зачем женщины уходят в монастырь
Как я в 17 уходила в монастырь и о последующих 20 годах моей жизни
Истории настоятельницы Спасо-Преображенского монастыря в Усолье монахини Сергии (Старковой)
Монахиня Сергия (Старкова)
От автора: Многие мои рассказы («Пельмени для Витальки», «Сей род ищущих Господа», «Короткая история о недолгой жизни Славы-чеха» и другие) написаны по историям сестер Казанской Трифоновой женской пустыни и ее духовника игумена Савватия (Рудакова). Сегодня, дорогие читатели, мне хочется поделиться с вами новыми историями, которые поведала мне бывшая сестра этого монастыря, а ныне настоятельница Спасо-Преображенской обители в Усолье монахиня Сергия.
Как меня в детстве прозвали «монашкой»
«Монашкой» меня прозвали бабушки-прихожанки деревенского храма за мое недетское усердие к молитве и церковной службе.
В родном поселке Ляды Пермского края в годы моего детства церкви не было, но каждое лето мама отправляла меня к бабушке в село Серга Кунгурского района. Там храм имелся, правда, сильно пострадавший, практически разрушенный в годы гонений на Церковь. Один из приделов сельчане восстановили – в нем и проходили церковные службы.
Бабушка всегда брала меня с собой в храм, и я там была единственным ребенком, потом подростком, а в старших классах – единственной девушкой среди старушек. Бабушка пыталась приобщать к службам моих двоюродных сестер и братьев, но они начинали баловаться и быстро убегали на улицу к более интересным для них занятиям.
Я же очень любила молиться в церкви; церковное пение, огоньки лампадок и свечей, старинные образа – все это западало мне в душу, грело. Дома я напевала мотивы тропарей и церковных песнопений, и для меня поход с бабушкой в храм всегда был как праздник, как что-то таинственное и необыкновенное. Так что я с детства знала, что такое Литургия, что такое всенощное бдение…
Моя иноческая жизнь началась еще дома
Когда училась в десятом классе, у нас в Лядах построили часовню в честь Иверской иконы Божией Матери, и я стала уже туда ходить. Помогала на клиросе, пела и читала, посещала воскресную школу.
С одной стороны, я была обычным ребенком, не какой-то затворницей, вместе с ребятами играла во дворе. С другой стороны, став старше, не гуляла с мальчишками, дискотеки были мне совершенно не интересны. Ежедневно выполняла молитвенное правило.
Я родилась в 1982 году, в конце 1990-х у нас уже появились духовные книги, и я читала авву Дорофея, Иоанна Лествичника, восхищалась подвигами старца Иосифа Исихаста. Так моя иноческая жизнь началась, можно сказать, еще дома: в сердце зажегся огонек, ревность по Богу. Меня привлекала иная – не мирская – иноческая жизнь.
Есть ли воля Божия на мой выбор?
И вдруг из-за купола вылетел белый голубь! Для меня это было знаком
Когда еще училась в школе и думала о монашестве, мне очень хотелось узнать, есть ли воля Божия на мой выбор. Как-то мы поехали в Дивеево, там тогда уже восстанавливали монастырь. И у меня был такой помысл: благословиться на иночество у преподобного Серафима Саровского. Очень хотелось, чтобы преподобный через какие-то обстоятельства или через духовного человека дал мне знак о правильности выбранного мною пути.
Пошли препятствия: внезапно мне сказали, что билетов на поездку больше нет. Потом добавили: можно приехать утром прямо к автобусу, и если кто-то не явится, то меня возьмут.
Приехала утром, и действительно, кто-то не явился, и меня взяли. Помню, подумала: значит, есть воля Божия, чтобы я благословилась у преподобного Серафима.
В Дивеево мы поклонились мощам преподобного, помолились на службе. Когда уже уезжали поздно вечером, вышли с подругой на улицу к автобусу – наших еще никого не было. Повернулись лицом к собору с мощами преподобного и запели на прощанье: «Царице моя Преблагая, Надеждо моя Богородице».
На фоне ночного неба храм весь светился от подсветки, и вдруг из-за купола вылетел белый голубь. Он три раза облетел вокруг купола, то появляясь перед нами, то снова скрываясь, а потом растворился в темноте. Для меня это было каким-то символом, знаком.
На монастырских послушаниях
«У тебя теперь прямой путь к Небесам!»
Потом мы поехали в Санаксарский монастырь, там тогда подвизался старец Иероним (1932–2001). Когда я подошла к нему – даже слова вымолвить не могла: от него исходила такая благодать, такая невероятная любовь, он просто весь светился каким-то неземным, Фаворским светом.
Старец всех, кто к нему подходил, встречал приветливо, благословлял, некоторым что-то говорил. Когда я подошла, то даже спросить ничего не сумела, просто заплакала от нахлынувшего умиления.
А старец посмотрел на меня внимательно и ласково сказал:
– Что же ты плачешь?! Не плачь! Смотри: у тебя теперь прямой путь к Небесам!
И он повел рукой вверх.
После этой поездки у меня больше не оставалось сомнений в правильности выбранного мною пути.
На монастырских послушаниях
Казанская Трифонова пустынь
Когда заканчивала школу, у меня был хороший аттестат, и я, наверное, могла бы поступить в любой вуз. Мама работала бухгалтером, и вместе с папой они настаивали, чтобы я поступала на экономический факультет. Я же вместо института поехала в Успенский монастырь в Пермь, побывала там на службе.
Потом одна бабушка, прихожанка нашего храма, пригласила меня съездить вместе с ней в Чусовские Городки, в Казанскую Трифонову пустынь, и я очень обрадовалась.
Мы туда приехали, и я была просто очарована красотой этого места, приветливостью и гостеприимством сестер монастыря и его духовника. Мне очень захотелось там остаться. Батюшка, игумен Савватий, меня как-то сразу приметил, пригласил приезжать, видимо, почувствовал мое монашеское устроение.
Божий призыв к монашеской жизни
У меня было такое сильное горение… С чем это можно сравнить? Когда человек женится, выходит замуж, он думает: я так сильно люблю моего избранника или избранницу, хочу прожить с ним всю жизнь, какие бы ветры ни дули, какие бы испытания ни пришлось нам перенести.
И я чувствовала такое же сильное желание подвизаться в монастыре, такой же Божий призыв к монашеской жизни. Именно это горение дало мне силы преодолеть позднее неизбежные искушения и препятствия.
