катары и их учение метатрона
Религия Катаров, гибель Катаров и замки Катаров
«Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матфей 18:9)
ЕРЕСЬ КАТАРОВ (часть 1)
«Всему свое время, и время
всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать…
время обнимать и время уклоняться от
объятий…
время войне и время миру» (Екклесиаст 3,2-8)
Начнем с того, что христианство издавна было расколото на два больших течения (о многочисленных сектах в данном случае можно даже и не вспоминать: так много их было и есть!) – католичество и православие, причем, и те, и другие в прошлом считали друг друга еретиками, а некоторые, особо рьяно верующие, считают своих «противников» таковыми и сейчас! Раскол этот был давним: например, римский папа и Константинопольский патриарх прокляли друг друга еще в 1054 году! Однако расхождения церквей по вопросу о ряде церковных догматов и, прежде всего, таком важном догмате, каким, например, является Символ веры, состоялось еще в начале IX века, а инициатором подобного разногласия явился, как это ни странно, не папа римский или патриарх, а император франков Карл Великий. Речь идет о богословском споре в вопросе о «Filioque» – «Филио́кве» (лат. filioque – «и Сына»).
Евангелие от Иоанна ясно говорит о святом Духе как исходящем от Отца и посылаемом Сыном. Поэтому Первый Никейский собор еще в 352 году принял Символ веры, утвержденный впоследствии Константинопольским собором 381 года, согласно которому Дух Святой исходит от Отца. Но в VI веке на Толедском местном соборе «в целях лучшего изъяснения догмата» в Символ веры впервые ввели добавку: «и Сына» (Filioque), в результате чего появилось следующее словосочетание: «Верую. в Духа Святого, который исходит от Отца и Сына». Карл Великий, имевший огромное влияние на пап, настоял, чтобы это дополнение было внесено в Символ веры. И вот именно оно стало одной из причин отчаянных церковных споров, приведшей в итоге к расколу христианской церкви на католическую и православную. Православный Символ веры читается так: «Верую. И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего». То есть православная церковь ориентируется на решения Первого Никейского собора. Различается и одно из основополагающих сакральных празднеств христиан – евхаристия (греч. – изъявление благодарности), иначе – причащение, которое проводится в память о последней трапезе, устроенной Христом вместе с учениками. В этом таинстве православный христианин под видом хлеба и вина вкушает самое тело и кровь Господа Иисуса Христа, при этом католики причащаются пресным хлебом, православные – хлебом заквашенным.
Все на свете боится времени, последний катар давным-давно сгорел в пламени костра, но «Крест Тулузы» до сих пор виднеется на стене дома в крепости Каркассон.
Но кроме считающих друг друга еретиками католиков и православных, отделенных в то время друг от друга особенностями природы, даже на территории Европы, в пределах, например, той же Франции и Германии существовало множество религиозных течений, существенным образом отличающихся от традиционного христианства по католическому образцу. Особенно много в начале XII в. таких христиан было в Лангедоке, области на юге Франции. Именно здесь возникло очень мощное движение катаров (имевших, кстати говоря, и другие названия, но это самое известное, поэтому на нем мы и остановимся), чья религия существенно отличалась от традиционного христианства.
Впрочем, катарами (что по-гречески значит «чистые») их стали называть уже позднее, а самым распространенным их названием вначале было «альбигойские еретики», по имени города Альби, которое им дали приверженцы Бернара Клервоского, проповедовавшего в городах Тулузе и Альби в 1145 году. Сами себя они так не называли, поскольку полагали, что настоящие христиане – это именно они и есть! Вслед за Иисусом Христом, сказавшим: «Я есмь пастырь добрый», они звали себя «bon hommes» – то есть «добрыми людьми». Речь шла о дуалистичной религии восточного происхождения, признающей два созидательных божественных существа – одно доброе, которое тесно связано с духовным миром, а другое злое, связанное с жизнью и материальным миром.
