кому принадлежат храмы в россии
Кому принадлежат храмы в россии
Архимандрит Тихон (Шевкунов) — о возвращении религиозного имущества
17 ноября Государственная дума во втором чтении рассмотрела законопроект «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Почему Русская Православная Церковь с таким нетерпением ждет принятия этого закона, Елене Ямпольской рассказал наместник Сретенского монастыря, ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов).
— Отец Тихон, если в итоге закон будет принят, вы сочтете этот момент историческим?
— Звучит сильно, но в большой степени это действительно так. Принятие закона будет означать, что сделан еще один шаг к восстановлению справедливости. «Имущество религиозного назначения» было отобрано у Церкви в 1918 году декретом Совета народных комиссаров об отделении Церкви от государства. За этим последовал еще один декрет — об изъятии церковных ценностей. В своем письме членам Политбюро от 19 марта 1922 года (во время того самого, устроенного большевиками голода) Ленин пишет: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) произвести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Изъятие ценностей. должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь. Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. ». Знаменитое письмо.
— Давайте проясним, что подразумевается под словами «имущество религиозного назначения». Это только храмы? Или также иконы, предметы церковной утвари?
— Говоря юридическим языком, только недвижимость. Иконы, находящиеся в музеях, по законопроекту Церкви не передаются. Так же как архивные и библиотечные документы. Но повторять эти очевидные, русским языком прописанные позиции закона — бесполезно. Сознательно нагнетается истерика, будто бы Церковь задалась целью разорить музеи.
Ситуация такова, что за последние двадцать лет тысячи храмов, монастырей, оставшихся после советского периода в руинах, были восстановлены Церковью. Причем за редким, хотя и очень досадным исключением — сделано это на весьма высоком уровне. Тем не менее, восстановленные храмы и монастыри до сих пор не принадлежат Церкви. Они переданы в бессрочное безвозмездное пользование. Но и федерального закона о передаче в пользование тоже не существует. По большому счету передача основана только на решениях и доброй воле местных властей.
— Мы с вами беседуем в Сретенском монастыре. Он не принадлежит Русской Православной Церкви?
— Нет. Храм, восстановленный Русской Православной Церковью, помещения, которые достались нам в руинах и тоже восстановлены Русской Православной Церковью, юридически не принадлежат Русской Православной Церкви.
— Когда монастырь восстанавливался, сюда вкладывались государственные деньги?
— За счет государства отреставрирована значительная часть фресок в нашем соборе, поскольку храм — памятник федерального значения. Государство оказало помощь с ремонтом галереи, нам помогли уложить несколько десятков квадратных метров асфальта на территории монастыря. За все это мы искренне благодарны. Все остальные огромные ремонтные и строительные работы мы вели и ведем сами.
— Коммунальные расходы тоже из монастырских средств?
— Откуда берете деньги?
— У нас одно из крупнейших церковных издательств. 80% необходимых средств мы зарабатываем сами, остальные двадцать — пожертвования прихожан.
— Вы сказали, что большая часть российских храмов на данный момент отреставрирована. Оставшиеся — кем и как они используются? Раньше в храме могло быть, например, картофелехранилище. А теперь что?
— Бывает, ресторан, клуб, склад. В лучшем случае — музей.
— В сегодняшней России храм могут занять под ресторан?
— Да. Поэтому мы и считаем, что все российские храмы должны быть возвращены Русской Православной Церкви.
— Вряд ли Церковь реально боится, что придет какая-то новая власть, которая скажет: «Наши предшественники вам дали попользоваться, а мы теперь обратно заберем». С другой стороны, Церковь не столь наивна, чтобы считать право собственника необратимым. Отбирали и собственность, все бывало в истории.
— О, да. Забирали — и не раз. И в восемнадцатом веке, и в двадцатом.
— Тогда какая разница — собственность или пользование? Почему юридическая формулировка для вас так принципиальна?
— Здесь особый вопрос. Для нас это не просто памятники архитектуры, а храмы Божии. Дело в ответственности. Точно так же, как человек, если возникли вдруг трагические обстоятельства и его мать оказалась в доме престарелых, — он при первой возможности должен забрать ее домой и сам за ней ухаживать. Пусть Церкви будет тяжело, но она сегодня способна принять заботу о своих храмах. Человеку, который забирает мать из дома престарелых, порой говорят: «Зачем тебе эта головная боль? Нормально, ничего, доживет свой век и там». Церковь не может так мыслить и поступать. Меня поражает, что наши оппоненты этого не понимают. То, что Церковь готова принять на себя такую ношу, — с моей точки зрения, особое, знаковое событие для современной России.