Родительское благословение
Когда вернулась домой – боялась сказать родителям о своем решении. Я у них одна, и точно знала, что они будут против. Наконец решилась и сказала, что хочу поехать и пожить какое-то время в Казанской Трифоновой пустыни. Они это очень тяжело переживали, но не стали мне препятствовать, позволили сделать этот выбор. Я до сих пор чувствую по отношению к ним огромную благодарность, потому что у многих сестер в монастыре родители не только были против, но и всячески им препятствовали, даже приезжали и пытались забрать домой.
Летом 2000 года я сдала последние экзамены в школе, пришла домой, встала на колени перед родителями и попросила у них благословения идти в монастырь. Мама взяла Иверскую икону Божией Матери, благословила меня, и мы все вместе заплакали. Нам всем было страшно: родителям – отпускать неизвестно куда 17-летнюю дочь, мне – впереди все неведомое, неизвестное.
Я позвала маму поехать с собой, чтобы она увидела эти прекрасные места на берегу Чусовой, увидела монастырь, трапезную, храм, познакомилась с батюшкой и сестрами.
Казанская Трифонова пустынь
Когда человек уходит в монастырь – его семье дается Ангел-Хранитель
И вот мы с мамой поехали в Казанскую Трифонову пустынь. Мама всю дорогу плакала – переживала, куда она везет свою дочку. Когда приехали, сразу пошли к духовнику. Батюшка принял нас очень ласково, сказал маме, чтобы не переживала, что все будет хорошо. Мама осмотрела монастырь, поняла, что здесь хороший духовник, приветливые сестры, благополучная обстановка, и несколько успокоилась, утешилась.
На прощанье я ей сказала:
– Мама, не плачь больше! Я читала, что когда человек уходит в монастырь, то его семье дается Ангел-Хранитель, который оберегает родителей и родственников монаха…
И действительно, оглядываясь назад, я вижу: за годы моего иночества и монашества у моих родителей всегда все было благополучно, спокойно и гладко – без особых скорбей и происшествий, словно Господь оберегает мою семью.
Казанская Трифонова женская пустынь
«Что произошло у вас дома?»
Мама и папа уже много лет постоянно ходят в храм, исповедуются и причащаются.
Как-то, некоторое время спустя после моего ухода в монастырь, я позвонила домой, услышала мамин голос и почувствовала особую благодать.
– Мама, я чувствую, что у вас с папой произошло что-то хорошее… Что произошло у вас дома?
Мама сразу поняла меня и радостно ответила, что они с папой повенчались.
Мы горели духом
Юными девичьими руками мы восстанавливали храм, меняли полы, красили, белили…
Когда я только пришла в монастырь, там было очень много молодежи. В те годы был такой особый Божий призыв. Открывались и восстанавливались монастыри, и нужно было, чтобы они наполнились теми, кто будет их возрождать. И вот множество молодых людей откликнулись на этот Божий призыв.
Мы пришли, мы горели духом, были сильными, смелыми. Своими юными девичьими руками восстанавливали храм, меняли полы, выносили мусор, красили, белили, штукатурили, разводили огороды, пасли скотину, готовили на печи обед – нам все было по плечу.
Мы были единомышленниками. По вечерам собирались и читали Толкование на Евангелие, жития святых, обсуждали – нам все это было очень интересно, грело душу.
Позднее часть молодежи отсеялась по разным жизненным обстоятельствам: много званых, но мало избранных.
А сейчас такого нет. Все уткнулись в свои телефоны… Сейчас в монастырях в основном подвизаются те, кто пришел сюда в 1990-е годы. Молодые приходят гораздо реже, и отчего-то они чаще всего приходят очень больными людьми – и душевно, и телесно.
Насельницы и духовенство Казанской Трифоновой пустыни
С игуменьей и сестрами Казанской Трифоновой пустыни
«Будешь игуменией»
В первые годы моей жизни в обители к нам приезжал протоиерей Михаил Старков. Он был духовным чадом очень почитаемого на Урале старца протоиерея Николая Рагозина, который ныне почивает в крипте под нашим храмом. Отец Михаил был уже в годах и иногда немного юродствовал. Как-то он меня задержал и сказал:
– Будешь послушницей, будешь инокиней, будешь монахиней…
Я ждала, что он добавит: «Будешь схимонахиней». Но он сказал:
Я тогда еще даже послушницей не была и не придала его словам особого значения. И вспомнила об этом, только став настоятельницей Спасо-Преображенского монастыря в Усолье. Но до этого было еще долгих двадцать лет.
Праздник в Казанской Трифоновой пустыни
Монастырские послушания
Через год моей жизни в Казанской Трифоновой пустыни мне дали подрясник, через два постригли в инокини с именем Феврония. Трудилась на самых разных послушаниях. Первое – это, конечно, конюшня. Через нее обычно проходят все послушники. Возьмите владыку Тихона (Шевкунова) – и он тоже проходил это послушание.
Потом кухня, просфорня, клирос, пекарня – всему приходилось учиться.
Тани больше нет – есть Феврония
Иноческий и монашеский постриг – это погребение ветхого человека и рождение нового. Ты умираешь для мира, чтобы родиться в ангельском чине. Стоишь в белой срачице с распущенными волосами, а потом ползешь по полу из притвора храма к амвону, и от посторонних взглядов сестры ограждают тебя своими мантиями. Поют «Объятия Отча отверсти ми потщися» – и перед тобой проносится вся твоя жизнь. Слезы льются ручьем.
Когда приняла иноческий постриг, написала родителям: «Мамочка и папочка, меня постригли с именем Феврония. Тани больше нет. Есть Феврония».
И мама с папой потом признавались мне, что когда прочитали мою записку – плакали: у них было такое чувство, что их дочь Таня на самом деле умерла.
Послушания в монастыре
Старец Иоанн (Крестьянкин): «Никогда не унывайте!»
Мы с сестрами часто ездили в Печоры, посещали старца Иоанна (Крестьянкина), потому что наш батюшка отец Савватий был его духовным чадом.
Помню, как мы, три инокини, пришли к нему, и старец стал помазывать нас святым маслом. Нарисовал сестрам крестик на лбу, а мне почему-то крестик нарисовал трижды.
Когда отец Иоанн нас принимал, то часто повторял:
– Никогда не унывайте!
Я обычно заранее готовила вопросы, которые хотела задать старцу, но когда мы заходили к нему в келью – все вопросы отпадали сами собой, такая от него исходила благодать. Ничего больше не хотелось спрашивать – только быть рядом с ним.
