зачем писали граффити на стенах древнерусских храмов
Древнерусские настенные рисунки-граффити
На стенах церквей, помимо живописи, присутствуют надписи и рисунки-граффити. Последним из них в науке уделено наименьшее внимание: они далеко не полностью опубликованы, нет единой методики обследования и остается открытым вопрос о роли и месте материала в истории древнерусской культуры.
Эпизодическое изучение процарапанных на стенах изображений проводится преимущественно авторами исследований надписей-граффити, что объяснимо сходной ситуацией их происхождения и непосредственной взаимосвязью части надписей с рисунками.
В то же время, по немногим публикациям очевидно, что рисунки-граффити встречаются во многих каменных постройках, преимущественно, в церквях; они могут быть датированы; в отдельных случаях угадываются социальные или профессиональные черты авторов и, наконец, многие из них интересны или даже оригинальны по содержанию, которое либо очевидно, либо требует к себе пристального внимания для толкования.
В данной работе предпринята попытка систематизации отдельных аспектов изучения настенных рисунков-граффити по опубликованному материалу.
К числу основных проблем исследования относится время исполнения, авторство, содержание и художественные особенности процарапанных на стенах изображений.
Расположение рисунков-граффити в храмах аналогично надписям-граффити, за исключением пока единичного случая обнаружения рисунка на северном фасаде церкви Михаила Выдубицко-го монастыря в Киеве». При кажущейся испещренности стен надписями и рисунками действительное их количество даже в крупнейших соборах Древней Руси невелико. Так, на 292 единицы всевозможного рода «автографов» в Софии Киевской приходится всего 71 рисунок7. Условно распределяя их на четыре столетия, мы получаем поразительный результат появления одного из них с паузой в 5-6 лет. При всей отвлеченности такого подсчета для «русской митрополии» это количество рисунков крайне незначительно, и может свидетельствовать либо о жестком контроле за желанием прихожан «резать на стенах», либо о фактическом коротком сроке заполнения стен в самый ранний период жизни собора8.
По, качеству рисунки-граффити распределяются между художниками-профессионалами и любителями15. К первым, по-видимому, надо причислить авторов рисунков, в которых прослеживается связь с приемами «фреской и книжной орнаментики»»‘.
Рисунки крестов без сопроводительных к ним надписей А. А. Медынцева склонна относить неграмотным людям, с чем трудно согласиться, учитывая большое количество крестов без надписей, оставленных, к примеру, строителями17.
Рисунки-граффити церкви Георгия в Старой Ладоге
(1, 3, 4. 5-фрагменты фресок из коллекции Староладожского музея-заповедника;
2-рнсунок в диакоинике ц. Георгия)
В действительности такое разделение может быть уточнено. Так, на роль орнамента существуют две точки зрения как па чисто эстетическую или как на всецело магическую в древнерусском искусстве. О его исключительно и повсеместно символическом значении в искусстве Средневековья настаивает Л. А. Леле-ков24. Именно в подобном контексте содержания выступает, к примеру, замкнутая в рамку плетенка из Софии Киевской, известная в роли апотропеи на замковых камнях над входом в жилище25.
Традиционно целебные и охранительные свойства вероятнее всего несут в себе многочисленные рисунки коней; а конь под седлом со стременами из Софии Киевской живо перекликается, например, с конем Световита, готового к ночным выездам против врага, по изысканиям А. А. Афанасьева28. Другое изображение коня со своеобразными завитками копыт, которому С. А. Высоцкий предложил искать параллель в миниатюрах, в точной копии обнаружилось на монетовидной привеске VIII-IX вв. из Гочевских курганов северян29.
Тот же магический смысл могли иметь в глазах авторов и другие вырезанные на стенах изображения животных и птиц, что после изысканий позволит их отнести к группе символических рисунков.
Ошибки в толковании рисунков-граффити, думается, легко могут быть исправлены при внимательном наблюдении изображений, как это случилось, к примеру, у С. А. Высоцкого в атрибуции коровы в Софии Киевской, первоначально принятой автором за коня с пририсованными рогами11. Однако, рассуждая далее, можно вывести этот рисунок из разряда бытовых в символическую группу, если принять его за символ Евангелиста32.
