чарноты (песня)

К спектаклю по пьесе М. А. Булгакова «Бег»

Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как пылала медь,
Обняв крутые плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.

Зачем во цвете лет,
Познавший толк в уставе,
Не в тот пошел я цвет,
На масть не ту поставил?
Могил полны поля,
Витает синий порох
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.

Не лучше ли с ЧеКой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора.

Херсонес

Предощущение беды
У белых башен Херсонеса,
По морю крейсер стелет дым,
Клубится темная завеса.

Театр пуст. У алтаря
Трава. Необитаем форум.
Вольнолюбивым разговорам
Там впредь не раздаваться зря.

Творцы гражданственных идей,
Строители и стеклодувы,
Сумели удержать Орду вы
Со всею мудростью своей?

Крепка у города стена,
Устроены жилища умно,
Но улицы его без шума,
Его сосуды без вина.

Здесь похоронена культура,
И, словно памятник над ней,
Военных серых кораблей
Поджарая архитектура.

«Родившись на Васильевском давно…»

Родившись на Васильевском давно,
Его считаю центром Ленинграда,
Но дом мой уничтожила блокада,
На этом месте – здание кино.
Потом на Мойке жил я, в стороне
Мерцал Исакий в золотой обновке,
Как разнились убогость обстановки
И золото, горевшее в окне.
Но возникали новые места,
И было обживаться тяжело мне
На мутной Пряжке, в пушкинской Коломне,
У старого Калинкина моста.
Так, центробежной силою гоним,
Все дальше я перемещался, робок,
За кладбище, за поле, в серый дым
Пятиэтажных купчинских коробок.
А время незаметное ушло
В моих часах, и сумерки пробило,
Мне город мой родной теперь чужбина,
Отечество мне – Царское Село.
Об этом вспоминаю всякий раз,
К вокзалу торопясь ночным трамваем,
Не мы с годами город покидаем,
А он с годами покидает нас.

Аэропорты девятнадцатого века (песня)

Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!

Сидеть нам вместе до утра, —
Давайте с вами познакомимся получше.
Из града славного Петра
Куда, скажите, вы торопитесь, поручик?
В края обвалов и жары,
Под брань начальства и под выстрелы абрека.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!

Куда ни ехать, ни идти,
В любом столетии, в любое время года
Разъединяют нас пути,
Объединяет нас лихая непогода.
О, как к друг другу мы добры,
Когда бесчинствует распутица на реках.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!

Какая общность в этом есть?
Какие зыбкие нас связывают нити?
Привычно чокаются здесь
Поэт с фельдъегерем – гонимый и гонитель.
Оставим споры до поры,
Вино заздравное – печали лучший лекарь.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!

Пора прощаться нам, друзья, —
Окошко низкое в рассветной позолоте.
Неся нас в разные края,
Рванутся тройки, словно лайнеры на взлете.
Похмелье карточной игры,
Тоска дорожная да будочник-калека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!

Соловки (песня)

Осуждаем вас, монахи, осуждаем, —
Не воюйте вы, монахи, с государем!
Государь у нас – помазанник Божий,
Никогда он быть неправым не может.

Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы, —
Крестным знаменьем укроем чело мы.

Соловки – невелика крепостица,
Вам молиться бы пока да поститься,
Бить поклоны Богородице-Деве, —
Что шумите вы в железе и гневе?

Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем!
На заутрене отстойте последней, —
Отслужить вам не придется обедни.

Ветром южным паруса задышали,
Рати дружные блестят бердышами,
Бою выучены царские люди —
Никому из вас пощады не будет!

Плаха алым залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.

Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит…
Не воюйте вы, монахи, с государем!

«Пройдя полдневный перевал…»

Пройдя полдневный перевал,
Сумел заметить я не сразу,
Что всё, о чем бы ни писал,
Случается, как по заказу.
Не знаю, есть ли в мире Бог,
Но что-то есть, и это «что-то» —
Предощущенье поворота
Еще не пройденных дорог.
Иные улыбнутся, – пусть,
Меня же время научило,
Что если без причины грусть, —
Недалека ее причина.
Не в силах замолить грехи,
Ведомый чувством странной боли,
Порой боюсь писать стихи,
И все ж пишу помимо воли.
Так с поднятою головою
В лесном бревенчатом дому
Перед бедой собака воет,
Сама не зная, почему.

Песня строителей петровского флота (песня)

К кинофильму о Петре I

Мы – народ артельный,
Дружим с топором.
В роще корабельной
Сосны подберем.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывет.

Осенюсь с зарею
Знаменьем Христа,
Высмолю смолою
Крепкие борта.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывет.

Девку с голой грудью
Я изображу.
Медную орудью
Туго заряжу.
Ты, мортира, грянь-ка
Над пучиной вод,
Расскажи, как Ванька
По морю плывет.