Скит святой праведной Анны
В 2006 году меня назначили старшей сестрой в скит святой праведной Анны. Он был построен нашим духовником на берегу Чусовой недалеко от монастыря. Монашеская жизнь и службы там проходили по афонскому уставу. У нас, по милости Божией, появилась даже частица мощей святой праведной Анны.
Священники, которые бывали на Афоне, приехав в наш скит, отмечали у нас и росписи, и архитектуру храма, и атмосферу – все в афонском стиле.
Старшая сестра должна встречать каждого гостя как Христа – с радостью. Ты угощаешь человека кофе и лукумом, утешаешь его, радуешь – ничего особенного, а человек хочет жить.
Скит святой праведной Анны рядом с Казанской Трифоновой пустынью
Молитвенная помощь святой праведной Анны
Праведная Анна откликалась на молитву просивших о даровании им чада
Наш скит – место особенное, у нас бывают ночные бдения: сестры молятся каждую ночь. К нам приезжали бездетные молодые пары, молились о даровании им чада, и святая праведная Анна откликалась на их молитву. Я даже вела летопись, записывала о рождении младенцев по молитвенной помощи святой.
Вот один из примеров: девушка вышла замуж. Год, два, три – детей нет. Говорю ей:
– Иди к праведной Анне, проси ее молитвенной помощи.
Она идет, просит и вскоре уже звонит мне, чтобы поделиться своей радостью: она ждет ребенка.
Старшая сестра скита святой праведной Анны
Я была первая, кого постригли именно в скиту
Спустя 20 лет моей жизни в монастыре меня постригли в монахини. Я была первая из сестер, кого постригали в скиту. Особенно не надеялась, что духовник согласится на мою просьбу, просила о заступничестве святую праведную Анну – и батюшка, на удивление, легко согласился и постриг меня в монахини именно в скиту с именем Сергия в честь преподобного Сергия Радонежского.
На подворье монастыря
Послушание настоятельницы монастыря
В 2017 году меня поставили старшей сестрой на монастырское подворье в поселок Мыс, а недавно, в 2021 году, я узнала, что владыка Соликамский и Чусовской Зосима принял решение благословить мне послушание настоятельницы Спасо-Преображенского монастыря в Усолье.
Мне было страшно покидать отчий дом – родной монастырь, где я выросла и стала монахиней. Страшно расставаться с родными мне сестрами Казанской Трифоновой пустыни. Но в то же время была внутренняя уверенность, что так надо. Это был очередной раз, когда Господь тебя призывает – и ты идешь. Я видела в этом Промысл Божий, и духовник тоже сказал мне, что отказываться нельзя.
Монашеский постриг в скиту
В день пострига в монахини с игуменией Казанской Трифоновой пустыни матушкой Ксенией
В день пострига в скиту с духовником монастыря игуменом Савватием
Все здесь дышит стариной и историей
Когда я приехала в Усолье – словно попала в XVIII век. Все вокруг меня – палаты исторического музейного комплекса, храмы, здания – было таким, как во времена Строгановых.
Бытовые удобства, кстати, тоже. Точнее сказать, они полностью отсутствуют: привозная вода, нет водопровода, газа, канализации.
Но здесь очень красиво, все дышит стариной и историей.
Спасо-Преображенский монастырь
Спасо-Преображенский собор
Приезжайте к нам в гости!
Подвизаются у нас в монастыре пять монахинь, все они уже в возрасте, молятся и трудятся с утра до вечера, настоящие подвижницы духа.
Я благодарю Бога за мой монашеский путь и возможность потрудиться на благо Матери-Церкви.
Приезжайте к нам в гости! Всех паломников обязательно поселим, накормим и утешим! Преподобный Сергий, в честь которого меня назвали, завещал братии всех принимать в святых обителях, кормить, утешать и оказывать страннолюбие.
На прощание хочу поздравить с праздником Пасхи – светлого Христова Воскресения всех читателей портала «Православие.ру»! Храни Господь!
Старинный храм построен Строгановыми в 1733 году
Будем усердно молиться за всех, кто сможет оказать нам посильную помощь. Имена для молитвы можно указывать в комментариях к статье, присылать по почте, по телефону.
Для пожертвований:
карта Сбербанка 2202 2008 9569 3248, привязанная к телефону 8 919 463 05 94 – Татьяна Юрьевна Старкова (монахиня Сергия).
Адрес: 618460 Россия, Пермский край, Усольский район, город Усолье, Спасская улица, 12. Спасо-Преображенский монастырь.
Зачем они уходят в монастырь?
 |
| В храме. |
Из Томска до Нарги ходит роскошный комфортабельный автобус. Но на станции прибытия он смотрится инородным телом. Жизнь здесь жесткая, приземистая и неказистая. А иностранный автобус – мягкий, высокий и красивый. Зато примитивный паром по своему стилю идеально вписывается в местные реалии. С виду – убогий. А по значению – непревзойденный труженик. Он выполняет связующую роль между берегами. На той стороне широченной Оби расположено необычное село Могочино. Мой путь лежит именно туда.
В попутчицах у меня – девушка. Частник, подвозивший нас «к воде», берет всего лишь десять рублей за проезд, да еще и сдачу дает своим сочувствием: «Паром будет только через час. Ох, и намерзнетесь вы, пока его дождетесь!». После «томского лета» здесь действительно какой-то «полюс холода». Впрочем, этот бывший Нарымский край, всегда славился своей студеностью.
В Могочино я уже был. Года четыре назад. Зимой. В декабре. Тогда здесь тоже был температурный экстрим. Под пятьдесят градусов мороза.
Река встала только ночью. Местные дали категоричный совет: «Определяйтесь на ночлег и ждите. Дороги на ту сторону – нет. Здесь под водой бьют ключи. Если пойдете сейчас по льду – запросто провалитесь в полынью». И в этот момент я увидел две фигурки. Они устало шли от реки к остановке и тащили за собой маленькие саночки с поклажей.
Заиндевелый дед посадил девочку в автобус. Помахал ей рукавицей и тут же отправился в обратный путь. Я попросил его стать моим проводником. Он кивнул, не сказав ни слова.
Мы шли молча. В некоторых местах было слышно, как под ногами потрескивал лед. Ближе к середине реки дед впервые обернулся и спросил: «А ты к кому идешь?». На мой ответ он отреагировал резко и злобно, быстро завершив свой монолог хлесткой фразой: «Вражье отродье!». Затем ругнулся и побежал от меня, как черт от ладана. Догнать его я не смог. Он – налегке, а у меня на плече сумка с тяжеленной фотоаппаратурой. Пытался идти по его следам, но их тут же заметало поземкой. Бросил меня дед. На полпути.