— Корысть в действиях Церкви усмотреть трудно. Храм не сдашь в аренду, не продашь, чтобы приобрести недвижимость на Канарах.
— Немногие себе представляют, что это значит — содержать памятник архитектуры на достойном уровне. А когда в Москву, во Владимир, в Ярославль приезжают гости — свои или иностранные, — им показывают не новостройки, не коттеджные поселки, а храмы и монастыри.
— Кто ваши основные оппоненты?
— Музейные работники. Их позиция нам, в общем, ясна. Они несколько десятилетий заботились об отобранных большевиками у церкви храмах и монастырях, как о памятниках культуры. Многие жизнь свою на это положили. И вдруг они становятся как бы в положение приемных родителей. Конечно, они боятся за свое дело: «Где теперь будет музей?». Но все же в первую очередь им тревожно: вдруг мы будем обращаться с этим достоянием хуже, чем они сами. На священников музейные работники нередко смотрят весьма критично и предвзято. Но Церковь в лице и Святейшего Патриарха совершенно определенно заявляет: мы не мыслим себе сохранение церковных сокровищ без русских музеев.
— О переносе икон из музеев в храмы речи в законопроекте нет. Однако что такое икона в музее? Это Дориан Грей. Не портрет Дориана Грея, а сам Дориан Грей, который не стареет, но абсолютно бездуховен. Икона сохранилась, однако молитвы, которые могли быть перед ней вознесены, и та помощь, которую она могла принести, утрачены безвозвратно.
— Мы прекрасно знаем, как верующие люди, приходя в музеи, в галереи, потихоньку молятся перед иконами. Да, иконы служат культуре, но все же в первую очередь они должны нести свое церковное послушание, для которого и были созданы. Отнимать у них это послушание — кощунство, другого слова не подберу. Поэтому было бы правильно, если бы мы задумались о совместных — продуманных и взвешенных — решениях Церкви, государства, Министерства культуры и музейного сообщества. Решениях о том, чтобы драгоценные сокровища нашей духовной истории — в первую очередь иконы — заняли место в храмах, которые были бы одновременно и особыми государственными музейными хранилищами. Тогда мы не отнимем от великой русской иконы ни ее эстетического, ни церковного служения.
Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что далеко не каждый храм способен хранить древнюю икону. Требуются и особые условия, и обеспечение безопасности, и специалисты. Были случаи, когда при восстановлении храма повредили фрески или еще что-то произошло. В каждом таком инциденте надо разбираться отдельно. Не секрет, что существует проблема и пропажи икон. Недавно Министерство культуры обнародовало статистику: 250 тысяч единиц хранения, учтенных в музеях России, находятся неизвестно где. Они есть по описи, но в музее их нет. Бывают прискорбные случаи, когда и из храмов продают иконы. Священники, которые на это дерзают, — слава Богу, таких единицы, — наказываются строжайшим образом, лишаются права совершать богослужения.
— Мне кажется, для нашей страны духовность гораздо важнее культуры. Мы кое-как пробалансировали на сугубо секулярном понятии «культурных ценностей» советскую эпоху, и то не до конца. Более того, культура — как набор цивилизационных норм — зачастую противоречит духовности. Тем более обидно, что образ, написанный для молитвы, вдруг объявляется артефактом — и более ничем. Если бы существовало в нашем обществе хоть минимальное религиозное чувство, люди бы понимали, что отдать икону в храм — великая радость.
— Не могу не согласиться.
— В свою очередь, Церковь должна быть благодарна музеям за то, что они столько лет сохраняли ее достояние, и причинять им обиды не имеет права.
— Сейчас при Патриаршем совете по культуре создана комиссия по взаимодействию Церкви и музейного сообщества. Нам надо вместе заниматься этой большой и очень важной работой.
— Все чаще приходится слышать, что в храмах, где находятся старинные иконы и фрески, свечи жечь нельзя. Приводят в пример электрические свечи в католических храмах. Что вы об этом думаете?
— Все вопросы решаемы. Греки, например, чтобы образа и фрески не коптились, над каждым подсвечником сделали особый навес с вытяжкой, куда уходит весь дым. В кремлевских храмах во время богослужений возжигается строго определенное количество свечей из чистого воска, чтобы не повредить фрески. А электрические лампочки вместо свечей — это, на мой взгляд, ужасно.