Катары отвергали любой компромисс с миром, не признавали брак и произведение на свет потомства, оправдывали самоубийство и воздерживались от любой пищи животного происхождения, за исключением рыбы. Такой была их немногочисленная элита, в которую вовлекались и мужчины, и женщины из аристократии и богатой буржуазии. Она же поставляла и кадры священнослужителей – проповедников и епископов. Существовали даже «дома еретиков» – настоящие мужские и женские монастыри. Но основная масса благоверных вела менее строгий образ жизни. Если человек получил перед самой смертью уникальное таинство – consolamentum (лат. – «утешение») – и если он согласен оставить эту жизнь, то будет ему спасение.
Город Альби. Отсюда все и начиналось, именно отсюда и пошла «алибигойская ересь». Сейчас он выглядит так: старинный арочный мост, громада кафедрального собора-крепости Св. Цецилии в Альби, построенного после разгрома катаров, как напоминание о могуществе матери-церкви. Здесь каждый камень пропитан историей. Будет возможность, загляните в этот город…
Вот так он выглядит снизу… Он задуман местным епископом (по совместительству еще и инквизитором) как твердыня истинной веры, надежно защищенной от еретических поползновений. Отсюда и такая странная, фортификационная архитектура с толстыми стенами и минимумом проемов. А все кружево готики украшает только входной портал, который прилеплен с боку к этому колоссальному сооружению. В башню (ее высота 90 м) вообще нет входа снаружи.
Катары учили, что, поскольку мир несовершенен, то соблюдать все заповеди их религии могут только избранные, а все остальные должны лишь следовать их наставлениям, не связывая себя бременем постов и молитв. Главным было получить перед смертью «утешение» от одного из избранных, или «совершенных», а так, до смертного одра, никакая религиозная мораль верующего не имела значения. Раз мир так безнадежно плох, считали катары, то никакой дурной поступок не будет хуже другого. Опять-таки просто замечательная вера для рыцарей – что-то вроде жизни «по понятиям», но никак не по закону, поскольку в «аду любой закон плох».
В чем наставляли свою паству катары можно представить себе на примерах, дошедших до нас в описаниях католических священников: например, один крестьянин пошел к «добрым людям» – спросить, можно ли ему есть мясо, когда у истинных христиан пост? И те ему ответили, что и в постные, и в скоромные дни мясная пища оскверняет рот одинаково. «Но тебе, крестьянин, нечего беспокоиться. Иди с миром!» – утешили его «совершенные» и, конечно же, такое напутствие его не могло не успокоить. Вернувшись в деревню, он рассказал, чему его научили «совершенные»: «Раз у совершенных человеку ничего нельзя, то значит нам, несовершенным, все можно» – и вся деревня стала есть мясо в посты!
Естественно, что католические аббаты приходили в ужас от таких «проповедей» и уверяли, что катары истинные поклонники Сатаны, и обвиняли их в том, что они ибо кроме поедания мяса в посты, также предаются ростовщичеству, воровству, убийствам, клятвопреступлениям и всем другим плотским порокам. При этом они грешат с большим воодушевлением и уверенностью, они убеждены в том, что не нуждаются ни в исповеди, ни в покаянии. Им достаточно, по их вере, перед смертью прочесть «Отче наш» и причаститься Святого Духа – и все они «спасены». Считалось, что любую клятву они дают и тут же нарушают, потому что главная их заповедь такова: «Клянись и лжесвидетельствуй, но тайны не разглашай!»
А вот так он выглядит сверху и… трудно себе представить сооружение более величественное.