При знакомстве с опубликованными рисунками-граффити поражает внимание многообразие тематики знаков, антропоморфных фигур, животных и птиц при несомненном господстве в каждом храме всевозможных вариаций крестов. Сегодня из-за малого количества материала рано говорить о преимуществе той или иной группы близких по формальным признакам рисунков, характерных для определенного времени или различных регионов; а между церквей — по их посвящению и назначению. Не исключена также ориентация программы рисунков-граффити на социальный или этнический состав прихода.
Видимо, удаленность от центров распространения христианства прямо отражалась и на содержании рисунков-граффити. Так, фигурок антропоморфных существ не отмечено в соборах св. Софии Киева и Новгорода, в то же время нередких для церквей окраинных городов, например, для Старой Ладоги, где в церкви Георгия обнаружено три подобных изображения» (рис. 3). Эти пластически выразительные силуэты без рук и без ног ассоциируются с различного рода прообразами дохристианских верований, довольно широко разбросанных по регионам расселения славян34.
К тому же важным представляется замечание С. А. Высоцкого о более бытовом характере надписей-граффити Софии Новгородской в сравнении с этим же материалом из Софии Киевской, что объясняется «‘различным социальным составом авторов»55.
Трудно также установить закономерности в покрытии рисунками-граффити различных компартиментов собора определенными категориями изображений. Хотя в этом вопросе некоторые зацепки в нашем распоряжении уже имеются. Определенно связывается с крещальней Софии Киевской обнаруженный там Б. А. Рыбаковым рисунок престола с шестиконечным крестом, со свечами на престоле, с монограммами и с сопроводительными надписями, что в сумме правдоподобно трактуется автором как ледяная крещальня, по-видимому, в подобном облике устраиваемая в нач. XII в. на праздник Богоявления16. Помимо логичной взаимосвязи рисунка и места его расположения в храме, обращают на себя внимание детали изображения, составляющие оригинальность композиции.
И все же, наряду с рисунками-граффити специфического свойства, в каждом из древнерусских храмов формировалась единая концепция, суть которой, к примеру, выразительно представлена на фрагментах фресок Борисоглебской церкви XII в. Рязани. Здесь волею случая подобрались процарапанные изображения плетенки, характерный для браслетов из этих же мест; инициала, близкого рукописям XI1-XII1 вв.; двузубца, пасхальной руки, а также силуэты животных и птиц1″.
Менее всего в рисунках-граффити отражены сюжетные композиции росписей; а два примера: «Воскрешение Лазаря» и «Положение во гроб» из Софии Новгородской и церкви Благовещения в Витебске, представляют собой сокращенную версию сцен, наблюденных авторами, судя по последнему сюжету, также на предметах прикладного искусства™.
Сравнительный анализ нашего материала показывает, что, во-первых, основная часть рисунков вторична на стенах по отношению к местам их традиционного бытования; во-вторых, наибольшее соприкосновение рисунки-граффити имеют с предметами прикладного искусства, с клеймами строительных материалов и повседневных вещей, а также с иллюминацией рукописей; в-третьих, официальная программа настенных росписей «дублируется» в рисунках в наименьшей мере. То есть, основной источник процарапанных на стенах знаков был сосредоточен в обиходе прихожан.
Оценка роли, качества и содержания рисунков-граффити по комплексу одного памятника или по всем вместе взятым не может быть однозначной. Повсюду мы готовы встретить что-то наподобие «пробы пера»: случайное и небрежное или непродуманное до конца. На многочисленных фрагментах коллекции фресок церквей Ладоги XII в. с рисунками-граффити ни в одном случае не прослежены какие-либо следы предварительной разметки будущего изображения. Например, среди профессиональных рисунков есть определенно незавершенные, объяснение чему найти крайне трудно (рис. 5). В церкви Георгия Старой Ладоги в юго-западном помещении на хорах, где росписей не было, над потайной нишей сохранилось изображение тщательно вырезанного четырехконечного креста, вполне возмещающего собой отсутствие фресок: освящающего и охраняющего тайник и всю камору.
Не исключено, что какая-то часть рисунков-граффити была заказной. К ним, видимо, в первую очередь относятся изображения в недоступных для прихожан местах и одобренные клиром. В число заказных вероятнее всего входит крупномасштабный рисунок княжеского двузубца рода новгородских князей, открытый на щеке арки конхи диаконпика церкви Успения, сер. XII в. в Старой Ладоге41. Интересно отметить, что здесь первичный рисунок оказался незавершенным, ибо не был отцентрован и затем повторен полностью строго посередине плоскости.