Тешилась над нами
Барская лоза,
Били нас кнутами,
Брали в железа.
Ты, боярин, глянь-ка
От своих ворот,
Как холоп твой Ванька
По морю плывет.

Море – наша сила,
Море – наша жисть.
Веселись, Россия, —
Швеция, держись!
Иноземный, глянь-ка
С берега, народ, —
Мимо русский Ванька
По морю плывет!

Остров Вайгач (песня)

О доме не горюй, о женщинах не плачь
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.

Здесь в час, когда в полет уходят летуны
И стелются упряжки по земле,
Я медную руду копаю для страны,
Чтоб жили все в уюте и тепле.

То звезды надо мной, то солнца красный мяч,
И жизнь моя как остров коротка.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где виден материк издалека.

Забудь про полосу удач и неудач
И письма бесполезные не шли.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где держит непогода корабли.

О доме не горюй, о женщинах не плачь
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.

Тени тундры (песня)

Во мхах и травах тундры, где подспудно
Уходят лета быстрые секунды,
Где валуны – как каменные тумбы,
Где с непривычки нелегко идти,
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Перегоняют пешего в пути.

И если как-то раз, проснувшись утром,
Забыв на час о зеркале и пудре,
Ты попросила б рассказать о тундре
И лист бумаги белой я нашел, —
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Изобразил бы я карандашом.

Потом, покончив с этим трудным делом,
Оставив место для ромашек белым,
Весь прочий лист закрасил бы я смело
Зеленой краской, радостной для глаз.
А после, выбрав кисточку потоньше
И осторожно краску взяв на кончик,
Я синим бы раскрасил колокольчик
И этим бы закончил свой рассказ.

Я повторять готов, живущий трудно,
Что мир устроен празднично и мудро.
Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
А рядом с ними – собственную тень.

Остров Тыртов

Ночная стоянка у острова Тыртов,
На якоре, в бухточке, льдами затертой,
Безветрие, белая ночь.
Ни плеска, ни шороха, ни дуновенья.
Часам не подвластное, длится мгновенье,
Которое не превозмочь.
Ночная стоянка у острова. Берег,
И небо, которое выдумал Рерих,
Горящее желтым огнем.
И черная четкость очерченных линий,
И пар изо рта, и на палубе иней,
И стол, и бумага на нем.
Ночная стоянка у острова Тыртов,
И вяжущий вкус разведенного спирта,
И лампа, и медленный лед.
Молчание Карского моря, и память,
Как в белую ночь в нее падать и падать, —
Падением начат полет.
Стоянка у острова. Мир под руками,
И дух, обращенный то в чайку, то в камень,
Века соблазняющий нас.
И все так морозно, и звонко, и чисто,
Что что-то должно непременно случиться,
Немедленно, тут же, сейчас.

Моряки ледокольного флота (песня)

Экипажу ледокола «Капитан Белоусов»

Не зовут нас к себе города,
Не рисует портреты художник.
Тяжелы мы, как наши суда,
И, как наши суда, мы надежны.
И в шторма, и в полярную ночь
Не кончается наша работа:
Мы любому готовы помочь,
Моряки ледокольного флота.

Не для нас поцелуи подруг
И березы на ласковой суше,
Отдыхать нам душой недосуг —
Всё чужие спасаем мы души.
Невозможно, хоть век проживи,
Встретить девушек в наших широтах,
Оттого-то не знают любви
Моряки ледокольного флота.

Но когда закипает у рта
Ледяная студеная ванна
И трещат, как орехи, борта
На зеленых зубах океана, —
В этот день невеселый и час
Никому умирать неохота, —
И тогда вспоминают про нас,
Моряков ледокольного флота.

По полям многолетнего льда,
Где рассветы туманные мглисты,
На буксирах ведем мы суда,
Словно в связке в горах альпинисты.
И обратно уходим – туда,
Где сигналит о помощи кто-то,
Постоянные пахари льда,
Моряки ледокольного флота.

На восток (песня)

Словно вороны, чайки каркают
На пороге злой зимы.
За Печорою – море Карское,
После – устье Колымы.
Мне бы кружечку в руки пенную
Да тараньки тонкий бок…
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
Льдина встречная глухо стукнется
За железною стеной.
Острова кругом, как преступники,
Цепью скованы одной.
Лучше с Машкою влез бы в сено я,
Подобрав побольше стог…
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.

Ох, и дурни мы, ох, и лапти мы,
И куда же это мы?
Море Карское, море Лаптевых,
После – устье Колымы.
Не давайте мне всю вселенную,
Дайте солнца на часок.
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.

Бухта Наталья (песня)

В распадках крутых непротаявший лед —
Зимы отпечатки.
Над бухтой Наталии рыбозавод
У края Камчатки.
Как рыбы, плывут косяки облаков,
Над бухтой клубятся.
Четыреста женщин – и нет мужиков:
Откуда им взяться?

