коль будет тверд и крепок разум все дураки исчезнут разом кто автор
Средневековая литература
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Врач
Слуга
Больной
(входит вместе со слугой)
(Показывает грамоту и печать.)
(глядит во все стороны)
Да будет божья милость с вами!
Коль мы не в тот попали дом,
Откланяемся и уйдем.
Мир всей компании честной!
Между тем на костылях приближается больной
с огромным брюхом.
Глядите, вон идет больной!
Сперва проверим твой испод.
Принес ли ты с собой мочу?
А как же? Я ведь шел к врачу.
Да, брат, моча дурного цвета;
От живота исходит это,
Вот! Вот! Всю жизнь кишками маюсь.
Тебе помочь я постараюсь.
Но ты во что бы то ни стало
Напиток примешь для начала.
Я сам тебе его сварю.
От всей души благодарю,
Но я лекарств пивал немало,-
Едва живот не разорвало.
Полдня не мог ни встать, ни лечь.
Ты мне, голубчик, не перечь!
Видать, ты не в своем рассудке.
Скопилась дрянь в твоем желудке.
Ее должны мы выместь прочь,
Дабы беде твоей помочь.
Ох, тут пойдет такая вонь.
Да что, тебя совсем не тронь?
Избави бог меня от пыток.
Каков же будет сей напиток?
Быть может, пиво или мед,
А то от жажды сохнет рот.
Лечись, приятель, без опаски!
Сперва отведаешь колбаски,
Затем, позавтракав слегка,
Ты выпьешь кварту молока,
Разбавленную черным пивом,
Заешь все это черносливом,
И, наконец, воды испив.
Сейчас мы сделаем надрез.
Небось полпуда выйдет грязи.
Ни боже мой! Ни в коем разе!
Уж это, сударь, вы наврали.
Как дураки ко мне попали?
Шабаш! Лечиться не хочу!
Я выпить дам тебе мочу
Поймешь, какие это враки,
Ужо заползают, как раки,
В размякшем брюхе дураки.
Наверно, это червяки,
А будто жабы заурчали.
Вот уж какой не ждал печали!
(подает ему зеркало)
Врачу не веришь-так взгляни!
Держи-ка зеркало,
(смотрит в зеркало, хватает себя за уши)
Они!
Сам вижу, сколь недуг опасен.
Кладите! Режьте! Я согласен!
Ах, он меня вконец добьет!
Стать мертвецом?! Какая гадость
Лежать в гробу, жене на радость.
Ну, брат, давай. Чего ты ждешь?
Эх, с дураками пропадешь!
Бог с ним! Валяйте! Так и быть!
Желудок снова начал ныть.
Давно бы мне его настроить.
Но сколько это будет стоить?
Дозвольте выпить хоть глоток,-
Желудок малость успокою.
(обматывает шею больного полотенцем)
А ну-ка, парень, зубы стисни.
Терпи, не то испустишь дух.
Авось излечат твой недуг
И станешь молодым да свежим.
Злодеи! Стойте! Жжет огнем!
Ты был предупрежден о том.
Небось не на блинах у тещи.
(погружает в брюхо больного щипцы,
вытаскивает первого дурака)
Дивись моей врачебной мощи!
На, погляди: неплох улов!
Ну до чего ж большеголов!
(хватается за живот)
Ох, доктор, вроде полегчало.
Сдается мне,
Что у него застряли в брюхе
Еще дружки в таком же духе,
Вы поглядите, господин.
(заглядывает больному в брюхо)
Ну, так и есть! Еще один!
С башкою четырехугольной!
Ой, помираю! Страсть как больно!
Молчи-ка, олух! Не скули!
Глянь, что за дурня извлекли.
Знать, долго в брюхе находился.
Я словно заново родился.
Уф, хорошо. Но кто таков
Второй из этих дураков?
(показывает ему щипцы)
А это кто еще такой?
Вот здесь пощупайте рукой.
Десятый год мне брюхо точит
И вылезать никак не хочет.
Слыхали? Запищал, как мышь!
(залезает щипцами и вытаскивает дурака)
Нет, у меня не пошалишь!
О, поглядите, доктор милый!
Какой-то желтый он и хилый,
С чего он, бедный, высох так?
Я много лет терпел, поверьте.
Загрызла зависть.
А теперь
Еще разок живот проверь.
Добра какого не осталось?
Помни, не бойся!