При работе с рисунками-граффити возникает необходимость обращения к самому широкому кругу источников, в первую очередь, археологических, как наиболее тесно связанных с бытовой стороной жизни. Эта работа кропотливая, и дальнейшая публикация рисунков-граффити может быть ограничена хронологическими, тематическими или иными группами, или даже единичными изображениями.
Вопросы авторства и датировки рисунков-гаффити напрямую соотносятся с их художественными особенностями. Показательные примеры очевидных стилистических параллелей рисунков Софии Киевской с изобразительным материалом древнерусских рукописей приводит С. А. Высоцкий42. Намечены некоторые этапы развития формы крестов45. В силу специфики рассматриваемого материала существенным подспорьем в вопросах атрибуции рисунков-граффити служат изыскания по эволюции тератологии44-
Меру стилизации формы несомненно диктовали технические условия работы на стенах или на камнях, но в приемах прочерчивания деталей, моделирования объема, равно как и в иконографических признаках самого рисунка нередко угадываются навыки мастеров различной профидизации, а также разных художественных традиций.
Рисунками-граффити освящали не только церкви, но и оборонительные сооружения, и возможно, другие постройки; между собой по разным храмам они во многом сходны по программе, по в каждом месте есть и специфические особенности, обусловленные социальным, этническим составом прихожан, а также ролью храма и города, где он расположен. Рисунки-граффити заполняли интерьеры вероятнее всего в первые годы жизни церкви в своей основной массе, и в этом угадывается часть программы обустройства места поклонения святыням. Рисунки-граффити вторичны к своим первоисточникам, но технические условия исполнения ставят их в ряд произведений прикладного искусства резьбы по дереву, металлу и камню, тем самым внося коррективы в трактовку их художественного облика. Похоже, что в каждом храме какая-то часть рисунков-граффити выполнена профессионалами, и их произведения по достоинству займут место в изобразительном искусстве Древней Руси. Несомненная историко-художествецная ценность рисунков-граффити располагает к выявлению и всестороннему исследованию этого незаслуженно обойденного вниманием материала, который вслед за архитектурой, стенописью и надписями-граффити замыкает собой комплекс основных аспектов истории древнерусских каменных церквей.
Б.Г.Васильев
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Православная Жизнь
В наше время писать на стенах – занятие не совсем поощрительное. Тем более если речь идет о церковных стенах – особенно внутренних, особенно если надписи процарапываются острым предметом поверх росписей.
Но в древней Руси отношение к подобной практике было не столь однозначным. С одной стороны, церковный устав князя Владимира «резанье на стенах» не одобряет и ставит в один ряд с ведьмовством, кражей церковного имущества и расхищением могил [1]. С другой, такая практика упоминается без какого-либо осуждения даже в былинах:
На часовне подписал свое имячко:
Ехал такой-то сильный, могучий богатырь,
Илья Муромец сын Иванович [2].
Мы, конечно, не знаем, какое именно «резанье по стенам» считалось предосудительным, но в практике, о которой мы будем говорить, принимали участие и клирики, и князья, и бояре.
«Здесь был Вася» по-древнерусски
София Киевская известна в основном своими росписями и мозаиками (о которых мы уже рассказывали), в качестве источника палеографических надписей ее знают чуть меньше. Часто бывает, что посетители древнего собора заглядываются на настенные лики святых, но не замечают надписей, расположенных на уровне собственного носа. А это стоило бы сделать, ведь можно обнаружить много интересного.
Святая София Киевская как Русская митрополия (дословно «мать городов русских») привлекала массу паломников, и многие из них оставляли автографы в память о своем посещении святыни.
Такие надписи называются итальянским словом «граффи́ти» (с ударением именно на второй слог, множественное число; в единственном – «граффи́то»).