…Приплыл паром. По его отпавшей «челюсти» мы взобрались на палубу. И тут же нам навстречу бросился тот самый озлобленный дед. Выскочил будто из засады с широко расставленными руками. У меня внутри все содрогнулось. А он сгреб в охапку девушку и радостно воскликнул: «Заждались мы тебя! Родна ты наша!» Затем притащил из мотоцикла тулупчик и заботливо накинул его на свою долгожданную внучку.
 |
| «У монастырских детей — другие глаза, — сказала мне продавщица местного магазинчика. |
Меня дед не узнал или не хотел узнавать. Но, если бы он спросил: «К кому я?», то, как и в прошлый раз, мне бы пришлось ответить: «В монастырь». А к нему здесь отношение крайне не однозначное. Эта духовная обитель, как будто специально была создана в сибирской глубинке, чтобы на ограниченном жизненном пространстве зримо проявились взаимоотношения государства, Церкви и общества.
В разных местах я специально спрашивал монахов о количестве прибывающих паломников в последние годы. Необъяснимо, но искомой взаимосвязи — не было. А по логике она должна была быть.
Стало уже аксиомой: если глава государства играет в теннис или катается на горных лыжах – возникает стремительный рост последователей по всей стране. Но в духовной сфере — все глубже и непонятнее. Пример для подражания не работает.
Только для могочинского деда, подобный путь выглядит гибельным. А исходит он из собственной практики. Монастырь смотрится прямо в окошко его дома. В соседней избе живут самые настоящие «церковники». Причем, дед по своим взглядам – не исключение из общего ряда. Местные, в построенный храм, почти не ходят. А спроси их о вере и в подавляющем большинстве ответят: «Православные!» При этом храм не пустует. В нем постоянно молятся другие прихожане. Такие же православные. Но иные.
Монашество в Советском словаре характеризовалось как зародившаяся «форма пассивного протеста против бесчеловечных условий жизни, как жест отчаяния и неверия в возможность изменить эти условия».
ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ФАКТ
 |
| Монастырь здесь смотрится, как кремль. |
На фоне местной приземистой застройки могочинский Свято-Никольский женский монастырь смотрится величественным сооружением. Купола двух его храмов видны за несколько километров.
Первые работы здесь начали в 1989 году. Под началом монаха Иоанна (Луговских). С горсткой подвижников. С чистого листа.
Нынешняя настоятельница монастыря монахиня Ирина (Селиверстова) никогда не забудет тот тяжкий период, потому что сама не верила в осуществление задуманного: «Могочинская общественность выступила против наших деяний. Говорили: церковь нам не нужна, лучше детский сад постройте. А лесозавод тогда еще вовсю работал. В три смены. Его директор взял и успокоил всех местных: я им бруса не дам и никакой церкви в Могочино не будет. Никогда»
Все делалось и до сих пор делается монашествующими исключительно «на пожертвования и с Божьей помощью». Два раза пожар уничтожал все их труды. Сгорела даже возведенная церковь. Построили новую. Еще лучшую. Убеждены, что вскоре и на близлежащем Волоке появится Свято-Преображенский мужской монастырь. В его «штате» есть уже несколько монахов.
А сам поселок еле дышит. Лесозавод, на котором он раньше держался, растащен. Могочинцы вспоминают о нем с ностальгией. Предприятие было одним из самых мощных в стране. В поселке работали целых семь магазинов «Березка», торговавших дефицитными импортными товарами. Но могочинцы сами подпилили сук, на котором «сидели». Вырубили вокруг себя весь ценный лес километров на семьдесят. Новый теперь вырастет только лет через сто.
Единственное развивающееся «предприятие» в поселке – монастырь. Причем, его население не ограничивается только теми, кто живет в кельях. Есть еще община «за оградой», которая насчитывает около тысячи человек. Причем едут в обитель отовсюду. В том числе из Израиля, Польши, Молдовы, Киргизии, Украины… Но большинство – сибиряки. Из их числа — «раба Божия Наталия» — так она сама мне представилась.
 |
| Матушка Ирина (крайняя справа) возглавляет эту обитель. |
– В миру любовь к ближнему – пустой звук, – уверенно говорит она. — Грешные мы и окаянные. Каждый сам за себя. Не ведаем, что творим… Я тринадцать лет в суде проработала. Случилась беда… Нигде помощи не нашла. Никто не откликнулся. Все отвернулись. Сама в монастырь приехала и ребенка сюда привезла. И сейчас у меня все хорошо. Веру бы мне укрепить… Я – маловерная. Совсем без нее из мира пришла. А здесь живу, как у Христа за пазухой…
— А я раба Валентина, – представляется другая трудница. — Я много поездила по свету, как паломница. Но нигде не приглянулось. А здесь душа остаться подсказала. И живу я теперь здесь в любви и благости.
Конечно, можно объяснить уход из мира религиозным фанатизмом. Но мне пришлось побеседовать со многими, и не только в этом монастыре. Это в начале перестройки многие приходили в обитель только из-за куска хлеба. Затем пошли за духовным. Причем около половины монашествующих – с высшим образованием. Некоторые – с учеными степенями. Как мне пояснили: в монастырь не уходят. Сюда — приходят. Те, которые «ушли», в своем большинстве, вернутся обратно. Дорога к храму начинается не с автобусной остановки.
Нынешняя наполняемость монастырей – это как диагноз нравственного состояния государства и общества, в котором хрупкий интеллектуально-культурный слой безжалостно раздавливается катком экономической свободы. Появилась новая реальность, которую многие оказались не способны принять. Они в ней стали себя чувствовать ненужными и отверженными.
Своеобразным подтверждением этого является статистика. За последние пятнадцать лет у Русской Православной Церкви появилось около восьмисот новых монастырей и их подворий. Факт поразительный, потому что такого стремительного роста иноческих обителей никогда не было в нашей истории со времен крещения Руси.
Из разговора с послушницей Людмилой:
 |
| Обряд крещения. |
— Вы нашли в монастыре то, что искали?
— Я пришла к Богу, и у меня душа наконец успокоилась. До этого, чтобы познать истину, я много странствовала. И только здесь получила радость от духовного. Это — мой кусочек рая.