Пучит малость.
Ногами кто-то бьет в бока.
Хватайте, доктор, дурака!
Ох, отпустите! Ох, не надо!
(показывает ему дурака и говорит)
Гляди, какого вынул гада.
И до чего ж опасный, плут!
Он похоть разжигал да блуд.
Тебя он сильно опорочил:
Ты девкам головы морочил,
Любовниц что ни день менял,
Своей супруге изменял.
Не вырви я его оттуда,
Тебе бы, парень, было худо.
Вы, доктор, из цыган небось:
Все так и видите насквозь-
Опять в кишках скребется что-то.
О, боже! Новая забота!
Ишь! Упирается да вьется.
Здесь силой действовать придется,
А ну, сдавайся, сатана!
Ох, до чего ж гудит спина!
Вы, видно, кончите не скоро,
А вот и он! Дурак-обжора!
Он у тебя в нутре сидел,
И ты не в меру пил и ел.
К тому ж, когда набито брюхо,
Мозг слабнет, сердце бьется глухо.
Обжорство в дом несет разор,
Великий, стало быть, позор.
Ну, видишь сам, помог тебе я,
Убрав столь вредного злодея.
Мне, право, с ним расстаться жаль.
Вот тоже выдумал печаль!
Поди-ка, все теперь в порядке?
Домой помчусь я без оглядки.
Зашейте брюхо поскорей!
Там кто-то хрюкает, ей-ей!
Вот ведь как, бесы, притаились:
Еще один дурак не вылез.
Придется снова надрезать.
Ну, этого трудненько взять!
Беру его под самый корень,
А он противится. Упорен!
Нажмем-ка вместе. Так. Давай!
Хребет сломали! Ай-ай-ай!
Ох, послабее, что ль, тяните!
Пожалуй, я пойду домой.
Зашейте мне живее пузо!
Да как сказать. Немного ноет.
В боку дурак засел, кажись,
Засел в боку? Тогда держись!
Эге! Он тут накуролесил.
Чего он голову повесил?
Губами чмокает. Сопит
Ушли враги из живота,
И все же в брюхе маета.
До дому как бы дотащиться?
(ощупывает больному брюхо)
Эге, занятная вещица!
Сдавило малому кишки
Гнездо, где жили дураки.
Они там копошатся роем:
А ну, еще раз чрево вскроем,
Ох, доктор, я совсем ослаб.
Глоток винца испить хотя б!
Озноб трясет, немеют руки.
Не перенесть мне этой муки.
Шут с ним, не трогайте гнезда
Что делать? Ради излеченья,
Дабы живот не вздуло впредь,
Придется, видно, потерпеть,
А кем бы эти дурни стали,
Как только выползли б на свет?
Ого! Кого здесь только нет!
Любых сортов найдутся гады:
Ханжи, святоши, конокрады,
Буяны, ерники, лжецы,
И лихоимцы, и скупцы,
Закоренелые злодеи,
Алхимики и чудодеи,
По части пьянства мастера,
Мошенники и шулера,
Плуты, охальники да воры,
Мздоимцы, трусы, живодеры,
Сутяги, совестью нечисты,
Лжемудрецы и лжеюристы,
Все, кого Брант Себастиан
Однажды в море-океан
На корабле своем отправил.
Ну, а теперь, согласно правил,
Свали в мешок всю эту мразь
И в Пегниц кинь, благословясь,
Пускай поплавают в воде.
Спасен! Конец моей беде!
Зашейте брюхо, если можно.
Сейчас заштопаем надежно.
Что, братец, стало веселей?
Домой пойдешь без костылей!
Здоров я, доктор! С плеч забота!
Мне прыгать и плясать охота.
Спасибо мудрому врачу!
Одно лишь я узнать хочу:
Как дураки в меня проникли?
С едой попали на язык ли
Иль, может быть, с каким питьем,
Чтобы в нутре засесть потом?
Избави бог от этой пищи!
Вы правы, доктор! Верно, верно!
Я прежде жил куда как скверно,
Поверьте, с нынешнего дня
Вы не узнаете меня.
Советов ваших не забуду
И день и ночь беречься буду,
Да жаль, что в нашей стороне
Полно больных, подобных мне.
Поди, не ведают доселе,
Что дураки в нутре засели.
Но я погибнуть им не дам:
Немедля их направлю к вам,
Дабы доход вы получили,
Коль даром вы меня лечили.