Церковь и собственность: не пора ли разобраться?
Для начала: до 1917 года РПЦ как юридическое лицо не существовала. Соответственно, церковь – имеется в виду как институт – собственности не имела вообще.
Встает, разумеется, вопрос: а кому же принадлежали до революции храмовые здания?
Начнем с понятия «храмоздатель». То есть тот, кто принимает решение о строительстве храма и финансирует его. Исторически тут могло быть множество вариантов. Во-первых, средневековые князья, позже цари и императоры. Про Исакий уже столько всего написали. Московская церковь Василия Блаженного строилась по распоряжению Ивана Грозного. Манифест о построении Храма Христа Спасителя подписал Александр I.
Могла быть выстроена церковь в конкретном городе и «всем миром». Но чаще финансирование осуществлялось даже не на уровне города, а на уровне конкретного квартала (сейчас мы бы сказали «муниципального образования»). И тут уже неважно, один был жертвователь или много – в любом случае храм становился приходским. Например, строительство Елоховского собора в Москве на треть (а это было 200 тысяч рублей середины XIX века) покрыл своим пожертвованием купец Василий Щапов. Он же длительное время был ктитором (управителем, церковным старостой) храма – но отметим, что в практике приходских церквей это была должность выборная.
Или вот пример Алексиевской церкви в городе Хотьково. Ее построили на средства фарфорового фабриканта Алексея Попова (надпись на обнаруженной закладной доске гласит: «Лета 1848-го года мая в 20-й день заложен Храм сей во имя Святителя и чудотворца Алексия Митрополита Московского в царствование Государя императора Николая Павловича с благословения Митрополита Московского Филарета при храмоздателе Алексее и супруги его Александре и сыне их Дмитрии и его супруги Софии и их чадах, в сельце Горбунове при фарфоровой фабрике».
Какова, как мы видим, роль митрополита? «Благословение». Какова роль местной власти? А вот тут, как и при любом прочем строительстве, властям подавались планы участков и проекты, выдавалось соответствующее разрешение. Между прочим, то же самое происходило и при строительстве помещиками церковных зданий в своих имениях. Вот и такой пример: село Спас-Угол (родина писателя Салтыкова-Щедрина).
Эта церковь была выстроена в конце XVIII столетия «усердием помещицы Надежды Ивановны Салтыковой» – то есть бабушки писателя. И она, хоть и была в данном случае собственницей земли, тоже должна была представлять «наверх» проект и прошение о постройке (сохранились в местном музее М.Е.Салтыкова-Щедрина).
Кто же в дальнейшем распоряжался самим церковным зданием и всей утварью, что в нем находилась? А вот тут все опять-таки зависело от ранга собора и то того кто строил. Исаакиевский собор (перечитайте пост коллеги из Санкт-Петербурга Арсения Веснина) находился в ведении министерства внутренних дел, то есть власти светской. И церковь тогда, между прочим, просила передать ей храм не в собственность, а «в управление» (в чем также было отказано: «истрачено казною свыше двадцати трёх миллионов народных денег и сорок лет труда, а потому и забота о поддержании и сохранении его в должном порядке естественно должна быть в руках правительства…»).
А вот имуществом приходских храмов ведал… представьте, приход. То есть миряне. В лице своих выборных представителей – старосты, казначея и так далее.
Приведу на этот счет свидетельство, которое многим, возможно, покажется неожиданным: протоиерей Всеволод Чаплин (публикация 2010 года, когда он еще возглавлял отдел Московского патриархата по взаимоотношениям церкви и общества): «эта собственность была по преимуществу, за редкими исключениями, собственностью религиозных общин как юридических лиц». Впрочем, это же можно найти и в Своде законов Российской Империи.
Священнослужители именно служили в конкретной церкви, будучи – по просьбе приходских общин – туда назначенными своими епархиями. И в их обязанность входил лишь контроль за должным использованием церковного имущества – чтобы не допускалось какого-нибудь святотатства. Но распоряжалась имуществом храма именно его община.