— Но замки на кельях говорят о том, что не все так благостно?
— То, что открыто, может стать для мирских искушением. Чтобы не допустить до греха, иногда нужно оградить людей от соблазнов.
— Вы здесь лишены свободы выбора. Напрочь отрезаны от информации. Можно ли такой путь назвать самосовершенствованием?
— Я очень рада, что ограждена от телевизора, книг, газет. Нет потребности. Но по благословлению нам могут позволить читать, например, Достоевского…
— И Чехова и Толстого?
— Только Алексея Толстого. Но если есть время, то читаем мы в основном духовные книги.
— Вы действительно думаете, что в миру нельзя остаться человеком?
— У меня это не получилось. Там нельзя быть свободным. Там нельзя рассказать кому-то правду. Правда мешает человеку… Твое откровение тут же используют против тебя. Нужно подстраиваться, нужно лгать, нужно льстить… Везде нужно играть себя в какой-то роли. Я не могла больше так… И иногда доходила до внутреннего крика: как же жить дальше после этого?! И в конце я стала бояться людей и делать добро… Душа закрылась.
ДРУГИЕ РАДОСТИ
 |
| Только в христианстве допускается уход женщины из мира. |
В общей сложности почти две недели я общался с монашествующими. Следовал монастырскому распорядку. Питался в трапезной. Ходил на церковные службы. И, в конце концов, мне позволили беседовать с монахинями и монахами, правда, только в том случае, если на это будет их согласие. Мне, человеку не воцерквленному, разрешили даже общение в кельях. Что тут же назвали «инцидентом из ряда вон выходящим, но благословенным».
Монахиня Иоанна из числа тех, кто на тяготы никогда не жалуется.
— Здесь совершенно другая жизнь! Другие радости, — говорит она. — Это — в миру без денег жизни нет. А у нас – есть. Во всем — незримая любовь. А как иначе? Ведь наш монастырь принимает немощь. То есть людей, которые уже никому не нужны. В миру они погибнут. И те, которые знают жизнь других обителей, удивляются этому. Там таких не берут. А наш батюшка всегда говорит: носите немощи друг друга»
Мое стереотипное представление о монахах рухнуло сразу. Могочинские иноки не являются своеобразными затворниками келий. И не могут ими являться, потому что одними молитвами сыт не будешь. Все трудоспособные – чернорабочие с утра до ночи. На сон остается около пяти часов. Свободного времени – практически нет.
 |
| Во время воскресных служб храм заполнен прихожанами. |
Матушка Анна пояснила мне: чтобы стать монахиней нужно пройти выдержку временем и устоять перед мирскими соблазнами и искушениями. Затем следует принятие обетов: нестяжания (отказа от собственности), целомудрия (безбрачия) и послушания (абсолютного повиновения). Но перед этим есть еще две ступеньки в иерархии. Новоначальные и работающие на монастырские нужды имеют статус трудниц. Те, кто получает благославение на путь в монашество называются послушницами.
Из разговора с монахиней, недавно принявшей постриг:
— Как вас зовут? – спрашиваю.
— Валентина, – уверенно отвечает она и тут же спохватывается. — Ой! Простите. Все забываю… У меня теперь не мирское имя. Матушка Варвара, я.
Неделю я питался их скудной пищей в трапезной. Тяжко. И не потому что кормят только два раза в день. Вот характерное обеденное меню. На первое — водянистые щи. На второе — перловка. Салат из морковки. Кисловатый серый хлеб. Чай. Причем кашу, здесь, как и все остальное, маслом не «портят». Мясо — запрещенный продукт. Недопустим даже куриный бульон. Исключением является только рыба, но и она появляется в те редкие скоромные дни, которые сродни праздничным.
— Для мирских наша жизнь кажется дикой, — просветила меня матушка Анастасия, пояснив, что все у них подчинено аскетизму.
Но только аскетизм – самое легкое. Труднее всего избавляться от «внутренних грехов». Смиренность и беспрекословное послушание – норма. А послушание – не просто работа. Это – значительно большее: трезвый взгляд на самого себя во имя нравственного совершенствования.
Феофан Затворник описал этот путь новоначального так: «…он с самого вступления в обитель предает себя вседушно опытному наставнику и поставляет себя в такое состояние, как будто бы душа его не имела ни своего разума, ни своей воли. Подавив в себе чрез то самоуверенность и самоволие, вскоре избавляется от свойственной людям даровитым кичливости, приобретает небесную простоту и является совершенным в трудах и добродетелях послушничества».
 |
| Жизнь в монастыре — избавление от внутренних грехов. |
Мне пришлось увидеть эту «небесную простоту» на лицах некоторых молодых послушниц. С кругами под глазами и рано появившимися морщинками. Все на виду. Следы внутреннего борения – косметикой не закрасишь. Она здесь категорически запрещена. Но только женщинами они все равно остаются, зная, что уже никогда не будет у них ни семейного счастья, ни привычной человеческой любви.
Многие не выдерживают такого испытания. Бегут из монастыря. Возвращаются в ту самую жизнь, которая до этого им казалась «исчадием зла»
Но, когда в местной администрации я спросил о выбывших, оказалось, что поселковская «текучесть» с солидным «минусом»: за последние двадцать лет численность мирского населения уменьшилась почти в пять раз. А монастырская «арифметика» с оптимистичным «плюсом»: постоянная среднегодовая прибавка — около ста человек. Игумен Иоанн уверен: «При нынешних темпах Могочино уже лет через двадцать почти полностью станет монастырским поселением».
А это значит, что не только община увеличится до четырех тысяч человек, но и уйдет в прошлое традиционное межевание среди населения. Здесь постоянно делят самих себя на категории. В начале: на коренных – не коренных. Затем, в советское время, на местных и ссыльных. Потому что в эту бывшую нарымскую глухомань массово ссылали неугодных власти людей. Сейчас новое деление: на своих и монастырских.
Примечательно, что за предыдущих три века, храма в Могочино так никогда и не было. А комендатура НКВД – была. И были гулаговские зоны вокруг. И в земле здесь лежат без всяких крестов — тысячи невинноубиенных. Издавна говорят об этих местах: «Бог создал рай, а черт – Нарымский край»
УВИДЕТЬ СВЯТОГО
 |
| Леонид Охотин. |
Когда я проходил по одной из улиц, за заборчиком увидел сноровитого старичка, который обтесывал огромное бревно. Оказалось, это — Леонид Романович Охотин. А занимался он делом, которое по силам немногим умельцам: мастерил обласок – деревянную лодку-долбленку.