Хвала вам до конца времен.
Бегу, познаньем умудрен.
И. глупость и мудрость
Спрячьте в ножны остроту.
Лезвие затупите.
Не острите с тем, кто туп –
тупо вы поступите.
***
То в небе наш разум витает,
то бьется в решетках стальных.
Любой сумасшедший считает
придурками всех остальных.
***
Как отличить глупца от мудреца?
Глупцу смысл жизни ясен до конца.
***
Дурак и умный, кто их распознает?
Кто больше говорит, тот меньше знает.
***
Чего бы ты ни намудрил,
ты не мудрей, чем гамадрил.
***
Сродни орангутангу и горилле,
с деревьев не наученный слезать,
я говорю лишь то, что говорили.
Но я надеюсь краше всех сказать.
***
Кто умнее – дурак или умный?
Вот вопрос, что поставлен разумно.
А умней, без сомнения тот,
кто живет безо всяких хлопот.
***
Вот отчего царь Соломон
мудрейший царь на свете –
имел пятьсот он умных жен
и слушал их советы.
Внимал он, каждой глядя в рот,
но поступал наоборот.
***
Не стоит дураков лишать трибуны.
Не только умный занят созиданьем.
Дурак поймет все то, что понял умный
но с некоторым, правда, опозданьем.
***
Вот фокусника процедуры.
У нас имеет он успех.
Мы любим все, когда нас дурят,
но только так, чтоб разом всех.
Приятно, признаюсь без врак,
когда не только ты дурак.
***
Мудрости на свете не бывает.
Не сказал никто и никогда
для чего на миг мы прибываем,
почему уходим навсегда.
***
Желаешь слыть умным? Напрасна затея.
Софокл был мудрей и Сократ был умнее.
Придумывать глупости – мудрое дело.
Для глупости нету в искусстве предела.
***
Мудрец придумал в шахматы игру,
дав белым первый ход, считай – добру.
И жизнь игра, но в ней наоборот –
зло делает, обычно, первый ход.
***
В отличье от шахмат
жизнь тем нехороша,
что в ней нам ставят мат,
не объявляя шах.
***
Как часто руки, разум обгоняя,
бессмысленные войны начинают,
а слово, что могло сдержать сраженье,
приходит явно не с опереженьем.
***
Ты перестанешь быть мальчишкой
и станешь взрослым мужиком,
когда с усмешкой промолчишь ты,
имея дело с дураком.
***
Слишком громко грозим
разнести в пух и прах?
Мы за криком своим
прячем немочь и страх.
***
Ты, брат, не прав,
когда ты Лев.
Плохой советчик в споре –
гнев.
***
Обзаведешься силой львиной,
сумеешь ты сдержать лавину,
когда однажды, поумнев,
ты свой умерить сможешь гнев.
***
О том, как звать вас, величать,
кричите реже и потише.
Когда научитесь молчать,
тогда сумеете услышать.
***
Тот, кто услышан, тот возвышен
и с крыши может не слезать.
Как часто хочет быть услышан
тот, кому нечего сказать.
***
Молчаливый дурак – это нонсенс.
Многословие – вот его враг.
Если слова бы не произнес он,
кто бы понял, что он дурак?
***
Молчишь ты, поступая очень умно.
А я всю жизнь и глупым был и шумным.
Завиден мне твой молчаливый нрав.
Тот, кто молчит, тот чаще прочих прав.
***
Где тот дурак, что был себе не люб,
собой в ком недовольство обитало?
Всем тем, кто был бездарен или глуп,
чего-чего, а разума хватало!
***
Кто мудр, но недоволен дураком,
тот с истиною старой не знаком,
что мудрым только там прослыть легко,
где много обитает дураков.
***
Где рыба запоет и свиснет рак,
там в глупости признается дурак.
Но, где дурак назвал себя глупцом,
побрезгую любым я мудрецом.
***
Дурак не част, который настоящий.
Все больше средней дураки руки.
Перечить дуракам вышестоящим
способны только архидураки.
***
Любите дураков: их нынче мало.
Общаясь с умным, трудно не уснуть.
Дурак прекрасен тем, что не обманет,
вернее – не сумеет обмануть
***
С ними ладить не умея,
зря на них мы негодуем:
Тот дурак, что поумнеет,
превратится в негодяя.
***
Вы дурака назвали дураком?
Вы от него ушли недалеко.