Приведу на сей счет забавный случай. Не так давно в Храме Василия Блаженного выставили иконы XVI века, которые когда-то находились именно в его иконостасе. Куда же делись и когда? Представьте, были в XVIII столетии проданы в провинцию (где их позже и обнаружили). Поскольку местная община решила тогда старый иконостас заменить на более «современный». Но ни священник храма, ни вышестоящая епархия сами такого решения принять бы не могли. Назначенного в храм священнослужителя, разумеется, содержали. Но даже содержимым «свечного ящика», как и прочими пожертвованиями и «вкладами», а также перестройкой или «поновлением» храма ведала община.
Значит ли это, что у церкви вообще не было собственности? Не совсем (хотя речь опять-таки должна будет пойти не абстрактно об институте как таковом, а о конкретных его подразделениях). Так, можно было вполне серьезно говорить о предпринимательской деятельности монастырей (которые, несмотря на секуляризацию церковных земель при Екатерине II, все-таки немало и сохранили). Но это вопрос иной, а желающие могут прочесть интересный анализ в давней статье экономиста Гелия Шмелева. Приведу лишь небольшую цитату: «Согласно статистическим данным 1905 г. по 50 губерниям Церковь располагала 1,9 млн. десятин земли, еще 0,3 млн. десятин находилось в частной собственности духовных лиц. Ей принадлежало немалое количество промышленных предприятий и торговых заведений, доходных домов. В конце XIX в. Святейший Синод отпускал на содержание православного духовенства 7 млн. руб., а государственное казначейство – 18 млн. руб. в год. Церковь получала пожертвования, доходы от церковных земель, имущества и проценты с капитала.»
И послереволюционная национализация коснулась именно этого – земель, хозяйственного инвентаря, монастырских построек, денежных средств (опять из статьи Шмелева: «Согласно отчету Наркомата юстиции уже к осени 1920 г. у Церкви было изъято 7150 млн. руб., 828 тыс. десятин монастырской земли, 1112 доходных домов.»).
Церковные же здания не столько «национализировались» (поскольку по сути принадлежали либо государству, либо местным общинам), сколько стали использоваться не по своему функциональному предназначению. В силу чего многие очень серьезно пострадали – собственник в лице местных властей оказался бесхозяйственным.
Какова же ситуация сейчас? В правовом плане статус юридического лица по-прежнему имеют конкретные приходы, монастыри, учебные заведения и прочие «структурные единицы», находящиеся в «каноническом ведении» РПЦ (то есть речь о церковных, богослужебных канонах, а вовсе не об управлении собственностью). Именно они, юридические лица имеют право обладать имуществом и распоряжаться им.
Так в чем же закавыка с Исакием? Если со всех сторон подтверждают: храм останется в государственной собственности? Если речь идет о государственных опять же субсидиях на его содержание?
Стало быть, и решать как существовать храму имеет государство. Проводятся ли в нем службы? Да, слышим мы. Проводятся. Существует параллельно с этим музейная составляющая? Такое можно найти где угодно (в парижском Нотр-Даме, например, посещение крипты – платное, есть и платные экскурсии. В Храме Христа Спасителя в Москве, к слову, экскурсии тоже платные).
Вопрос о «возвращении» в связи с Исаакиевским собором явно в правовом смысле никак не стоит. А требования «передачи в ведение» (при том, что не передается ни право собственности, ни расходы на ее содержание) – и вообще непонятны. Передается – что?
Как РПЦ превратилась в гигантскую бизнес-корпорацию
Церковный бизнес процветает и действует по принципу: налоги не плачу, что хочу, то и получу!
Вопрос о доходах и расходах РПЦ периодически обсуждается в СМИ ещё с начала 2000-х, по мере того, как происходит очередной скандал с церковным «бизнес-проектом». Но никакой ясности с тех пор не произошло. По-прежнему, ни высшие церковные чины, ни менеджеры в рясах среднего звена, ни государственные чиновники, комментариев по поводу церковного бизнеса не дают. Почему-то вся коммерческая деятельность РПЦ – большая церковно-государственная тайна.
Налоги предприятия РПЦ не платят, при этом государство ежегодно выделяет на «святые» нужды немалые суммы из бюджета. Только в 2012-2015 гг. РПЦ и связанные с ней структуры получили от государства 14 млрд. руб. И это не считая грантов президента, постоянных «пожертвований» крупнейших госкомпаний типа ПАО «Газпром» и рангом помельче на всевозможные православные программы.