— Я жизнь красивую прожил, – сказал он мне. – Вся трудовая книжка исписана благодарностями. А в душе обидно… Мне уже семьдесят три года. Но до сих пор приходиться работать как папа Карло. Потому что пенсия – мизерная.
Он сел на бревно и узнав причину моего приезда, продолжил, обильно сдабривая свою речь междометием «ага»:
— Люди, как у нас говорят… Если бы все это было в прежние времена, то церковникам этим бороды бы враз сбрили и упрятали куда надо! Ага… Это раньше вся царская власть на попах держалась. А сейчас неграмотных нету! Людей ничем не испугаешь. Ага-а-а. Даже Богом! А мой сосед, через огород, называет их «попы-паразиты», а всех остальных прислужников – «холуями». Ага? Коренному населению монастырь ничего не дает. Нас он не спасает. Вот такое мое мнение… Ага-а-а…
Наталья Эрфорт, начальник могочинского ЗАГСа, к «церковникам» настроена тоже не благостно:
Зашел в магазин за покупками и на меня тут же налетела, как стихийное бедствие, женщина, сходу начав меня «сверлить» своими вопросами, как буравчиком:
— Кто вы? Откуда? Какую партию и блок представляете?!
Продавщица громко пояснила:
— Это – наша главная коммунистка Смирнова Нина Тимофеевна.
 |
| Все дороги ведут в монастырь, потому что приходят сюда спасать не только душу. |
Нина Тимофеевна, гордо вскинув голову, театрально выдержала паузу и продолжила свой «допрос». Узнав, что я живу в монастыре она меня тут же причислила к «стану врагов». При этом никак не отреагировала на мой довод о том, что другой гостиницы в Могочино попросту не существует.
Она победно всучила мне пропагандистскую газетку с торжествующим возгласом:
— Читайте. – и тут же перешла на религиозную тему. — Сколько глупцов едет в монастырь! Они что не могут дома молиться? Дурачки. И кто приехал? Наркоманы, да пьяницы!
— Вы атеистка?! – перекрикивая ее, спросил я. И в ту же секунду «главная коммунистка» растеряла весь свой пыл, и тихо сказала.
— У меня иконка дома есть. Молюсь. Только молитву никак не могу выучить … И муж мой, несмотря на то, что в райкоме партии работал, сто рублей на часовню дал… Но в храм я не хожу.
И дальше она меня попросила, как будто это от меня зависело:
— Ладно. Мы согласны. Делайте у нас капитализм. Только не дикий! И не монастыри стройте, а заводы!
Под впечатлением этого спектакля с необычным «антрактом» я спросил у директора сельской школы, экс-главы местной администрации Валентины Буваевой:
— Почему многие могочинцы так агрессивно настроены против монастыря?
— А вы хотите, чтобы люди по-другому относились? Здесь в основе поселка – рабочий класс, воспитанный на том, что все время хулили Церковь. Меня саму, знаете, сколько раз ругали в молодости за плохую атеистическую пропаганду! Не хочется даже вспоминать об этом… И неприятие монастыря будет продолжаться еще неизвестно как долго. Как историк по образованию скажу, что у русских всегда присутствуют две крайности: или вознести или уничтожить.
По поводу «вознести» долго ждать не пришлось. Возвращаясь в монастырь, увидел перед его воротами огромную толпу насельников. Человек пятьдесят. От этой массы отделился трудник Александр Губайдуллин:
— Ты видел когда-нибудь святого человека? – спросил он.
— Нет. Не приходилось.
— Матушку с батюшкой.
 |
| Ворота в монастырь закрываются только ночью |
Через два часа я вновь вышел к воротам. Толпа по-прежнему стояла в ожидании.
На дороге появился джип «Лэнд Крузер». За рулем был игумен Иоанн. Он сходу заехал во двор. Кивнул, чтобы открыли ворота гаража, который находится прямо под игуменским балкончиком. Заехал во внутрь. Но так и не вышел к ожидавшим его «духовным чадам».
— Видел? – спросил меня с восторгом Александр. – Святой человек! — я ухмыльнулся, но Александр не увидел моей реакции. Он смотрел себе под ноги и проникновенно говорил. – Я не знаю, чтобы со мной было, если бы не он. Возможно, совсем пропал бы … От него исходит удивительная доброта и любовь… Я живу только благодаря ему…
После этого случая надо было разгадывать загадку личности местного батюшки – духовника монастыря, игумена Иоанна. Но он не спешил встречаться со мной. В отличие от руководства могочинского «сельсовета», у которого всегда «день открытых дверей». Власть здесь, пусть несколько и суматошная, но действительно – народная.
ДВОЕВЛАСТИЕ
 |
| Матушка Анна в своей келье. Я жил вместе с ней в соседней комнатушке и благодарен ей за приют и доброту. |
Поход в «сельсовет» был принципиально важным пунктом моей командировки. В России вскоре должно произойти судьбоносное перераспределение собственности. Государство готовится вернуть религиозным организациям то, что было отобрано после революции. Подавляющее большинство храмов и монастырей до сих пор не принадлежит Церкви. Как и земля. Все это сейчас находится в руках власти, выступающей арендодателем. А в Могочино уже почти двадцать лет существует непосредственное взаимодействие государства и Церкви, где каждая из сторон выступает полноправным субъектом.
Правда, могочинская власть обладает слабенькими управленческими ресурсами, а монастырь – «тяжеловес». По советским критериям — градообразующее предприятие. Крупнейший местный землевладелец. Получается необъективное сравнение? Но по оценкам экспертов православная Церковь, после восстановления «исторической справедливости» тоже должна стать самым мощным негосударственным собственником в России.
Сразу вспомнились слова Аллы Детлуковой. Она их сказала, специально подчеркнув, что говорит от имени власти, как глава поселения:
— У нас в Могочино Церковь фактически не отделена от государства… И, если так сложилась судьба, что Бог нам дал монастырь, то и надо жить исходя из такой реальности! Хотя многие этого не понимают. Когда в монастыре наклонилась надвратная башня, то, по жалобе населения, прилетело начальство сверху. И один из руководителей говорит: «Давайте, рушьте все!» Но он совсем жизни нашей не знает, и я ему ответила: «Пока батюшкиного благословения нет — ничего делать не буду!» А он мне: «Вы что здесь не глава?!» Нет, не понимает он ничего… У нас здесь две власти. Мы, возможно, единственный такой поселок в стране. И надо исходить из жизни. Может потому мы мирно и существуем. Не вторгаясь в сферы друг друга. Люди ведь у нас одни. И делаем мы одно дело.
 |
| Виктор Кресс. |
Воцарится длительная пауза, когда я спрошу губернатора Томской области Виктора Кресса:
— Кому в Могочино принадлежит сегодня реальная власть?