***
Старый дурак шепотом –
это дурак с опытом.
***
Мужчин таких на каждом на углу пусть
назвал бы глупым каждый идиот.
Ты – Женщина! Тебя не портит глупость.
Наоборот – она тебе идет.
***
Быть женщиной – твореньем лучшим Бога,
с которым все в сравнении – ерунда!
Быть женщиной – знать надобно немного –
лишь два коротких слова – «Нет» и «Да».
***
Ногам красивым ум в придачу –
такой ты дать не сможешь сдачу
И, пусть захватывает дух,
но выбирай одно из двух.
***
Когда б мы в женщинах ценили
ум, а не качество фигур,
они б фигуры изменили
и в мире меньше стало б дур.
***
Плодятся словно тараканы.
Я, без надежды на успех,
всю жизнь воюю с дураками,
но дурочки опасней всех.
***
Мужчина – властелин, властитель дум.
Он, как кобель, владения пометил.
А женщина на то свой тратит ум,
чтоб в ней ума мужчина не заметил.
***
Про мудрость зря толкуем мы свою им.
Мудрее нас намного наши феи.
Мужчины, мы за то всю жизнь воюем,
чтоб доставались женщинам трофеи.
***
Увидел я, промыв руду мою,
алмаз небесной чистоты –
«Где говоришь ты то, что думаешь,
подумай – думаешь ли ты?»
***
О, как алмаз сияет на витрине,
когда к нему пришли вы на смотрины.
Но, хоть алмаз – и в Африке – алмаз,
тусклее станет он в руках у вас.
***
Алмаз не требует прикрас.
Не суй его прохожим.
Чтоб доказать, что ты – алмаз,
не надо лезть из кожи.
***
На чужих изученных ошибках
поумнеешь моет, но не шибко.
Набираться опыта чужого –
есть пирог, который пережеван.
Набивая собственные шишки,
повторяя лишь свои ошибки,
напрягая жилы и потея,
может быть, и станешь грамотеем.
***
Не перечесть моих ушибов,
ранений тела и лица.
Тот, кто не делает ошибок,
тот на пороге у конца.
***
Советуешь назойливо и шумно,
но проку от твоих советов нет.
Чужой совет поймет лишь только умный,
но умному – зачем чужой совет?
***
Была мудра страна Советов,
как царь, который Соломон.
Но все устали от советов
и стали жить своим умом.
***
Люби мой сын, но если ты при этом
держать не будешь чувств под замком,
ты будешь продан тем, кому ты предан.
Таков любви неписаный закон.
Еще тебе совет я дать намерен
и лучшего тебе никто не даст –
себе ты верен будь и будь уверен –
никто тебя не выдаст не продаст.
Большая касыда. автор Ибн аль Фарид
* * *
Глаза поили душу красотой.
О, мирозданья кубок золотой!
И я пьянел от сполоха огней,
От звона чаш и радости друзей.
Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,
Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.
Так, полный солнцем кубок при губя,
Себя забыв, я нахожу тебя.
Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты
Земного мира,- исчезаешь ты.
И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,
Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.
О, появись или сквозь зыбкий мрак
Из глубины подай мне тайный знак!
Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: «Нет!»
Скажи, как говорила ты другим:
«Мой лик земным глазам неразличим».
Ведь некогда раскрыла ты уста,
Лишь для меня замкнулась немота.
О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,
И если б было столько слезных рек,
То, верно б, Ноев затонул ковчег!
В моей груди огонь с горы Хорив
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.
И если б не неистовство огня,
То слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.
Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,
Когда бы стон мой услыхал Аллах,
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.
О, каравана добрый проводник,
Услышь вдали затерянного крик!
Вокруг пустыня. Жаждою томим,
Я словно разлучен с собой самим.
Мой рот молчит, душа моя нема,
Но боль горит и говорит сама.
И, истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами огней.
И тайное мое открылось вдруг,
Собравшись в солнца раскаленный круг.
Его никто не смог бы прочитать,
Когда б любовь не сорвала печать.
А я. я скрыт в тебе, любовь моя.
Волною света захлебнулся я.
Лишь эта боль, в которой скрыт весь «я»,-
Мой бич? Награда страшная моя!
Из блеска, из надмирного огня
На землю вновь не высылай меня.
Мне это тело сделалось чужим,
Я сам желаю разлучиться с ним.
Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-
Текущий огнь, горящая любовь!