Конечно, менталитет людей XI–XII вв. во многом отличался от нравов жителей XX–XXI вв., поэтому встретить в Софии надписи а-ля: «Лена + Сережа = Любовь» или «Здесь был Вася» затруднительно. Хотя аналоги надписей о Васе встречаются: «Матей писал» лаконично сообщает нам о себе некто уверенным размашистым почерком, свойственным XI веку. «Иван дьяк Давыдов» – еще проще представляется нам кто-то. Или: «Писал Ставр Городятинич» – более пафосно сообщает нам другой автор. Кстати, имя «Ставр» довольно редкое для древних русичей. Да и прозвище автора этого граффито знаковое. Ведь воевода Ставко (уменьшительное от Ставр) Гордятич упоминается в «Поучении Владимира Мономаха», а есть еще и былинный герой Ставр Городинович…
Но этот предположительный автограф былинного героя уже не относится к самоутвердительной надписи в стиле: «Здесь был…» – поскольку рядом с ней располагается другое граффито, вероятно, того же автора: «Господи, помози рабу Своему Ставрови, недостойному рабу Твоему». Такие молитвенные призывы и покаянные возгласы – важная тема софийских надписей. И действительно, их довольно много: «Господи, помози рабу Своему Георгию», «Господи, помози рабу Своему Григореви. Аминь», «Господи, помози рабу Своему Иоану грешному, иже се писа. Аминь», «Михаил убогий, а грехом богатый писал, Господи, помози ему», есть и собственно Василий: «Господи, помози рабу Своему Василиеви, грешному помози ему. »
Прорисовка записи о Василии
Такие надписи можно воспринимать как своего рода «вечные» помянники, ведь книги и бумаги могут сгореть, а стены Софии Киевской все еще содержат просьбы о молитвах наших далеких предков…
Но среди таких молений можно встретить и лаконичное анонимное покаянное сообщение: «Блуд сотворил в свят день».
Впрочем, древнерусские прихожане Софийского собора молились не только о себе. В проеме окна южной галереи некто верноподданный начертал: «Помози, Господи, кагану нашему». Каган – древнетюркский титул, аналог царя или князя. Каганами именовали, например, хазарских царей. Имел хождение титул и на Руси. Святитель Иларион Киевский в своем «Слове о Законе и Благодати» (1030–1050) каганами называет великих князей Владимира и Ярослава:
«О законе, Моисеомъ даннеемъ, и о благодати и истине, Исусом Христом бывшии. И како законъ отиде, благодать же и истина всю землю исполни, и вера въ вся языкы простреся и до нашего языка рускаго. И похвала кагану нашему Влодимиру, отъ негоже крещени быхомъ», «Быша же си въ лето 6559, владычествующу благоверьному кагану Ярославу, сыну Владимирю» [3].
Значительно реже каганами, т. е. царями, в древнерусской письменности именуют других князей. Автор «Слова о полку Игоревом» вспоминает о былом «каганьем времени» – времени могущества Киевской Руси до эпохи междоусобиц.
Княжеские автографы
Особого внимания заслуживают граффити, расположенные на хорах Софии. Ведь это место, куда в XI–XIII веках не было доступа простым смертным – здесь молилась великокняжеская семья и их приближенные. Оказывается, что и правители древней Руси не очень отставали от своих подданных в деле писания на стенах.
В северной части хоров, на женской половине (т. н. гэниконите), на одном из столбов можно видеть такую надпись: «Господи, помози рабе Своей Олисаве, Святополчей матери, руськой княгине» – и ниже находится приписка мужской рукой: «а аз дописал: сыны Святополчии».
Запись княгини Олисавы и Святополка II
Большинство исследователей склонны считать, что в надписи идет речь об одной из жен великого князя Изяслава І Ярославича, от брака с которым родился Святополк, со временем занявший киевский престол. По всей видимости, надпись была создана именно во времена княжения сына Олисавы – великого князя Святополка II Изяславича, и вполне вероятно, что «сынов Святополчих» в моление своей матери дописал он сам. Тем более что рядом с первой надписью на том же столбе можно увидеть: «Господи, помози рабу Своему Михаилу», а ведь Михаил – это крестильное имя Святополка II.
Настенная летопись
Интерьер Софии Киевской, красным крестом выделено место с записью о смерти Ярослава Мудрого
Но не только молитвы несут в себе древнерусские граффити софийского храма, на его стенах есть записи о событиях, которые в той или иной мере поразили современников.
Одна из самых драматичных надписей на летописном языке сообщает:
«В 6562 [лето] (т. е. в 1054 году нашего летоисчисления) месяца февраля 20-го кончина царя нашего…», что вполне соответствует записи в Ипатьевской летописи в этот самый 6562 (1054) год:
«Преставися князь русский Ярослав… предасть душу свою месяца февраля в 20 в субботу 1 недели поста» [4].
Наименование Ярослава Мудрого царем в который раз демонстрирует особое уважение, которое к нему питали подданные (вспомним уже упоминавшийся ранее титул кагана).
Встречаются также граффити, сообщающие о погребении и восшествии на престол князей, поставлении епископов и т. д.