— Монастырь там очень приличную роль играет в местной жизни…— начал он говорить, выверено подбирая слова. — Костяк общины, благодаря игумену Иоанну, создан крепкий. А это очень важно, потому что поселок — глубоко депрессивный… Честно говоря, я сам не такой уж сильно и верующий человек. По крайней мере, не крещусь на виду, как это делают некоторые. Но, считаю, что духовный стержень должен быть в каждом из нас. И именно в этом плане Церковь может серьезно помочь в его укреплении.
— На примере Томской области можно говорить о реальной отделенности Церкви от государства?
— Юридически? Да. А по жизни… Ну, какое разделение может быть в Могочино?! Точно также, как и в некоторых других маленьких селах, где есть церковь. Да что говорить, когда я сам обязал всех глав администраций содействовать строительству храмов. Мы будем помогать финансово, как помогали и в предыдущие годы. В рамках закона. И, считаю, что дело это — благое.
Из разговора с матушкой Иоанной, которая полностью рассталась с собственностью в миру, а все личные деньги отдала на нужды монастыря.
— Себя смирять и людей терпеть – самое трудное в монастырской жизни, –- говорит она. — Вначале очень многие приходили к нам не под влиянием сердца, а ради живота. Здесь ведь и угол дают, и кашу. А как послабление в городе пошло, зарплаты начали платить – они назад потянулись. Теперь больше тех, кто пришел душу спасать. В миру ведь не ведают цели жизни человеческой. Но я их за это не осуждаю.
— Матушка Иоанна, мне показалось, что сейчас в монастырь уходят не только за духовностью, но еще и за добротой…
— В основном у нас здесь те, которые жизнью выкинутые. А живем мы по заповедям Христовым. Вот если я с кем поссорюсь. У меня молитва затем не идет. У меня покоя в душе нет. И тот человек тоже мучается. Я падаю ему в колени: прости меня, говорю. Мы с ним обнимаемся. И это не наигранно. Это — потребность. Это для того, чтобы мир восстановить в своей душе. Ты же понимаешь, что тебя лукавый за язык дернул…
— Светского человека этот «ритуал» прощения застает врасплох, но, тем не менее, одна из монахинь сказала мне, что «грешницей в монастыре она меньше не стала»…
— Я и о себе точно так же скажу. Просто, чем ближе к свету, тем больше пятен видишь на своей одежде.
НЕ ВСЕМ МИРОМ
 |
| Храм в Могочино виден издалека. |
Хотя и убеждала меня Алла Детлукова, что могочинцы для нее «все одинаковые», но и она, не замечая этого, тоже «раскладывает» их по разным полочкам. Спрашиваю:
— В поселок, ради спасения, приезжают сюда не только благочестивые христиане, но и пьяницы, наркоманы. Социальная ситуация ухудшилась в селе?
— Так и наших хватает, – спокойно отвечает она. — По началу было как: что-нибудь где-то случается, кричат: церковники проклятые! Начинаешь разбираться – местные. Наркоманы к нам, конечно, приезжают… Но они тоже нормальными людьми становятся. Правда, не все… В общем я отцу Иоанну не завидую. Он поступает, исходя из христианской любви… Трудно… Посмотрю на него и думаю: насколько же мне легче! А у него – тяжелейшая… Непосильная работа! Но ни разу не было случая, чтобы он отказал селу в помощи.
— А как батюшка за детей бьется! – всплескивает руками Алла Владимировна, — У нас ведь случай был … Мы отправили ребенка в приют, в Сарафановку. Семья там такая… Другого выхода не было. Батюшка узнал… В общем, мы вынуждены были привезти назад этого ребенка. Представляете?! И он взял его под свою опеку. Причем, во многих монастырских семьях есть приемные дети. Это у них такая традиция.
Тут надо напомнить, что до революции в России не было ни детских домов, ни домов для престарелых.
 |
| Алла Детлукова. |
Алла Детлукова только одного понять не может: почему у многих монастырских беспорядок в собственных усадьбах? Сами они поясняют: мы о душе больше думаем. А местные не верят такому объяснению. Для них этот факт — притча во языцех. Впрочем, как и другой примечательный случай, но уже имеющий непосредственное отношение к самим могочинцам…
Размашистая в этих местах Обь – лихая и разгульная. Бывало, что паводком смывало целые улицы в близлежащих селениях. В Могочино от этой беды давным-давно защитились дамбой. Но однажды она не выдержала большой воды. Из местной администрации тут же начали «кричать» по радио о срочном сборе. Побежали по поселку созывать людей. Но навстречу беде могочинцы всем миром не вышли. Остались сидеть дома. А монастырские насельники появились на дамбе уже через пятнадцать минут. Они и спасли тогда поселок от затопления. А если Могочино – это маленькая модель нынешнего состояния нашего общества?
Я задам этот вопрос во время беседы с игуменом Иоанном. И он ответит: «Так оно все и есть!»
КАК БЕЛАЯ ВОРОНА
 |
| Игумен Иоанн. |
Василий Луговских родился на Алтае в семье верующих родителей. Был самым младшим, двенадцатым ребенком. В четырнадцать лет остался без отца. После чего родной дядька забрал его к себе в Новосибирск и отдал на учебу в ПТУ. После армии он учился в вечернем техникуме и одновременно работал на заводе. Дослужился до начальника смены. Затем уволился и уехал в Черепаново «докармливать престарелую мать».
Несколько лет работал при Новосибирской епархии «с метлой и лопатой». Это был период его постепенного разрыва с мирской суетой. Затем строил храм в Черепаново. Митрополит Гедеон сказал: «Сам выстроил – сам и служить будешь!»
В монахи он был пострижен в 1988 году с именем Иоанн.
Сидим с ним в игуменской. По слухам она должна представлять из себя «роскошные апартаменты». Но вокруг длинного стола склад всего и вся. А на его краешке – рабочее место монаха Матфея. Тут же кухня. Возле стеночки – ряд посылок, которые послушницы комплектуют для отправки в тюрьмы.