О, как сказать мне, что такое ты,
Когда сравненья грубы и пусты!
Рокочут речи, как накат валов,
А мне все время не хватает слов.
О, этот вечно пересохший рот,
Которому глотка недостает!
Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
И лишь у смерти есть над смертью власть.
Я весь исчез, мой затерялся след.
Того, что глаз способен видеть,- нет.
Но сердце мне прожгла внезапно весть
Из недр: «Несуществующее есть!»
Ты жжешься, суть извечная моя,-
Вне смерти, в сердцевине бытия,
Была всегда и вечно будешь впредь.
Лишь оболочка может умереть.
Любовь жива без губ, без рук, без тел,
И дышит дух, хотя бы прах истлел.
Нет, я не жалуюсь на боль мою,
Я только боли этой не таю.
И от кого таиться и зачем?
Перед врагом я буду вечно нем.
Он не увидит ран моих и слез,
А если б видел, новые принес.
О, я могу быть твердым, как стена,
Но здесь, с любимой, твердость не нужна.
Да не потерпит дух мой ни на миг
Разлуку с тем, чем жив он и велик!
Да ни на миг не разлучится с той,
Что жжет его и лечит красотой.
О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-
Отняв весь мир, себя мне даришь ты,
И я не знаю большей доброты.
Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:
Пускай меня порочит клеветник,
Пускай хула отточит свой язык,
Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.
Я боли рад, я рад такой борьбе,
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.
Тебе ж вовек не повредит хула,-
Ты то, что есть, ты та же, что была.
И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.
Любовь без жертвы, без тоски, без ран?
Когда же был покой влюбленным дан?
Покой? О нет! Блаженства вечный сад,
Сияя, жжет, как раскаленный ад.
Что ад, что рай? О, мучай, презирай,
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.
Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,
Когда меня ведет живая страсть?
Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.
Любовь к другой? А не к тебе одной?
Да разве б мог я оставаться мной,
Нарушив клятву неземных основ,
Ту, что давал, еще не зная слов,
В преддверье мира, где покровов нет,
Где к духу дух течет и к свету свет?
И вновь клянусь торжественностью уз,
Твоим любимым ликом я клянусь,
Заставившим померкнуть лунный лик;
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-
Всем совершенством, стройностью твоей,
В которой узел сцепленных лучей,
Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг
И победил непобедимость мук:
Кумирам чужд, от суеты далек,
С души своей одежды я совлек
И в первозданной ясности встаю,
Тебе открывши наготу мою.
Чей взгляд смутит меня и устыдит?
Перед тобой излишен всякий стыд.
Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров
Любых обрядов, и имен, и слов.
И даже если вся моя родня
Начнет позорить и бранить меня,
Что мне с того? Мне родственны лишь те,
Кто благородство видит в наготе.
Мой брат по вере, истинный мой брат
Умен безумьем, бедностью богат.
Любовью полн, людей не судит он,
В его груди живет иной закон,
Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.
Святой закон, перед лицом твоим
Да буду я вовек непогрешим.
И вот в молчанье стали вдруг слышны
Слова из сокровенной глубины.
И сердце мне пронзили боль и дрожь,
Когда, как гром, раздался голос: «Ложь!
Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
В тебе живу еще не я одна.
Ты отдал мне себя? Но не всего,
И себялюбье в сердце не мертво.
Ты сотни жертв принес передо мной,
Ну, а с меня довольно и одной.
О, если б, спутав все свои пути,
Ты б затерялся, чтоб меня найти,
Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
Вся сложность стала б ясной простотой,
И ты б не бился шумно о порог,
А прямо в дом войти бы тихо смог.
Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
Не поселился, не живешь во мне.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,- умри!»
Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.
Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,
Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-
Туда, где действует иной закон,
Где побеждает тот, кто побежден.
И где царит над миром только тот,
Кто ежечасно царство раздает.
И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.
Но эта слава всходит в глубине,
Внутри души, и не видна вовне.
Ее свеченье видит внешний взор,
Как нищету, бесчестье и позор.
Я лишь насмешки слышу от людей,
Когда пою им о любви своей.
Что ты живешь в родящей солнце тьме,-
Они кричат: «Он не в своем уме!»
И брань растет, летит со всех сторон.
Что ж, я умом безумца наделен:
Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.
А сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.
И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: «Молчи!»
Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.
Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.
Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.
И тем, кто просит точных, ясных слов,
Я лишь молчанье предложить готов.