Но не только это поражало воображение древних киевлян и почиталось достойным записи на храмовых стенах. В наше неспокойное время с особым пониманием можно принять граффити следующего содержания:
«Месяца декембря в 4 [день] сотвориша мир на Желяни Святополк, Владимир и Олег».
Речь, видимо, идет о мирных переговорах уже упомянутого нами великого князя Киевского Святополка II Изяславича, князя Владимира Всеволодовича Мономаха (тогда Переяславского) и князя Олега Святославича («Гориславича», как назван он в «Повести о полку Игореве») Черниговского. Переговоры проходили примерно в 1097–1098 гг. в местности, которую некоторые историки отождествляют с Жулянами современного Киева, они знаменовали окончание одной из княжеских усобиц и давали надежду на прочный мир и прекращение братоубийства…
Большинство письменных памятников древности находятся в особых хранилищах, которые обычно доступны лишь исследователям. Чаще мы можем видеть только фотографии раритетов. Но в Софии Киевской драгоценные свидетельства жизни наших далеких предков не скрыты от обычного человека, можно прийти и увидеть все своими глазами.
Примечания:
1) Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. Кн. 2. М., 1995.
2) Буслаев Ф. И. Русская хрестоматия: памятники древней русской литературы и народной словесности. М., 1894.
3)«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона. Подготовка текста и комментарии А. М. Молдована, перевод диакона Андрея Юрченко // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. – СПб., 1997.
4) Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI–XIV вв. – К., 1966.
Смотрите также: 5 фактов о Древнем Киеве
На стенах древнерусских храмов можно найти ребусы и рассказы об убийцах
Что собой представляли древние граффити и какие тайны они открывают современным исследователям, рассказал профессор школы филологии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Алексей Гиппиус на лекции в Покровском соборе в рамках проекта «Университет, открытый городу: лекционные четверги в музеях Москвы».
Высечено в камне
В настоящее время лишь две категории письменных источников по истории древнейшего домонгольского периода истории Руси (IX — середина XIII века) постоянно пополняются новыми текстами — это берестяные грамоты и эпиграфика. Последняя представлена, с одной стороны, надписями на предметах, извлекаемых археологами из культурного слоя, с другой — надписями-граффити на стенах древнерусских храмов. И грамоты, и надписи нередко обнаруживаются в сильно фрагментированном виде, их чтение, по словам Алексея Гиппиуса, предполагает определенный элемент реконструкции. Два типа текстов объединяет и то, что они могли быть созданы не только профессионалами в области письма, но и «любителями».
Вместе с тем, как убежден лектор, грамоты и надписи — это принципиально разные тексты по своей прагматике. К написанию берестяной грамоты человека побуждала какая-то практическая и, как правило, сиюминутная необходимость.
Вот, например, основательно зачеркнутая надпись, которую все же удалось прочесть: «Шестый день поста жгоша Даляту»
Тексты, которые исследователи обнаруживают сегодня на стенах древних храмов, условно можно разделить на два основных типа. К первому относятся надписи, представляющие собой плоды спонтанного самовыражения грамотного человека (отдельные имена, автографы типа «такой-то писал», молитвы «Господи, помоги рабу своему…», обрывки литургических текстов и др.). Ко второму типу можно отнести тексты, которые появились в результате организованной деятельности, нанесенные на стену с целью сохранения коллективом значимой для него информации.
«Сегодня нам известно точное число берестяных грамот, их 1179, причем 1074 были найдены в Великом Новгороде. А вот что касается надписей в храмах — их точное количество никто не знает. Существующие издания, например книга Альбины Медынцевой о надписях новгородского Софийского собора, далеко не полны. Реальное число граффити, сохранившихся в древнерусских храмах, намного больше того, что ныне опубликовано», — подчеркнул Алексей Гиппиус.
В прошлом году в Переславле-Залесском во время реставрации Спасо-Преображенского собора (1152 год) на его наружных стенах было обнаружено около десятка надписей-граффити древнерусского времени. Например, на западном портале храма была прочитана надпись: «Месяца мая в 12-й день преставися Варвара, много вдовиц приучивши милостынею». Речь здесь идет о смерти некой Варвары, которая была известна в городе своей благотворительностью. «До этой находки, — пояснил Алексей Гиппиус, — древняя эпиграфика северо-восточной Руси была представлена считанными текстами, в основном это были отдельные имена».