Буквально на днях Фонд президентских грантов объявил первых в 2020 году победителей. Деньги получат свыше 2000 проектов. В сумме им выплатят больше 4 млрд. руб. Попробуйте угадать, кто оказался среди победителей? Среди них есть, к примеру, исследование религиозности россиян от РПЦ, ради которого Православный Свято-Тихоновский богословский институт проведет три соцопроса — на это президент выделил почти 9 млн. руб.
Ситуация странная, госбюджет, как известно, формируется в основном из налогов, которые под страхом уголовного наказания обязаны платить все поголовно, и коммерческие, и некоммерческие предприятия, и обычные граждане, как верующие, так и не верующие. Но только не «святой» бизнес, его это почему-то не касается.
Сегодня никто вам точно не скажет, сколько у РПЦ размещено средств на депозитах, сколько объектов недвижимости находится в ее собственности и распоряжении сколько «церковных» объектов передано в аренду под кафе, рестораны, фитнес-центры, гостиницы и т. п. «мирской» бизнес, сколько товаров продается под брендом «православное».
В декабре 2019 г. принадлежащая РПЦ винодельческая компания «Мезыбь» подала в Роспатент заявки на регистрацию двух товарных знаков: «Усадьба Мезыбь» и «Старая дорога на Джанхот». Причем, видами деятельности в организации указали производство алкоголя, гостиничный и игорный бизнес (!).
Но проблема даже не в «непрозрачности» и далекой от церкви финансовой деятельности коммерсантов в рясах. «Секретничают» всегда те, кому есть, что скрывать. В конце концов, многомиллиардную господдержку из бюджета регулярно получает не только РПЦ, но и крупнейшие банки и корпорации. Там размер дотаций и налоговых льгот вообще поражает воображение.
Удивляет другое – с какой легкостью РПЦ научилась «отжимать» объекты недвижимости. Не дай бог попасть какому-либо историческому объекту в сферу интересов РПЦ. Как правило, власти его сразу же передают в распоряжение епархии, не считаясь с общественным мнением. Примеров сотни. Сейчас привлек к себе внимание конфликт Тамбовской епархии с жителями села Тулиновка, где в собственность епархии передали здание келейного корпуса Софийского женского монастыря. Не считаясь с протестами тулиновцев, святые отцы принялись огораживать свои новые территории забором, попутно захватив берег реки и автостоянку (подробности здесь).
Монастыря и прилегающей территорией им оказалось мало, епархия нацелилась и на территорию местной больницы. Якобы до революции эта земля также принадлежала церкви. До революции много чего было. И такое тоже.
Казус в том, что в XXI веке в «социальном» государстве региональные власти поддержали притязания епархии и публично заявили, что несколько зданий больницы будут переданы РПЦ. Причем безвозмездно (в этом случае РПЦ может пользоваться государственным финансированием и рассчитывать на субсидии на восстановление и содержание храмов от властей).
Де-юре реституция утраченного церковью имущества в России запрещена, но де-факто именно так и происходит. Тогда получается, что у каждого гражданина страны есть право требовать у властей утраченное за годы советской и новой российской власти имущество: земли, дома, семейные усадьбы, недра, из которых качает народное добро незнамо кто. Или я что-то не понимаю?
Кому принадлежат храмы в россии
Под действие этой статьи подпадает в том числе и РПЦ. Церковь активно лоббировала принятие нового законопроекта, который освободит ее от обязанности отчитываться перед государством. Глава юридической службы патриархии Ксения Чернега заявила, что необходимость сдавать отчетность и право властей запрашивать документы и проводить проверки «идут вразрез с базовыми положениями Закона о свободе совести, который не наделяет органы юстиции правом контролировать финансово-хозяйственную деятельность религиозных организаций».
Согласно новому законопроекту, религиозные организации выводятся из-под действия статьи 32 закона о некоммерческих организациях. Их деятельность будет контролироваться в соответствии с Законом о свободе совести. Отчеты в органы юстиции будут сдавать только те религиозные организации, которые получают финансирование из-за рубежа. Остальным нужно будет лишь отправлять уведомление о том, что у них отсутствуют зарубежные источники финансирования. Запрашивать информацию о финансово-хозяйственной деятельности религиозных организаций можно будет только у органов власти (Росфинмониторинга, ФНС, органов статистики). Банки исключаются из этого перечня.