Катары носили на пряжках и пуговицах изображение пчелы, которая символизировала тайну оплодотворения без физического контакта. Отрицая крест, они обожествляли пятиугольник, который являлся для них символом вечной диффузии – рассеивания, распыления материи и человеческого тела. Кстати их оплот – замок Монсегюр – как раз и имел форму пятиугольника, по диагонали – 54 метра, в ширину – 13 метров. Для катаров Солнце было символом Добра, поэтому Монсегюр вроде был одновременно их солнечным храмом. Стены, двери, окна, и амбразуры ориентировались в нем по солнцу, причем таким образом, что только лишь путем одного наблюдения восхода в день летнего солнцестояния здесь можно было рассчитывать его восход в любые другие дни. Ну, и, конечно, не обошлось без утверждения о том, что в замке существует тайный подземный ход, который, по пути разветвляясь на множество подземных ходов, пронизывает все ближайшие Пиренеи.
Замок Монсегюр, современный вид. Трудно себе представить, что во время осады там помещались сотни людей!
Эта была пессимистичная вера, оторванная от земной жизни, однако она получила достаточно широкий отклик, прежде всего потому, что позволяла феодалам отвергать земную и моральную власть духовенства. О масштабах влияния этой ереси говорит хотя бы тот факт, что собственная мать Бернара-Роже де Рокфора, епископа каркассонского с 1208 года носила одежды «совершенной», его брат Гийом был одним из самых ярых катарских сеньоров, а два других брата были сторонниками катарской веры! Катарские церкви стояли прямо напротив католических соборов. При такой поддержке со стороны власть предержащих, она быстро распространилась в регионах Тулузы, Альби и Каркассона, где самым важным был граф Тулузский, который правил на землях между Гаронной и Роной. Однако его власть не распространялась непосредственно на многие феоды, и ему приходилось рассчитывать на могущество других вассалов, таких как его деверь Раймон Роже Транкавель, виконта Безье и Каркассона или же союзных ему короля Арагона или же графа Барселоны.
[/center]
Современная реконструкция замка Монсегюр.
Поскольку многие их вассалы сами являлись еретиками или симпатизировали еретикам, эти сеньоры не могли или не захотели сыграть на своих землях роль христианских князей, защищающих веру. Граф Тулузский сообщил об этом папе римскому и королю Франции, церковь послала туда миссионеров, и, в частности, святого Бернара Клервосского, который в 1142 году изучил положение дел в провансальских епархиях и выступил там с проповедями, особого успеха, однако, не имевшими.
Став папой в 1198 году, Иннокентий III продолжил политику возвращения катаров в лоно католической церкви посредством методов убеждения. Но многочисленных проповедников встречали в Лангедоке скорее прохладно, нежели радостно. Даже святому Доминику, отличавшемуся своим красноречием, и то не удалось добиться осязаемых результатов. Катарским вождям активно помогали представители местной знати, и даже некоторые епископы, недовольные церковными порядками. В 1204 году папа римский снял этих епископов с их должностей, а вместо них назначил своего легата. Тот в 1206 году он попытался найти поддержку у аристократии Лангедока и настроить ее против катаров. Сеньоров, которые по-прежнему оказывали им содействие, стали отлучать от церкви. В мае 1207 года под отлучение от церкви попал даже сам могущественный и влиятельный граф Раймунд VI Тулузский. Однако после встречи с ним в январе 1208 года наместник папы был найден зарезанным в собственной постели, и это окончательно вывело папу из себя.
Внутри собора св. Цицилии находится столь же впечатляющий орган.
Тогда разгневанный папа отреагировал на это убийство буллой, в которой обещал одарить землями еретиков Лангедока, всех тех, кто примет участие в крестовом походе против них и уже весной 1209 года объявил против них крестовый поход. 24 июня 1209 года по призыву папы римского в Лионе собрались предводители крестового похода – епископы, архиепископы, сеньоры со всего севера Франции, за исключением короля Филиппа Августа, который высказал лишь сдержанное одобрение, но отказался возглавить сам поход, больше опасаясь германского императора и английского короля. Целью крестоносцев, как это объявлялось, было отнюдь не завоевание провансальских земель, а освобождение их от ереси, причем, как минимум, за 40 дней – то есть срок традиционной рыцарской службы, выше которого за нее наниматель (кем бы он ни был!) должен был уже заплатить!
А потолок покрыт просто фантастически красивой росписью явно на зависть всем, кто верил в Господа иначе!
Кто такие катары и почему Святую инквизицию создали специально, чтобы их уничтожить
О том, что в средневековой Европе существовал суд инквизиции известно многим. Также известно, что в лапы инквизиторам было лучше не попадать — достаточно вспомнить печальные судьбы Жанны д Арк, Джордано Бруно или Яна Гуса. Да и Галилео Галилей вряд ли остался сильно доволен итогом судебного разбирательства. Но мало кто знает, что святая инквизиция была создана папой Римским Иннокентием III специально для борьбы с ересью катаров. Да и о том, кто такие катары известно немногим. Попробуем слегка приподнять завесу неизвестности над этим религиозным течением. 
В Средние века Противоречия между католической и православной ветвями христианства были настолько глубокими, что в 1054 году Константинопольский патриарх и папа Римский взаимно прокляли один другого. Но и в рамках католицизма хватало различных сект, которые весьма вольно трактовали как сотворение мира, так и церковные догматы и обряды.
Одной из таких сект были катары, которых еще от города Альби называли альбигойцами. Основным оплотом катаров был юг Франции, но они имелись и в Германии с Италией. Считается, что катары владели различными тайными знаниями, также им принадлежал и Святой Грааль.
Когда точно в Западной Европе появилась секта катаров ответить невозможно, никакой конкретной привязки к дате не существует. Известно только, что они существовали уже в XI веке, а название катары им дал рейнландский клирик Экберт из города Шенау в 1163 году. Термин «Катары» можно перевести как «чистые, неоскверненные», хотя сами последователи религиозного течения предпочитали называть себя «добрые люди» или «добрые христиане»
Современные исследователи сходятся во мнении, что корнями катаризм уходит в раннее христианство, хотя и подвергшееся влиянию зороастризма и манихейства. Многие катары Лангедока (местность в южной Франции) мирно уживались с католиками, параллельно с признанием себя последователями катаризма называя себя христианами. Такой дуализм веры позволял долгое время избегать религиозных гонений.
Казнь «доброго человека» на костре. Средневековая миниатюра
Согласно учению катаров мир является несовершенным, поэтому и обременять себя соблюдением заповедей должны только избранные (совершенные), прочим же для попадания в рай вполне достаточно получить предсмертное «утешение» (consolament) от «совершенного».
Сожжение альбигойских писаний. Худ. Пьеро ди Козимо
Подобные взгляды альбигойцев не могли пройти мимо святой церкви, поэтому многие довольно известные теологи того времени вступали в религиозные диспуты с «совершенными». Беда была в том, что католические теологи знали Писание хуже своих оппонентов, так что представители катаров гораздо чаще побеждали в теологических диспутах, нежели терпели поражения. И это только убеждало рядовых христиан в истинности учения альбигойцев.
Возникшая ситуация долгое время вызывала раздражение в Ватикане, но долгое время владельцы Кольца Рыбака терпели существование альбигойцев, пока в 1209 году терпение папы Иннокентия III не лопнуло. Он объявил крестовый поход против альбигойцев, но их сопротивление оказалось неожиданно весьма упорным. Полностью сломить катаров удалось лишь в 1244 году вместе с падением их последней крепости Монсегюр
Катары и их учение метатрона
Великое движение катаров было оклеветано, дискредитировано и уничтожено римской инквизицией. В 1321г. был казнен послед-ний катарский пророк Гильом Белибаст. Схваченный инквизито-рами и посаженный в тюремную темницу в 1309г. он сказал пророчество: «Ровно через 700 лет лавр зазеленеет, и катары вернутся на землю. «
Духовно – Катары победили. Инквизиции не удалось сломить их волю и дух свободолюбия. Выдающийся мыслитель современности блаженный Иоанн по-ставил своим священным долгом реабилитировать катаров. «Катары – это великая любовь, – пишет он в своих многочис-ленных книгах, – новый взгляд на человека, как на божество, со-шедшее с неба».
Катары считали, что души вовлекаются в плотской порядок в силу своего убожества (порядка противоположного Божеству): недовольства языком добра, показавшегося им ограниченным и узколобым. Они должны восстать на дьявола. Возненавидеть его ненавистью, которой Господь ненавидел дух князя мира. Иначе победить его невозможно.
Зло несостоятельно и должно быть отвергнуто как язык и инструмент лукавого, в том числе угрозы, помыслы, расправы, голод. Физическая плоть в конечном счете только окормится через пренебрежение ее люциферианским источником и одухотворение Духом Святым.
И почему тьма, захлестнувшая южную Европу восемьсот лет назад, является родной сестрой той тьмы, что сегодня затопила территории, охваченные украинством.
Что ж, приготовьтесь. Это будет увлекательное путешествие.
Нет, они использовали Евангелие (которое крайне вольно и вполне по-еретически трактовали), да и вообще очень эффективно облекались в христианскую оболочку. Так эффективно, что даже многие из тех, кто о них пишет, в эту маскировку верят. Но я придерживаюсь иного взгляда на вопрос. В основе «ереси катаров» лежало совершенно иное учение.
Там эти семена упали на хорошо удобренную почву. Начало Крестовых Походов ещё до этого открыло ворота патриархальных европейских городов и селений для всех сект, какие только могли быть возможны. Сект, которыми и без того изобиловал Ближний Восток. Они приезжали в седельных сумках рыцарей, возвращавшихся из Палестины. Пересекали горы и пустыни в купеческих мешках и тюках. Переплывали море в трюмах торговых кораблей. К началу XI века ими кишело уже всё европейское Средиземноморье. Повсеместно в обиход вошли астрология и каббализм. Знакомая картина, не правда ли? Но со всем этим Христианской церкви ещё как-то удавалось сосуществовать в относительном мире. До тех пор, пока не появились они. Манихейские проповедники. Предвестники грядущей катастрофы. В тёмно-синих одеждах и остроконечных колпаках халдейских звездочётов ходили они по пыльным дорогам Европы, всюду разнося своё учение. Так, как разносят заразу чумные крысы.
И Южная Франция оказалась тем местом, где брошенные семена взошли наиболее пышным цветом.
Прошу заметить: я сейчас не о современной Европе рассказываю. Я описываю то, чем она была 800 лет назад. Ничего не напоминает?
Говоря же современным языком, в обществе катаров поощрялась и пропагандировалась эвтаназия. А в ряде случаем она была обязательной. И вновь повторюсь: это ничего вам не напоминает?
А ещё они были знатными «борцами за права женщин». Это так, в качестве ещё одного штриха к портрету. На всякий случай: я против женщин ничего не имею. А, как раз таки, даже наоборот.
Здесь без комментариев.
Вот такими они были, эти самые катары. Они вам по-прежнему нравятся, г-да наивные неучи, так рьяно кидающиеся их защищать? И ведь вот, что самое потрясающее: катары считали, что творят добро. В их системе ценностей оно было именно такое. Для них оно выглядело именно так.
И именно так они себя и называли: «добрые люди».
А «ересь катаров», тем временем, распространялась, как моровое поветрие. Альбигойский монстр жирел и набирался сил. Набирался до тех пор, пока не решил, что может прыгнуть. К моменту начала Альбигойской войны, на землях Лангедока, Прованса и Гаскони он безраздельно царил уже 50 лет. Целых полвека, как христиане были там забитым и дискриминируемым меньшинством. Целых полвека там открыто творилось то, о чём я рассказывал ранее. Они даже открыто провели там свой «церковный собор», на который из Болгарии даже приехал «папа катаров» Никкет (Никита).
И вот таким «художественным вымыслом» сопровождается всё, что связано с ними. В том числе и начало этой войны.
Которую, на самом деле, развязали сами катары.
Д октрина катаров
Истоки движения катаров
Непосредственные истоки движения выявляются легко, но его отдаленное происхождение намного темнее.
Нельзя не удивиться поразительному сходству катарского ритуала с церемониями ранней церкви, и историк Жан Гиро, при всей его приверженности к католицизму, отчетливо отметил это в своей Истории инквизиции.
Потому вполне возможно, что претензия катаров: мол, они истинные христиане, потому что сохранили чистоту и простоту ранней церкви, — не была совсем надуманной.
Гиро справедливо отмечает, что отколовшиеся секты зачастую более консервативны, чем эволюционирующая ортодоксальная церковь. Но каким образом эти обычаи передавались из поколения в поколение, равно как и доктрина, которая безусловно имеет отдельные черты сходства с гностицизмом?
При современном состоянии наших познаний на эти вопросы почти невозможно найти ответы. Возможно (но это чистое предположение, не подкрепленное никакими достоверными фактами), чтогностики и пришедшие им на смену манихеи укрылись от преследований в уединенных местах Пиренеев и с наступлением благоприятных обстоятельств вышли оттуда.
Зато несомненно теснейшее родство западного катаризма с богомилами, появившимися в Х в. в Болгарии поначалу как чисто народное движение, порожденное тогдашней нищетой страны.
Позднее богомилы перебрались в Константинополь и там в соприкосновении с более культурной средой разработали теологию — видимо, это в сущности и была теология катаров.
Но в какой мере сами богомилы связаны с малоазийскими павликианами и в какой степени последние были связаны с манихеями, а через них с гностиками первых веков нашей эры, уверенно установить намного труднее.
Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что идеи Маркиона и Валентина, с которыми спорил в полемике с Фаустом Милевским некогда разделявший их св. Августин, полностью так и не исчезли.
Доказательством этого служит то, что церковь постоянно боролась против манихейского понимания проблемы зла, нежелания признать за Богом, одновременно всемогущим и милосердным, творение мира, в котором зло занимает слишком много места.
Однако в действительности речь идет о других, более сокровенных и глубоких вещах. Человек ощущает себя в этом мире изгнанником. Он чувствует, что по своей природе принадлежит к другому миру, более прекрасному и гармоничному.
От Платона и до гимнов Мани мы слышим эту ностальгию по лучшему, истинному миру. Духовная часть нашего существа кажется пленницей материи — видимой, ощутимой гигантской машины, всегда способной раздавить нас, даже не осознавая причиняемого нам зла.
Мы из иного мира, и все явления искусства и духовности пронизаны подобным ощущением. Проблема состоит в обретении ключа от утраченного Царства, и смысл множества фольклорных сказок заключен именно в этом.
Официальная же церковь, тоже складно вещающая о мире ином, погрязла в привязанности к земной власти и могуществу, похоже, более всего озабочена защитой своего господствующего положения, мощи и богатства и наглядно показывает, что сама-то не воспринимает всерьез обещаний, раздаваемых верующим.
Отличия катаров и католиков
Совсем иное дело — катары; первые из них — это миссионеры, пришедшие с Востока во время второго крестового похода, то есть между 1140 и 1150 гг.
Именно тогда святой Бернар, тот самый, что впоследствии провозгласит в Везле крестовый поход, объезжает Юг Франции и особенно графство Тулузское, где, если верить ему, катаров уже так много, что церкви опустели, а в Верфее, замке близ Тулузы, даже не находится никого, кто пожелал бы послушать его проповедь.
Связи с Востоком были тогда чрезвычайно интенсивными, и совершенно ясно, что болгарские, греческие или боснийские миссионеры вполне могли нести «благую весть» от берегов Гаронны до берегов Рейна.
Это мужчины и женщины, ведущие строго аскетическую жизнь. Они передвигаются парами, пешком, в черном одеянии, неся на одеждах в кожаном футляре Евангелие от святого Иоанна, которое ставят выше трех других Евангелий.
Живут они на подаяние верующих и, когда не занимаются миссионерством, пребывают в мужских или женских домах, походящих на монастыри. Они совсем не едят мяса, прежде всего потому, что эта пища может пробудить в них плотские страсти, а также потому, что верят в перевоплощение и всякое убийство, даже животного, им категорически запрещено.
Понятно, что эти суровые и одновременно мягкие мужчины и женщины, жизнь которых представляет столь разительный контраст с жизнью большей части католических клириков, пользовались большим уважением, тем более что они излагали учение о спасении, а большинство людей были пресыщены проповедями, ставшими лишь назойливым повторением избитых и бесполезных формул, и ждали иного.
Мне кажется, что середина XII века, особенно на Юге Франции, была эпохой великого духовного ожидания. Официальная церковь вызывала возмущение, а утонченная теория куртуазной любви, годившаяся лишь для немногих привилегированных, тоже не могла заполнить пустоту этого ожидания.
Учение катаров очень простое и вполне доступно для самых неразвитых умов. Повсюду мы видим несправедливость и зло. Как же поверить, что возмущающий нас мир является творением совершенного Бога?
Катары не учат, вопреки частому утверждению, что существует два равных и равно вечных Начала и что вся история мира сводится к бесконечной борьбе между ними.
Но творец этого видимого и явно несовершенного мира. Демиург, или Сатана, — действительно дух Зла. Все материальное исходит от него; что же касается наших душ, то они, напротив, — творения Бога доброго, заключенные, как в тюрьму, в свои телесные оболочки. Катары раскрывают тайну их освобождения, поведанную им самим Христом.
Но Христос представляется катарам совсем иным, нежели католикам, и это ключевой пункт расхождения между ними.
Прежде всего Христос вовсе не искупал своей жертвой человеческих грехов. Он только изложил учение о спасении, содержащееся в Евангелиях, прежде всего в четвертом, хотя и синоптические Евангелия не отвергались катарами, придававшими также большое значение посланиям святого Павла.
Христианство или …?
Не раз возникал вопрос: можно ли при всем этом считать катаризм христианской ересью. Не был ли он скорее другой религией?
Подобный вопрос звучит несколько формально. Катаризм — христианское явление в той мере, в которой катары провозглашают себя христианами и даже единственными истинными христианами, в той мере, в какой их ритуалы воспроизводят ритуалы ранней церкви, а их доктрина основана только на определенным образом интерпретированном Евангелии.
К примеру, их главной молитвой считается молитва, которой Христос сам научил своих учеников, Отче наш.
В практике катаров она имеет гораздо большее значение, чем в католической литургии. Но если понимать под христианством главным образом веру в божественность Христа, тогда нельзя говорить о катарах как о христианах.
С другой стороны, катары отвергают значительную часть Ветхого Завета. Ветхозаветный Бог — это не кто иной, как Демиург, злое начало, который, дабы скорее ввести людей в заблуждение и отвратить от того, что бы могло их спасти, заставил поклоняться себе.
Напротив, катары испытывают великое уважение к пророкам, которые в определенных местах явно говорят не о мстительном и ревнивом Боге Израиля, а о Боге благом, всецело духовном, которого и должен был полностью раскрыть людям в молитве Отче наш Христос.
Поэтому может показаться странным, что катаров без разбора осуждали вместе с евреями и что они пользовались таким успехом в краю, больше любого другого подверженном еврейским влияниям.
Но дело в том, что по некоторым вопросам, особенно в отрицании божественности Христа, катары были согласны с евреями, и даже вполне возможно, что они признавали кое-какие кабалистические воззрения.
Но это вызывает другой вопрос: до какой степени катарская доктрина была доктриной посвященных, предназначенной для элиты?
Заметим прежде всего, что она похожа на учение гностиков. Спасение приходит через некое знание, но это знание — не тайное. Чтобы его постичь, довольно чтения Евангелия или хотя бы уяснения глубокого смысла молитвы Отче наш.
Но это дано не всем, тем более что католическая церковь сумела исказить самые ясные и очевидные понятия. Именно поэтому пастыри катаров собственным примером и проповедью должны оздоровлять души.
Таким образом, в доктрине катаров нет ничего такого тайного — разве что в книгах, ныне утраченных излагалось учение для посвященных. Но и это кажется маловероятным, потому что уже обнаружен ряд катарских текстов, в частности Трактат о двух Началах Жана де Люжио, которые не добавили ничего существенного к тому, что мы и так знаем из сочинений или допросов инквизиторов.
Конечно, источники последнего типа пронизаны сильной антипатией к катарам и не слишком благожелательно относятся к их точке зрения. Но эти источники честны и описывают факты достаточно точно.
“Утешение” и “Согласие” катаров
Итак, катарские пастыри. Старцы, как они себя называли, учат своих приверженцев тому, что «мы не от мира сего», как напишет много столетий спустя Рембо.
Мы пленники этого видимого мира, сотворенного злым Духом. И если мы не знаем учения и способа спасения, наши души будут обречены на бесконечное блуждание из одного тела в другое, воплощаясь заново после каждой смерти. Чтобы выйти из этого состояния, нам следует обрести крещение Духом, consolamentum (Утешение).
Катары отрицают христианское крещение водой, ибо их крещение — это крещение светом. Поэтому некоторые из них испытывают глубокое отвращение к святому Иоанну Крестителю, крестившему только водой, в то время как другие, напротив, считают его, подобно католикам, Предтечей.
На тех, кто получил Утешение, тут же налагаются тяжкие обязанности.
Отныне они должны воздерживаться от любых сексуальных связей и всякой животной пищи. Им позволена одна рыба, поскольку у нее холодная кровь и отсутствует духовный жар.
Потому большая часть верующих откладывает принятие consolamentum до своего последнего часа, и в позднем катаризме конца XIII — начала XIV вв. имели место случаи, когда верующие, получившие Утешение в предсмертном состоянии и потом выздоровевшие, сознательно умерщвляли себя путем endura.
В частности, ошибочно полагать, будто consolamentum не могли принимать неоднократно, как соборование, и есть точные доказательства того, что в некоторых случаях так и было.
При этом понятно, что простые верующие, не слишком склонные обременять себя тяжкой аскезой, откладывали до последнего момента принятие таинства.
Многие заключали своего рода соглашение с пастырями (convinanza или convenientia — Согласие), по которому они обязывались получить consolamentum при смерти.
Утверждают даже, что графа Тулузского Раймона VI по его распоряжению всегда сопровождало несколько пастырей, готовых дать ему Утешение в случае опасности.
Таким образом, consolamentum давался мужчинам и женщинам во цвете лет, и это не просто крещение: оно равноценно католическому таинству посвящения в монашеский орден.
Тот, кто желает его получить, должен сначала пройти долгую подготовку и выдержать ряд испытаний, доказывающих твердость его веры и подтверждающих, что ничто в мире не заставит его отречься.
Многое о них нам неизвестно, кроме того, что послушник вел очень строгий образ жизни, полный суровых лишений. Но была еще и доктрина духовная и интеллектуальная. И именно здесь нам очень недостает точных сведении.
Если бы мы знали, в чем наставляли будущих Добрых Мужей и Добрых Жен, мы бы, вероятно, лучше понимали, насколько тесными и реальными были связи катаризма с манихейством.
В настоящее время мы достаточно хорошо знаем манихейство, но нам неизвестно, использовались ли манихейские гимны катарами.
Однако во всех случаях бесспорно то, что именно по примеру манихеев катары создали очень сильную церковную организацию.
Источник – Жак Мадоль. Альбигойская драма и судьбы Франции
Выложил – Мэлфис К.