Я сам, любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,
От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:
А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-
Мое стремление тобой владеть
Подобно жажде птицу запереть.
В свою безмерность, в глубину и высь,
Где ты и я в единое слились,
Где уши видят и внимает глаз.
О, растворения высокий час.
Смерть захлебнулась валом бытия,
И вновь из смерти возрождаюсь я.
Разрушил дом и выскользнул из стен,
Чтоб получить вселенную взамен.
В моей груди, внутри меня живет
Вся глубина и весь небесный свод.
Я буду, есмь, я был еще тогда,
Когда звездою не была звезда.
Горел во тьме, в огне являлся вам,
И вслед за мною всех вас вел имам.
Где я ступал, там воздвигался храм,
И кибла киблы находилась там.
И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.
И та, кому в священной тишине
Молился я, сама молилась мне.
Перед собой склонялся я в мольбе,
Прислушивался молча сам к себе.
Я сам молил, как дух глухонемой,
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;
Чтоб засверкавший глаз мой увидал
Свое сверканье в глубине зеркал.
Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,
Чтоб вечное расслышать и взглянуть
В саму неисчезающую суть,
От века сущий, он творит, любя,
Глаза и уши, чтоб познать себя.
Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к любимой, но она внутри.
И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую любовь.
В одну любовь. Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.
Чтоб ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:
Нет «моего». Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.
Признанием насытясь дополна,
Увидишь, что мелеет глубина,
И вдруг поймешь среди пустых похвал,
Что, все обретши, душу потерял.
Будь сам наградой высшею своей,
Не требуя награды от людей.
Мудрец молчит. Таинственно нема,
Душа расскажет о себе сама,
А шумных слов пестреющий черед
Тебя от тихой глуби оторвет,
И станет чужд тебе творящий дух.
Да обратится слушающий в слух,
И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.
О, нелегко далось единство мне!
Душа металась и жила в огне.
Как много дней, как много лет подряд
Тянулся этот тягостный разлад,
Разлад с душою собственной моей:
Я беспрестанно прекословил ей,
И, будто бы стеной окружена,
Была сурова и нема она.
В изнеможенье, выбившись из сил,
О снисхожденье я ее просил.
Но если б снизошла она к мольбам,
О том бы первым пожалел я сам.
Она хотела, чтобы я без слез,
Без тяжких жалоб бремя духа нес.
И наконец я смысл беды постиг
И полюбил ее ужасный лик.
Тогда сверкнули мне из темноты
Моей души чистейшие черты.
О, до сих пор, борясь с собой самим,
Я лишь любил, но нынче я любим!
О, стройность торжествующих глубин,
Где мир закончен, ясен и един!
Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.
Но вот я снова зряч и вижу сквозь
Любой предмет невидимую ось.
Мои глаза мне вновь возвращены,
Чтоб видеть в явном тайну глубины
И в каждой зримой вещи различить
Незримую связующую нить.
Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.
Она бесплотна. Я ей плоть мою,
Как дар, в ее владенье отдаю.
И как больной, что духом одержим,
Не сам владеет существом своим,-
Так мой язык вещает, как во сне,
Слова, принадлежащие не мне.
О, если ум ваш к разуменью глух,
И непонятно вам единство двух,
И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,
То, скольким вы ни кланялись богам,
Одни кумиры предстояли вам.
О, ад разлуки, раскаленный ад,
В котором все заблудшие горят!
Бог всюду и нигде. Ведь если он
Какой-нибудь границей отделен,-
Он не всецел еще и не проник
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!
Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,
Себя терял я, небом опьянясь,
То, вновь с землею ощущая связь,
Я падал с неба, как орел без крыл,
И, высь утратив, прах свой находил.
И думал я, что только тот, кто пьян,
Провидит смысл сквозь пламя и туман
И к высшему возносит лишь экстаз,
В котором тонет разум, слух и глаз.
Но вот я трезв и не хочу опять
Себя в безмерной выси потерять,
Так откажись от внешнего, умри
Для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой
Незамутненный внутренний покой.
И в роднике извечной чистоты
С самим собой соединишься ты.
И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих,
И те, кто силы тратили в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.
В бессчетных формах мира разлита
Единая живая красота,-
Она мелькнула ланью среди трав,
Маджнуну нежной Лейлою представ;
Пленила Кайса и свела с ума
Совсем не Лубна, а она сама.
Любой влюбленный слышал тайный зов
И рвался к ней, закутанной в покров.
Но лишь покров, лишь образ видел он
И думал сам, что в образ был влюблен.
Она приходит, спрятавшись в предмет,
Одевшись в звуки, линии и цвет,
Пленяя очи, грезится сердцам,
И Еву зрит разбуженный Адам.
И, всей душой, всем телом к ней влеком,
Познав ее, становится отцом.
С начала мира это было так,
До той поры, пока лукавый враг
Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.
И ненависть с далеких этих пор
Ведет с любовью бесконечный спор.
И в каждый век отыскивает вновь
Живую вечность вечная любовь.
В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,-
В десятках лиц ее единый лик.
И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.
Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун
Один напев из всех звучащих струн.
Хотя давно окончились их дни,
Я в вечности был прежде, чем они.
И каждый облик, стан, лица овал
За множеством единое скрывал.
И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.
И там, внутри, как в зеркале немом,
Я узнавал ее в себе самом.
В той глубине, где разделений нет,
Весь сонм огней слился в единый свет.
И дух постиг, освободясь от мук,
Что никого нет «рядом» и «вокруг»,
«Она есть я», но если мысль моя
Решит, паря: она есть только я,
Я в тот же миг низвергнусь с облаков
И разобьюсь на тысячи кусков.
Душа не плоть, хоть дышит во плоти
И может плоть в высоты увести.
В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.
Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.
По плоти муж, такой, как я и ты,
Но духом житель райской высоты.
И ангела всезнающий Пророк
В сем человеке ясно видеть мог.
Но значит ли, что вождь духовных сил,
Незримый ангел человеком был?
Я человек лишь, и никто иной,
Но горний дух соединен со мной.
О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,
Не ждя наград и не страшась огня,
Идти за мной и полюбить меня!
Во тьме мирской я свет бессонный ваш.
Зачем прельщает вас пустой мираж,
Когда ключом обильным вечно бьет
Живой источник всех моих щедрот?!
Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,
А море духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.
За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой
И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.
Я не вожатый твой, я путь и дверь.
Войди в мой дух и внешнему не верь!
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.
Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.
А если нет, то в тот желанный миг,
Когда ты цели наконец достиг,
Любовь уйдет внезапно, как порыв,
Слияние в разлуку превратив.
Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
Любовь высоко вознесла тебя.
Ты стал главою всех существ живых
Лишь потому, что сердце любит их.
И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
Хранит ревниво груз былых времен.
Сними с него его бесценный хлам,
И он немного будет весить сам.
Ты не ему наследуешь. Ты сын
Того, кто знанье черпал из глубин
И в тайники ума не прятал кладь,
А всех сзывал, чтобы ее раздать.
О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!
И, шествуя по Млечному Пути,
Полой одежд горящих мрак смети!
Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
Со всеми будь, но избегай общин.
Их основал когда-то дух, но вот
Толпа рабов, отгородясь, бредет
За буквой следом, накрепко забыв
Про зов свободы и любви порыв.
И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.
Знакомы им лишь внешние пути,
А дух велит вовнутрь себя войти
И в глубине увидеть наконец
В едином сердце тысячи сердец.
Вот твой предел, твоих стремлений край,
Твоей души сияющий Синай.
Но здесь замри. Останови полет,
Иначе пламя грудь твою прожжет.
И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.
О, твердь души! Нерасторжимость уз!
Здесь в смертном теле с вечностью союз
И просветленность трезвого ума,
Перед которым расступилась тьма!
Я только сын Адама, я не бог,
Но я достичь своей вершины смог
И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.
Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.
О, не зовите мудрецом меня,
Пустейший звук бессмысленно бубня.
Возьмите ваши звания назад,-
Они одну лишь ненависть плодят.
Я то, что есть. Я всем глазам открыт,
Но только сердце свет мой разглядит.
Ум груб, неповоротливы слова
Для тонкой сути, блещущей едва.
Нигде и всюду мой незримый храм,
Я отдаю приказы всем вещам.
И слов моих благоуханный строй
Дохнет на землю вечной красотой.
И, подчинись чреде ночей и утр,
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,
Чтоб ощутить незыблемость основ
Под зыбью дней и под тщетою слов.
Я в сердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.
И, перед всеми преклонясь в мольбе,
Пою хвалы и гимны сам себе.
Перевод З. Миркиной