Доступ к данным о финансовой деятельности РПЦ закрывается в течение нескольких лет. Как отмечал научный сотрудник Центра изучения Восточной Европы Бременского университета Николай Митрохин – один из исследователей экономики РПЦ – 15 лет назад в организации шла информационная борьба между двумя группировками. Благодаря этому в прессе появлялись некоторые внутренние документы, на основе которых можно было сделать некие выводы о финансах церкви.Точных данных о бюджете РПЦ не существует, есть лишь оценки экспертов и СМИ. Митрохин, в частности, в начале 2000-х годов оценивал доход церкви в 500 миллионов долларов ежегодно. В 2011 году он отмечал, что выручка в связи с ростом экономики увеличилась «чуть ли не на порядок». В эту сумму, по его словам, входят выручка от коммерческой деятельности, а
В июле 2014 года газета «Известия» опубликовала данные Федеральной налоговой службы о доходах религиозных организаций от «совершения обрядов и церемоний», а также от «продажи религиозной литературы и предметов религиозного назначения» (подавляющая доля этих доходов относится к РПЦ). В 2013 году доходы составили 4,6 миллиарда рублей (около 140 миллионов долларов), в 2010 году сумма была в три раза ниже – 1,47 миллиарда рублей. По данным РБК, общая стоимость активов церкви приближается к 2,3 миллиарда рублей, а коммерческие доходы подконтрольных предприятий могут достигать 600 миллионов рублей в год (финансовые показатели раскрывают далеко не все компании).
РПЦ не просто держит деньги на счетах – средства инвестируют в различные проекты. В 1996 году подконтрольные церкви структуры занимались беспошлинным ввозом сигарет, из-за чего разразился крупный скандал. По просьбе патриарха Алексия II для РПЦ ввели льготы, которые позволяли ей ввозить сигареты без уплаты таможенных пошлин. Александр Починок, занимавший в 1997-1998 годах пост главы налоговой службы, рассказывал, что таким образом государство решило помочь РПЦ. Льготы были отменены в том же году, тоже по просьбе Алексия II. Сообщалось также, что близкие к церкви компании торговали алкоголем. «Табачная» деятельность РПЦ активно освещалась в прессе. СМИ отмечали, что к этому приложили руку «табачные короли», бизнес которых пошатнулся из-за нового конкурента.
В 2000-е годы одним из крупнейших активов РПЦ была доля в компании «БМВ Русланд», которая ввозила в Россию люксовые автомобили. Церковь владела 25 процентами импортера через ЗАО «АО Витал» (остальные 75 процентов принадлежали австрийской BMW Österreich Holding GmbH). «БМВ Русланд» в настоящий момент не существует, но по тому же адресу зарегистрировано ООО «БМВ Русланд Трейдинг», 75 процентов которого принадлежат тем же австрийцам.
В 2012 году коммерческой деятельностью РПЦ заинтересовалось Общество защиты прав потребителей (ОЗПП). Общественники писали, что на территории Храма Христа Спасителя действует бизнес-центр, в котором находятся химчистка, платная парковка, торговые киоски, автосервис, шиномонтаж, автомойка. ОЗПП подала в суд в связи с тем, что вывеска на здании – «Храм Христа Спасителя» – не соответствовала требованиям законодательства, регулирующего деятельность торговых предприятий.
В Москве церковь получает доходы с гостиницы «Даниловская», еще один крупный актив – «Ритуальная православная служба». Тесные связи с Московской патрархией были у банка «Софрино» (лишился лицензии в прошлом году, впоследствии стало известно о различных махинациях в организации). У РПЦ есть художественно-производственное предприятие «Софрино», которое поставляет кресты, иконы, свечи и другую церковную утварь. Его гендиректор – Евгений Пархаев – являлся председателем совета директоров одноименного банка.
У РПЦ есть доля в банке «Пересвет», также близким к церкви считается Bankhaus Erbe (до 2008 года – Международный банк Храма Христа Спасителя), который предоставляет услуги управления капиталом для состоятельных клиентов. «Софрино» тоже не монахов кредитовал – банк спонсировал яхтинг и одним из первых начал выдавать займы на покупку яхт.
Справедливости ради стоит отметить, что бизнесом занимаются многие религиозные организации по всему миру. Банк Ватикана так вообще «славится» на весь мир своими предполагаемыми связями с мафией и обвинениями в отмывании преступных денег. Католическая церковь Германии владеет издательством Wetbild, «дочка» которого занималась выпуском эротической (критики утверждали, что порнографической) литературы. Хотя обычно религиозные организации стараются инвестировать свои средства в более «праведный» бизнес вроде недвижимости.