Самый важный текст был обнаружен на южной апсиде собора. Он написан в две колонки, обнесенные рамкой. В правом столбце читается: «Месяца июня 29 убиен бысть князь Андрей своими паробкы (слугами), овому (ему) вечная память, а сим (заговорщикам) — вечная мука». Далее текст не читается. В левом столбце перечислены имена — Петр, Амбал, Яким, … Ивка, Петрко, Стырята. Последнее имя может быть прозвищем, оно содержит тот же корень, что и прилагательное «настырный»). Завершается список словами: «Си суть убийцы великого князя Андрея, да будут прокляты». Среднюю часть списка имен и окончание столбца пока также прочесть не удается.
Правый столбец надписи из Спасо-Преображенского собора
На сегодняшний день историкам известны две летописные версии (Ипатьевская и Лаврентьевская летописи) убийства Андрея Боголюбского. Из них мы знаем, что оно произошло ночью и было организовано ближайшими слугами князя. Летопись сообщает, что убийц было двадцать и называет имена трех: Петра — Кучкова зятя, ключника Амбала «ясина» (осетина) и Якима Кучковича. Собравшиеся на именины своего предводителя (29 июня — Петров день), заговорщики пришли к дверям покоев князя в Боголюбове и убили его. По недостоверным поздним данным, поводом для убийства стало решение князя казнить брата своей жены, также принявшей участие в заговоре.
«Мы пока не можем назвать всех убийц князя, — комментирует находку Алексей Гиппиус. — Значительная часть текста утрачена, а некоторые имена пока не удается расшифровать, но мы выяснили несколько новых имен, о которых летописи не упоминают. Это Ивка, Петрко, Стырята. Замечательно, что список содержал примерно 20 имен, то есть указание летописи на число заговорщиков подтверждается.
Важно, что перед нами подлинный древнейший документ, безусловно, написанный по горячим следам убийства князя. Точная дата создания надписи пока остается под вопросом, ее могли сделать уже после того как убийцы князя были казнены (по другой версии — заговорщики исчезли и так и не были найдены), или, возможно, еще до завершения расправы над заговорщиками в назидание остальным. Из летописи мы знаем, что убийство князя произошло в Боголюбове, а надпись сделана на храме в Переславле. Как это можно объяснить? Вполне возможно, мы имеем дело с официальным текстом, составленным для размещения его на стенах соборных храмов епархии. И до нас дошла одна из многочисленных копий этого текста. Не исключено, что когда-нибудь мы сможем обнаружить этот же текст на других древних храмах Владимиро-Суздальской земли».
Летописные сообщения
Не менее интересные находки были сделаны в Георгиевском соборе Юрьева монастыря (1119 год, Великий Новгород). В 2014-2015 годах раскопками Владимира Седова в восточной части собора был раскрыт первоначальный пол XII века. А пространство между древним и современным полом оказалось заполнено фрагментами сбитой со стен фресковой живописи, среди которых было найдено значительное количество фрагментов с буквами и отдельными словами. Наибольший интерес представляют надписи, найденные на восточной лопатке одного из столбов. Более чем из 30 фрагментов штукатурки удалось сложить блок, на котором прочлась самая большая из ныне известных древненовгородских надписей — «месяца июня в 20-й день умер князь Ростислав, сын благочестивого и боголюбивого князя Ярослава. А сын его Изяслав умер месяца июня (число утрачено) в княжении своем на Луках. Привезли и положили его в гробе у святого Георгия в 15-й день при архиепископе благочестивом Мартирии, в игуменство боголюбивого Савватия. Дай Бог им двоим упокоение вечное со святыми своими, и пусть молят Бога за нас».
Это событие хорошо известно по новгородской летописи, речь идет о детях новгородского князя Ярослава Владимировича, умерших в 1198 г. в возрасте 8 и 5 лет. Старший, Изяслав, умер в Великих Луках, где был — конечно, символически — посажен князем для защиты Новгорода от Литвы; младший, Ростислав, скончался в Новгороде. Согласно летописному сообщению, княжичи умерли весной (астрономически весна длится до летнего солнцестояния) и погребены в Георгиевском соборе.
На том же участке стены более сорока раз встречается загадочная надпись «кунирони», иногда — в сопровождении имен, например, «кунирони Хотен Нос»
«Обнаруженная археологами надпись сообщает точные даты смерти княжеских детей, один умер 20 июня, другой в июне (или июле) и погребен в 15 день, — прокомментировал находку Алексей Гиппиус. — Почему это важно? Потому что со смертью Изяслава и Ростислава связано еще одно событие. Новгородская летопись далее сообщает, что 8 июня князь заложил церковь Спаса Преображения на Нередице (1198 год). До сих пор считалось, что церковь была воздвигнута им в память об умерших сыновьях. Теперь мы понимаем, что это не так. По-видимому, строительство каменного храма планировалось Ярославом Владимировичем заранее и призвано было продемонстрировать прочность его положения в Новгороде; кончина княжеских сыновей произошла уже после того, как церковь была заложена».
На найденных рядом фрагментах штукатурки были прочитаны и частично реконструированы и другие надписи, сообщающие о событиях давно минувших лет. В частности, прямо над надписью о смерти детей Ярослава читается граффито: «В лето шесть тысячное 740 (1232 г.) преставился архиепископ Антоний на (память) святой Пелагеи». Архиепископ Антоний — одна из центральных фигур новгородской церковной истории первой трети XIII века. Известный и по своему мирскому имени — Добрыня Ядрейкович, он прославился своим паломничеством в Царьград, оставив подробное описание византийской столицы накануне ее разорения четвертым Крестовым походом.
Ряд надписей летописного содержания, сделанных одной рукой, сообщают о событиях за период с 1159 по 1163 год. Например, «в лето 1160 сгорела святая Троица весной на память Вознесения месяца мая в 25-й день при князе Мстиславе Ростиславовиче, внуке Гюргия, в епископство Аркадия». Другими летописями этот пожар не зафиксирован, возможно, речь идет о пожаре Троицкого собора во Пскове. В 1163 году «преставился раб божий Гаврило месяца мая 11 в субботу пянтикостную (Троицкую), и положиша и в церкви…». Выше читаются слова «к Ростиславу по Святослава». Два княжеских имени хорошо вписываются в контекст событий 1162 года, когда новгородцы изгнали Мстислава «Гюргева внука» (при котором сгорела «святая Троица») и обратились к Ростиславу, чтобы он послал на княжение своего сына Святослава.
«Перед нами древнейшая дошедшая до нас в подлиннике последовательность русских летописных записей, — пояснил Алексей Гиппиус. — Она важна и для истории новгородского летописания XII века: пройдет еще несколько лет — и в Юрьеве монастыре появится свой список епископской летописи. В целом же открытый в Юрьеве монастыре эпиграфический комплекс замечателен своим официальным характером: надписи явно делались не произвольно, а с разрешения монастырских властей».
Поэты и прорицатели
Главным источником древнерусской эпиграфики на территории России, безусловно, является Софийский собор (1045-1050) в Великом Новгороде. На древних поверхностях стен, исследованных в алтарной части храма, открывается картина, совсем не похожая на ту, которую мы наблюдаем в Георгиевском соборе: перед нами пестрый ковер из сотен граффити, набор хаотично разбросанных надписей: молитвы, автографы, монограммы. По большей части, считает Алексей Гиппиус, их оставили молодые клирики Софийского собора во второй половине XI — начале XII века. Все надписи в этой части храма датируются временем до 1109 года, то есть относятся к древнейшему периоду истории русской письменности.
Обнаруженный текст — редчайший осколок той устной поэтической традиции, которая дошла до нас в «Слове о полку Игореве»
Содержание некоторых надписей наводит на размышления. Вот, например, основательно зачеркнутая надпись, которую все же удалось прочесть: «Шестый день поста жгоша Даляту». Очевидно, сожжен был не сам Далята, а его двор. Далята оставил в соборе и два других автографа. Один из них гласит: «Далята писал слова». Под «словами», очевидно, имеются в виду две изображенных рядом очень красивых фигурных буквы «В». «Очевидно, Далята был профессиональным книжным писцом, и если его двор сожгли, то перед нами наглядное подтверждение того, в каких непростых условиях находилась церковная организация Новгорода в XI веке. Вспомним, что это столетие видело и языческие мятежи, и другие потрясения», — пояснил лектор.
На том же участке стены более сорока раз встречается загадочная надпись «кунирони», иногда — в сопровождении имен, например, «кунирони Хотен Нос». Смысл этой надписи является предметом споров. По одной версии, «куни рони» — записанная с одной ошибкой древнееврейская фраза «куми рони», что в переводе означает «вставай, взывай». Этими словами начинается 19-й стих второй главы Плача Иеремии — «вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицем Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц». Слова эти в новгородской Софии могли появиться после того, как Всеслав Полоцкий в 1066 году разграбил Новгород и разорил Софийский собор, в частности, увез из него священные литургические сосуды, о чем новгородцы помнили и спустя 100 лет. Это разграбление могло осмысляться по библейскому образцу, уподобляясь разорению Иерусалима.
«С другой стороны, слово «кунирони» было обнаружено в одной певческой рукописи XIV века как ошибочная запись формы «кинюрою» — творительного падежа названия древнего музыкального инструмента (др.-евр. «киннор»). Правда остается не совсем понятно, зачем нужно было писать название музыкального инструмента 40 раз», — отметил Алексей Гиппиус.
Обратившись к фотографиям слепков, которые были сделаны с надписей Софийского собора при реставрации в начале XX века, ученые обнаружили на одном из них знакомого «Хотена Носа» в окружении слов, сложившихся в надпись самого необычного содержания: «Яков Нога, жрец воронов, указывая, сказал, что Хотен Нос в Воротне цел». Текст явно представляет собой запись прорицания, сделанного Яковом Ногой, называющим себя «жрецом воронов».
Яркие параллели этому сочетанию обнаруживаются в скандинавской традиции. В исландской «Книге о занятии Земли» читаем: «Жил человек по имени Флоки сын Вильгерда. Он отправился искать остров Гардара. Там он устроил большое жертвоприношение и освятил трех воронов, которые должны были указать ему путь». А в стихотворении из «Саги о Халльфреде Трудном скальде» и вовсе упоминается «жрец культа воронов». Древний символический знак скандинавского происхождения, так называемый «трискелион» (три переплетенные ноги), был найден на стене Софийского собора рядом с автографом Хотена Носа, такой же символ высечен на моржовом клыке, найденном на новгородском Городище в слоях X века. По мнению Алексея Гиппиуса, это говорит о том, что образы и мотивы скандинавской культуры были известны на Руси, а ее непосредственные носители могли присутствовать в новгородском обществе XI века (чему есть и прямые эпиграфические свидетельства).
Кроме того, ворон как вещая птица хорошо представлен и в фольклорном древнерусском материале. Поэтому «жрец воронов» Яков Нога вполне вписывается в культурный контекст эпохи. Присмотревшись к древнерусскому тексту внимательнее, исследователь заметит, что надпись сделана в стихотворной форме. Она обнаруживает ритмическую организацию в сочетании с явно преднамеренными фонетическими повторами — ассонансом и аллитерацией: «Яков Нога, / вороном жьрьце, / Хотена Носа в Воротни / цела кажа реце». Замечательно, что поэтический эффект достигается за счет соединения языковых черт разных языковых регистров — древненовгородского диалекта, «стандартного», наддиалектного древнерусского языка и книжного церковнославянского.
В связи с надписью Якова Ноги удалось интерпретировать и загадочное граффито в лестничной башне собора. Рядом с изображением двух рук в крестном знамении парадоксальным образом написано слово «нозе» (ноги). Кроме этого, в виде квадрата написаны следующие буквы: У, А, еще одно А, заваленное на бок Т (или Е), и еще одно А. По словам лектора, перед нами не что иное, как ребус, рассчитанный на то, чтобы читатель ломал голову над его расшифровкой.
Ребус из новгородского Софийского собора
«Есть такая техника письма, когда буква (обычно записываемая с титлом, знаком сокращения) читается как ее название, например, С — «слово», Д — «добро»; соответственно «слово добро» может быть написано как СД. Применим такой же принцип к нашему ребусу: первая буква называется «ук» (У), вторая — «аз» (А), вместе получается «указ-». Поразмыслив над ребусом, читаем: «Нозе руки (изображение рук) указаета», то есть «Ноге руки указывают». На что именно указывают руки, еще предстоит выяснить, но очень похоже, что наш ребус представляет собой очередное прорицание Якова Ноги», — рассказывает Алексей Гиппиус. Наконец, ниже на той же плоскости, обнаружилось изображение двух больших хищных птиц, возможно, воронов.
Соединение прорицания, воронов как его инструмента и стихотворной формы первой надписи напоминает «Слово о полку Игореве», в котором эпический певец (Боян) называется вещим. «В некотором смысле наш Яков Нога тоже выступает в роли поэта и прорицателя, а обнаруженный текст — редчайший осколок той устной поэтической традиции, которая дошла до нас в «Слове о полку Игореве», — заключил Алексей Гиппиус.