И жаркие зыблются сны до утра
Над бабьей печалью,
Что где-то с добычей идут сейнера
На бухту Наталью.
На склонах во мхах, как огни маяков,
Костры задымятся…
Ведь нету в поселке своих мужиков —
Откуда им взяться?

По судну волна океанская бьет
Сильнее свинчатки.
Над бухтой Наталии рыбозавод
У края Камчатки.
Там гор в океан золотые края
Уходят, не тая.
Прощай, дорогая подруга моя,
Наталья, Наталья!

«Кому-то родина и здесь…»

Кому-то родина и здесь,
Где дерево расти не может,
Где и олени обезножат В пути.
Должно быть, что-то есть
Для глаза местного и уха
В холодной, плоской и пустой
Земле, бесплодной, как старуха.
Не отвергай ее, постой.
Быть может, попросту, мой друг,
Хозяев угощая чаем,
Чего-то мы не замечаем,
Что очевидно всем вокруг.

Российский бунт

В России бунты пахнут черноземом,
Крестьянским потом, запахом вожжей.
Прислушайся, и загудит над домом
Глухой набат мужицких мятежей.
Серпы и косы заблестят на солнце, —
Дай выпрямиться только от сохи!
С пальбой и визгом конница несется,
И красные танцуют петухи.
Вставай, мужик, помазанник на царство!
Рассчитываться с барами пора!
Жги города! – И гибнет государство,
Как роща от лихого топора.
Трещат пожары, рушатся стропила,
Братоубийцу проклинает мать.
Свести бы лишь под корень то, что было!
На то, что будет, трижды наплевать!
И под ярмо опять, чтоб после снова
Извергнуться железом и огнем:
Кто сверху ни поставлен – бей любого, —
Хоть пару лет авось передохнем!

Почему расстались (песня)

Сильный и бессильный,
Винный и безвинный,
Словно в кинофильме
«Восемь с половиной»,
Забываю вещи,
Забываю даты —
Вспоминаю женщин,
Что любил когда-то.

Вспоминаю нежность
Их объятий сонных
В городах заснеженных,
В горницах тесовых.
В теплую Японию
Улетали стаи…
Помню все – не помню,
Почему расстались.

Вспоминаю зримо
Декораций тени,
Бледную от грима
Девочку на сцене,
Балаган запойный
Песенных ристалищ.
Помню все – не помню,
Почему расстались.

Тех домов обои,
Где под воскресенье
Я от ссор с собою
Находил спасенье.
Засыпали поздно,
Поздно просыпались.
Помню все – не помню,
Почему расстались.

Странно, очень странно
Мы с любимой жили:
Как чужие страны,
Комнаты чужие.
Обстановку комнат
Помню до детали,
Помню все – не помню,
Почему расстались.

Век устроен строго:
Счастье до утра лишь.
Ты меня в дорогу
Снова собираешь.
Не печалься, полно,
Видишь – снег растаял…
Одного не вспомню —
Почему расстались.

Вспоминая Фейхтвангера (песня)

По-весеннему солнышко греет
На вокзалах больших городов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
Поезд звонко и весело мчится
По стране безмятежной и чистой,
В воды доброго старого Рейна
Смотрят путники благоговейно.

Соплеменники, кто помудрее,
Удивляются шумно: «Куда вы?
Процветали извечно евреи
Под защитой разумной державы.
Ах, старинная кельнская площадь!
Ах, саксонские светлые рощи!
Без земли мы не можем немецкой, —
Нам в иных государствах – не место!»

Жизнь людская – билет в лотерее,
Предсказанья – не стоят трудов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
От Германии, родины милой,
Покидая родные могилы,
Уезжают евреи в печали.
Их друзья – пожимают плечами.

Пролив Сангар (песня)

За кормою кружится вода.
В эту воду, как в память, глядим мы.
И любимые мной города
Превращаются в город единый.
Тихий смех позабывшийся твой
Снова слышу, как слышал когда-то,
Белой ночью над темной Невой,
Темной ночью над белым Арбатом.

«В переулки старого Арбата…»

В переулки старого Арбата
Забредя, как в воду по колени,
Высятся дома-акселераты
Над домами прежних поколений.

Не толпою дружною, а порознь,
Монументами без пьедестала,
Поднялась их негустая поросль
Из стекла, бетона и металла.

Сквозь завесу дождика и ветра
Из окна их вижу каждый день я,
Идеал скупого геометра,
Современных стилей порожденье.

Всё стоят они при ярком свете,
Неподвижны в уличном потоке,
Словно наши выросшие дети,
Равнодушны к нам и одиноки.

Данное произведение размещено по согласованию с ООО «ЛитРес» (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *