книга собор парижской богоматери цитаты
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери: красивые цитаты
Тот ад, в котором будешь ты, — мой рай!
Оба некоторое время хранили неподвижность и молчание: он — любуясь её красотой, она — удивляясь его безобразию.
Я перестал принадлежать себе. Другой конец нити, которую дьявол привязал к моим крыльям, он прикрепил к твоей ножке.
В этом сердце звучит все та же струна, струна самая затаенная, самая чувствительная; но вместо ангела, ласково прикасающегося к ней, ее дергает демон.
В чрезмерности греха таится исступленное счастье.
Измена супружеской верности — это удовлетворенное любопытство к наслаждению, которое испытывает другой.
Создание, представленное очам моим, было так сверхчеловечески прекрасно, что могло быть послано лишь небом или адом. Она не была обыкновенной девушкой, созданной из персти земной и скудно освещенной изнутри мерцающим лучом человеческой души. То был ангел! Но ангел мрака, сотканный из пламени, а не из света.
А вы, вы солнечный луч, вы капля росы, вы песня птички.
Она хотела заставить его войти в свою келью, но он заупрямился и остановился у порога.
— Нет, нет, — проговорил он, — филину не место в гнезде жаворонка.
Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище. Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения. Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.
Цитаты из «Собор Парижской Богоматери» (Виктор Гюго)
Цитаты из романа «Собор Парижской Богоматери» (1831 г.) французского писателя Виктора Гюго (1802 – 1885), в переводе Пименовой Э.К. (1854 – 1935).
Верность граждан правителям, прерываемая, однако изредка восстаниями, породила увеличение их привилегии
Мысль из старинной грамоты, которая приведена на латыни (книга третья, гл. II).
Вино доводит до греха даже мудрецов!
Слова режиссера Пьера Гренгуара, со ссылкой на святого Бенедикта. Фраза приведена на латыни — Vinum apostatare facit etiam sapientes! (книга 10, гл. III).
Время прожорливо, человек еще прожорливей
Из рассуждений автора о Соборе Парижской Богоматери. Фраза приведена на латыни — Теtрun edax, homo edacior (книга третья, гл. I).
Где женщины в почете, там боги довольны; где женщин презирают, там бесполезно взывать к божеству.
Из размышлений архидьякона Клода Фролло, который старается сосредоточиться на науке, но его мысли переключаются на образ красавицы цыганки Эсмеральды (книга седьмая, гл. IV).
Здоровый малый злобен
О Квазимодо, обладавшем большой физической силой, но который был физическим уродом. Выражение приведено на латыни, со ссылкой на авторство Томаса Гоббса (книга четвертая, гл. III).
Инстинкт объединяет женщин гораздо быстрее, нежели разум — мужчин.
О молодых женщинах из богатых семей, которые объединились против молодой красавицы цыганки Эсмеральды (книга седьмая, гл. I).
Каждая цивилизация начинается с теократии и заканчивается демократией.
Из рассуждений автора об архитектуре и книгопечатенье (книга пятая, гл. II).
Книга убьет здание
Слова архидьякона Клода Фролло о том, что книгопечатанье убьет архитектуру, как искусство (книга пятая, гл. I и II).
Любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко пуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце.
О любви красавицы Эсмеральды к капитану Фебу (книга 9, гл. IV).
Любовь – это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это – небо!
Слова красавицы Эсмеральды в разговоре с поэтом Гренгуаром (книга вторая, гл. VII).
Медицина – дочь сновидений
Выражение, вырезанное на стене комнаты архидьякона Клода Фролло (книга пятая, гл. I).
Мечтательное настроение чаще всего приходит, когда преследуешь хорошенькую женщину, не зная, куда она держит путь
Мысль поэта Гренгуара, который решил незаметно проследить за красавицей Эсмеральдой (книга вторая, гл. IV).
Моды нанесли больше вреда, чем революции. Они врезались в самую плоть средневекового искусства, они посягнули на самый его остов, они обкорнали, искромсали, разрушили, убили в здании его форму и символ, его смысл и красоту.
Из рассуждений автора о Соборе Парижской Богоматери и о том вреде, который ему нанесли люди своими перестройками (книга третья, гл. I).
Написав произведение, не передумывайте, не поправляйте его. Как только книга вышла в свет, как только пол этого произведения, мужской или женский, признан и утвержден, как только новорожденный издал первый крик, — он уже рожден, существует, он таков, каков есть
Цитата из Примечания к восьмому изданию к роману «Собор Парижской Богоматери» (1831 г.). Из рассуждений автора о своём произведении.
Не думаю, чтобы во всей вселенной было что-нибудь отраднее чувств, которые пробуждаются в сердце матери при виде крошечного башмачка ее ребенка.
Цитата из романа «Собор Парижской Богоматери» (1831 г.) французского писателя Виктора Гюго (1802 – 1885), в переводе Пименовой Э.К. (1854 – 1935). Из описания состояния женщины (затворница Роландовой башни), у которой цыгане украли ребенка, и у нее остался только башмачок ее малыша (книга 8, гл. V).
Ничто не делает человека столь склонным к рискованным предприятиям, как ощущение невесомости своего кошелька.
О поэте Гренгуаре, который ночью заблудился в отдаленном районе Парижа (книга вторая, гл. VI).
Ничто так хорошо не разгоняет печали, как зрелище уголовного судопроизводства, – настолько потешна глупость, обычно проявляемая судьями
Мысль Гренгуара (молодой режиссер), который увидел толпу у здания суда (книга 8, гл. I).
Пастырь лютого стада еще лютее пасомых.
Название главы III книги четвертой, в которой описывается взросление Квазимодо, служившего звонарем в Соборе Парижской Богоматери (Париж). Выражение приведено на латыни (книга четвертая, гл. III).
Печать – это тоже сооружение, растущее и взбирающееся ввысь бесконечными спиралями; в ней такое же смешение языков, беспрерывная деятельность, неутомимый труд, яростное соревнование всего человечества; в ней – обетованное убежище для мысли на случай нового всемирного потопа, нового нашествия варваров. Это вторая Вавилонская башня рода человеческого.
Из рассуждений автора о книгопечатенье и архитектуре (книга пятая, гл. II).
Плохо ложиться спать не поужинав; еще печальнее, оставшись голодным, не знать, где переночевать
Мысли поэта Гренгуара (книга вторая, гл. III).
Секрет вечного здоровья таков: в пище, в питье, во сне, в любви — во всем воздержание
Слова режиссера Пьера Гренгуара, со ссылкой на знаменитого врача Гиппократа (книга 10, гл. I).
Сначала я любил женщин, потом животных. Теперь я люблю камни. Они столь же забавны, как женщины и животные, но менее вероломны.
Слова режиссера Пьера Гренгуара, в разговоре со священником Клодом Фролло. Пьер говорит о своем новом увлечении архитектурой (книга 10, гл. I).
Собачья служба!
Мысль молодого капитана, который женится на девушке из богатой семьи не по любви (книга седьмая, гл. I).
Такой город, как Париж, растет непрерывно. Только такие города и превращаются в столицы. Это воронки, куда ведут все географические, политические, моральные и умственные стоки страны, куда направлены все естественные склонности целого народа
Из рассуждений автора о Париже и его истории (книга третья, гл. II).
Того, кто пьян, — того в бурьян!
Стишок, которым мальчишки дразнили пьяниц (книга седьмая, гл. VII).
У Парижа наших дней нет определенного лица. Это собрание образцов зодчества нескольких столетий, причем лучшие из них исчезли
Из рассуждений автора о Париже и его истории (книга третья, гл. II).
Уста каждого ученого, осыпающего похвалами своего собрата, – это чаша подслащенной желчи
О разговоре Клода Фролло с главным врачом королевского двора (книга пятая, гл. I).
Человек нуждается в привязанности, а жизнь, лишенная нежности и любви, – не что иное, как неодушевленный дребезжащий, скрипучий механизм.
О мыслях молодого Клода Фролло (священник, который позже усыновит Квазимодо), который рано остался без родителей и стал воспитывать маленького брата (книга четвертая, гл. II).
Человеческое сердце может вместить лишь определенную меру отчаяния. Когда губка насыщена, пусть море спокойно катит над ней свои волны – она не впитает больше ни капли.
Мысль Клода Фролло об осужденной на казнь красавице Эсмеральде, в которую он влюблен (книга 9, гл. V).
Я вижу вокруг только людей, жиреющих за счет моей худобы!
Слова короля Франции Людовика XI, в ответ на доклад своего чиновника (Оливье) о расходах казны (книга 10, гл. V).
Я имею счастье проводить время с утра и до вечера в обществе гениального человека, то есть с самим собой, а это очень приятно
Слова режиссера Пьера Гренгуара, в ответ на предложение священника Клода Фролло спасти красавицу Эсмеральду, с риском для жизни Пьера (книга 10, гл. I).
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко пуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце. И вот что необъяснимо: слепая страсть — самая упорная. Она особенно сильна, когда она безрассудна.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Ничто не делает человека столь склонным к рискованным предприятиям, как ощущение невесомости своего кошелька.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
— А знаете ли вы, что такое дружба?
— Да. Это значит быть братом и сестрой; это две души, которые соприкасаются, не сливаясь; это два перста одной руки.
— А любовь?
— О, любовь! Любовь — это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это — небо!
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Мать чаще всего сильнее любит именно то дитя, которое заставило ее больше страдать.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Достаточно одной капли вина, чтоб окрасить целый стакан воды, а чтоб испортить настроение целому собранию хорошеньких женщин, достаточно появления женщины еще более хорошенькой, — особенно когда в обществе есть мужчина.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Собравшаяся с утра толпа ждала полудня, послов Фландрии и мистерии. Своевременно явился только полдень.
Цитаты из романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» + иллюстрации
Счастливый паромщик — ты не грезишь о славе, и ты не пишешь эпиталам! Что тебе до королей, вступающих в брак, и до герцогинь бургундских! Тебе неведомы иные маргаритки, кроме тех, что щиплют твои коровы на зеленых апрельских лужайках! … Спасибо тебе, паромщик, мой взор отдыхает, покоясь на твоей хижине! Она заставляет меня забыть о Париже!
О, с каким удовольствием я утопился бы, не будь вода такой холодной!
Юпитер создал людей в припадке мизантропии.
Пташка упорхнула, нетопырь остался.
Что такое дружба? Это значит быть братом и сестрой; это две души, которые соприкасаются, не сливаясь; это два перста одной руки. А любовь? Любовь — это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это — небо!
Время слепо, а человек невежествен.
Смерить один палец ноги гиганта — значит определить размеры всего его тела.
Каждая сторона, каждый камень почтенного памятника — это не только страница истории Франции, но и истории науки и искусства.
Крупнейшие памятники прошлого — это не столько творения отдельной личности, сколько целого общества; это скорее следствие творческих усилий народа, чем яркая вспышка гения, это осадочный пласт, оставляемый после себя нацией; наслоения, отложенные веками, гуща, оставшаяся в результате последовательного испарения человеческого общества; словом, это своего рода органическая формация.
Великие здания, как и высокие горы — творения веков.
Такой город, как Париж, растет непрерывно. Только такие города и превращаются в столицы. Это воронки, куда ведут все географические, политические, моральные и умственные стоки страны, куда направлены все естественные склонности целого народа; это, так сказать, кладези цивилизации и в то же время каналы, куда, капля за каплей, век за веком, без конца просачиваются и где скапливаются торговля, промышленность, образование, население, — все, что плодоносно, все, что живительно, все, что составляет душу нации.
Вся история второй половины средних веков запечатлена в геральдике, подобно тому, как история первой их половины выражена в символике романских церквей. Это иероглифы феодализма, заменившие иероглифы теократии.
Иногда и ухо обретает зрение.
Человек нуждается в привязанности, жизнь, лишенная нежности и любви, — не что иное, как неодушевленный дребезжащий, скрипучий механизм.
В увечном теле оскудевает и разум.
Мать часто всего сильнее любит именно то дитя, которое заставило ее больше страдать.
В каждом из нас существует гармония между нашим непрерывно развивающимся умом, склонностями и характером, и нарушается она лишь во время сильных душевных потрясений.
Древний символ змеи, жалящей собственный хвост, более всего применим к науке.
Увы! Увы! Малое берет верх над великим; один-единственный зуб осиливает целую толщу. Нильская крыса убивает крокодила, меч-рыба убивает кита, книга убьет здание!
В течение первых шести тысячелетий, начиная с самой древней пагоды Индостана и до Кельнского собора, зодчество было величайшей книгой рода человеческого.
Каждая цивилизация начинается с теократии и заканчивается демократией.
Искусство, под предлогом возведения божьих храмов, достигло великолепного развития.
В те времена каждый родившийся поэтом становился зодчим… их илиады отливались в форму соборов.
Вплоть до Гутенберга зодчество было преобладающей формой письменности, общей для всех народов.
Как ненадежно бессмертие, доверенное рукописи! А вот здание — это уже книга прочная, долговечная и выносливая! Для уничтожения слова, написанного на бумаге, достаточно факела или варвара. Для разрушения слова, высеченного из камня, необходим общественный переворот или возмущение стихий.
По предопределению ли свыше, или по воле рока, но Гуттенберг является предтечей Лютера.
Печать — это тоже сооружение, растущее и взбирающееся ввысь бесконечными спиралями; в ней такое же смешение языков, беспрерывная деятельность, неутомимый труд, яростное соревнование всего человечества; в ней — обетованное убежище для мысли на случай нового всемирного потопа, нового нашествия варваров. Это вторая Вавилонская башня рода человеческого.
Он оказался глухим и слепым одновременно. Вот условие, необходимое для того, чтобы быть образцовым судьей!
В те времена на все явления жизни смотрели так же, без метафизики, трезво, без увеличительного стекла, невооруженным глазом. Микроскоп в ту пору еще не был изобретен ни для явлений мира физического, ни для явлений мира духовного. Простонародье, особенно времен средневековья, является в обществе тем же, чем ребенок в семье. До тех пор, пока оно пребывает в состоянии первобытного неведения, морального и умственного несовершеннолетия, о нем, как о ребенке, можно сказать: В сем возрасте не знают состраданья.
Достаточно какой-нибудь одной несчастной мысли, чтобы сделать человека бессильным и безумным!
Не люблю я козлов за их бороду да за рога. Ни дать ни взять — мужчина.
О, сколь пустозвонна наука, когда ты, в отчаянии, преисполненный страстей, ищешь у нее прибежища!
Когда творишь зло, твори его до конца. Безумие останавливаться на полпути! В чрезмерности греха таится исступленное счастье.
Каждая дурная мысль настойчиво требует своего воплощения.
Для матери, потерявшей ребенка, день этот длится вечно. Такая скорбь не стареет. Пусть траурное одеяние ветшает и белеет, но сердце остается облаченным в траур.
Избыток страдания, как и избыток счастья, вызывает бурные, но скоротечные чувства. Человеческое сердце не в силах долго выдерживать их чрезмерную остроту. Когда губка насыщена, пусть море спокойно катит над ней свои волны — она не впитает больше ни капли.
Любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко пуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце.
Слепая страсть — самая упорная. Она особенно сильна, когда она безрассудна.
То, что устраивают люди, расстраивают обстоятельства.
Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем.
Я имею счастье проводить время с утра и до вечера в обществе гениального человека, то есть с самим собой, а это очень приятно.
Порой мы обязаны счастливым исходом великого предприятия удаче, порой — хитрости.
Увы! Ко всем человеческим поступкам можно относиться двояко: за что клеймят одного, за то другого венчают лаврами. Кто благоговеет перед Цезарем, тот порицает Катилину.
Страдание всегда сопутствует наслаждению, как спондей чередуется с дактилем.
— Жеан! Ты катишься по наклонной плоскости. Знаешь ли ты, куда ты идешь?
— В кабак, — ответил Жеан.
Если я существую, существует ли все окружающее? Если существует все окружающее, существую ли я?
Сначала я любил женщин, потом животных. Теперь я люблю камни. Они столь же забавны, как женщины и животные, но менее вероломны.
Кривому хуже, чем слепому. Он знает, чего он лишен.
Здесь все пустое — и мысли, и бутылки.
Я всегда упускаю случай быть повешенным. Такова моя судьба.
Роду человеческому принадлежат две книги, две летописи, два завещания — зодчество и книгопечатание, библия каменная и библия бумажная.
Капли вина достаточно, чтобы окрасить целый стакан воды; чтобы испортить настроение целому собранию хорошеньких женщин, достаточно появления более красивой, в особенности, если в их обществе всего лишь один мужчина.
В жизни я не встречал такого великолепного уродства!
Инстинкт объединяет женщин гораздо быстрее, нежели разум — мужчин.
Чтобы заполнить жизнь, гулящим нужен или любовник, или ребенок.
Мы — народ просвещенный, мягкий, гуманный, если взять в скобки гильотину и каторгу.
За тщеславием всегда следуют по пятам разорение и позор.
Все горбатые ходят с высоко поднятой головой, все заики ораторствуют, все глухие говорят шепотом.
Нельзя просто существовать — нужно поддерживать своё существование.
Я не отрицаю ни аптеки, ни больного. Я отрицаю лекаря.
Память — это палач ревнивцев.
Лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала представления — это уверить ее, что спектакль начнется незамедлительно.
Вот она, жизнь! Зачастую именно лучшие друзья подставляют вам ножку.
Он хорошо делает, что валяется у его ног. Короли подобны Юпитеру Критскому — у них уши только в ногах.
Я предпочитаю быть головкой мухи, чем хвостом льва!
Виселица — коромысло весов, к одному концу которого подвешен человек, а к другому — вселенная.
О, сколь пленителен разврат с виду и сколь отвратительна и скучна его изнанка!
Не гляди на лицо, девушка,
А заглядывай в сердце
Сердце прекрасного юноши часто бывает уродливо
Нет сердца, где любовь не живет
Девушка! Сосна не красива,
Не так хороша, как тополь
Но сосна и зимой зеленеет
Увы! Зачем тебе петь про это?
То, что уродливо, пусть погибает;
Красота к красоте лишь влечется,
И апрель не глядит на январь.
Красота совершенна,
Красота всемогуща,
Полной жизнью живет одна красота.
Ворон только днем летает,
Летают ночью лишь совы,
Лебедь летает и днем и ночью
Так вот каким надо быть! Красивым снаружи!
Однажды утром, проснувшись, она нашла у себя на окне два сосуда, наполненные цветами. Один из них — красивая хрустальная ваза, но с трещиной. Налитая в вазу вода вытекла, и цветы увяли. Другой же — глиняный, грубый горшок, но полный воды, и цветы в нем были свежи и ярки. Не знаю, было ли то намеренно, но Эсмеральда взяла увядший букет и весь день носила его на груди.
Отчего ваш друг молчит? Потому что его родители были чудаки и оставили ему в наследство молчаливость.
Когда ты из народа, государь, у тебя всегда что-нибудь да лежит на сердце.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Виселица — коромысло весов, к одному концу которого, подвешен человек, а к другому — вселенная.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Ничто не трогает нас в том, кого мы ненавидим.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Что же останется к концу, если всё будет известно с самого начала?
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Завидовать! Но чему же? Их силе, их вооружению, их дисциплине? Философия и независимость в рубище стоят большего. Я предпочитаю быть головкой мухи, чем хвостом льва.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Ведь дети-то наши — мозг наших костей.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Девушка, которая любит смеяться, на пути к слезам.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Если мы люди маленькие, отсюда ещё не следует, что мы боимся больших дел!
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
— Капитан Феб де Шатопер, ты лжешь!
Тот, кто в эту минуту увидел бы вспыхнувшее лицо капитана, его стремительный прыжок назад, освободивший его из тисков, в которые он попался, тот надменный вид, с каким он схватился за эфес своей шпаги, кто увидел бы противостоящую этой ярости мертвенную неподвижность человека в плаще, — тот содрогнулся бы от ужаса. Это напоминало поединок Дон Жуана со статуей командора.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
За тщеславием по пятам всегда следует разорение и позор.