С первого взгляда настоятель Иоанн выглядит человеком суровым. Но впечатление это обманчиво:
 |
| Свет в окошках здесь — не только ночью. |
— Когда я вступил на этот путь создания духовной обители… Заплакал, – начал рассказывать он. — Я понимал что, чем больше людей, тем больше столкнешься с неблагодарностью, с предательством, с шкурническими интересами… А я должен всех ублажать, кормить, поить… Делать добро. Было — страшно. Весь груз на мне. Ответственность жуткая. Я, может, и хотел бы сейчас все бросить и уйти в уединение. Но обитель — мой крест. А, взяв крест, нужно идти путем веры и добродетели. Куда ведет этот путь? Знаю! На Голгофу.
Я попытаюсь его спросить о радостном, но он меня будто не услышит:
— Наша община всех нервирует. Там не работают — у нас работают. Там не рожают — у нас рожают. Мы — как белая ворона.
— Но может проблема в том, что вы сами не делаете шага навстречу Могочино. Они видят только то, что находится до монастырской стены?
 |
| Так встречают отца Иоанна |
И дальше он мне говорит, пронизанные болью слова:
— По большему счету мы, вот такие, какие есть, не нужны ни власти, ни епархии. Никому. Кроме Бога.
Этому категоричному высказыванию, наверное, способствовала сложившейся в тот момент ситуация. Прокурор Молчановского района Геннадий Калюжный предъявил иск «в защиту прав и законных интересов неопределенного круга лиц» о запрете эксплуатации всех зданий монастыря. Причина – не оформление соответствующей документации.
По форме все верно. Только в течение восемнадцати лет приезжали сюда представители разных ветвей томской власти. В том числе и вышеназванный прокурор. Никаких претензий не предъявлялось. И вдруг вышло, что государство решилось наконец выставить на улицу старушек-монашек.
С Людмилой Ключаровой знакомлюсь возле монастырской стены. Ее дом напротив. Именно она уже несколько лет не дает спокойной жизни этой обители. Стена ей заслоняет солнце. Но суд не удовлетворил ее требования. Стена осталась на прежнем месте. Она стала доказывать, что вода со стены течет ей прямо в огород. Посредине дороги соорудили гребень. Теперь Людмила возмущается тем, что машины ездят возле ее калитки. А когда наклонилась надвратная башня – новый виток возмущения.
 |
| Монастырский храм. |
Мы разговаривали с ней, как раз под звуки отбойного молотка. Монастырские насельники разбирали стену, чтобы укрепить ее фундамент. Людмила скажет очень решительно:
— Я борюсь за порядочность. За честность. За правду. И если бы не было этой стены — все было бы нормально. Мне все говорят, что я против церкви… А я может в два-три раза больше их верующая… Ведь когда они приехали — мы жили с ними душа в душу. У них ничего тогда не было. А сейчас посмотрите… Откуда у них это богатство?!
Самое удивительное, что Людмила Ключарова, изредка, но ходит молиться в храм, расположенный, как раз за этой самой стеной.
А перед этим у игумена Иоанна еще одна неприятность случилась. Два монаха и четыре монахини самовольно и, как заявили: «навсегда» покинули монастырь. Что недопустимо по принятым обетам. Причиной этого стало их непринятие «сатанинских российских паспортов и ИНН» Правда, иеродьякон Киприан опомнился и вернулся обратно.
После всего этого монах Матфей подошел к настоятелю Иоанну и сказал: «Батюшка, надо Устав монастырский принимать для поддержания порядка!» Игумен ответил: «Устав примем, когда совесть совсем потеряем»
 |
А во время воскресной службы отец Иоанн встал перед всеми прихожанами на колени и попросил прощения за свои грехи. Приняв всю вину за происходящее на себя. И такое покаяние – в истинно русских традициях православия. Правда, в почти забытых традициях.
— Вы видели глаза их детей? – спросит меня продавщица магазинчика Татьяна Веселкова. – Они у них чистые. Светлые. Непорочные. Удивительные. У наших детей не такие.
Это она так выскажется о ребятне из воцерквленных семей.
Директор сельской школы Валентина Буваева тоже поделиться откровением:
— Мы начинаем перенимать приемы работы монастырской школы. Ведь у них идет подготовка учеников индивидуально. Они учат детей рассуждать и высказывать свои мысли. Учат доказывать свою позицию. Что очень сложно с педагогической точки зрения. И еще они с самого рождения приучают их к труду через игру. Церковные дети – воспитанные. И то, что они уже не в первый раз привозят Гран-При из Москвы, становясь победителями форума «Одаренные дети России» — заслуженный результат.
 |
| В монастырской школе. |
Правда есть одна проблема. Монастырские школьники продолжают сдавать зачеты и экзамены в государственной сельской школе. И учителя вынуждены им ставить «неправильные» пятерки, например, вот за такой ответ по природоведению: «Бог создал Землю»
Игумен Иоанн скажет по этому поводу: «Вы поймите — мы своих детей не только учим, чтобы они в Бога верили, но и в Россию» И только тогда мне станет понятно, чем он на самом деле занимается. Тем, чем не занимается государство. Создает в муках добросовестный народ для своей страны. И сам при этом пытается стать лучше.
Монахиня Анастасия учила монастырских детей, а сама при этом мучалась вопросом: «Зачем Моисей сорок лет водил свой непокорный народ по пустыне, когда там весь путь можно было пройти менее, чем за год?» И нашла мудрый ответ: «Для того, чтобы в Землю обетованную вошло только новое поколение, родившееся не в Египетском рабстве». И тут же себя спросила: «Сколько же еще лет предстоит водить нас новому Моисею?!»
ОТ КАЖДОГО ИЗ НАС
 |
| Вне мирской суеты. |
Федор Достоевский, с горестью предсказавший революцию в России, утверждал, что «монастырь искони был с народом» и «от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, еще раз спасение земли русской». Религиозный философ Николай Бердяев настаивал, что монастыри в кризисе и «нужна совершенно новая форма монашества, порожденная новой духовностью».
Эти точки зрения остались в своей неизменной актуальности и сегодня. С той лишь разницей, что Церковь после советского периода начала свое возрождение фактически с чистого листа. Когда два десятка лет назад было провозглашено ее отделение от государства, то оказалось, что опыта деятельности именно в таком обособленном состоянии у нее вообще никогда не было. Точно так же, как и у власти. Ведь начиная с Петра I во главе Святейшего синода, был поставлен обер-прокурор, и Церковь низвели до уровня государственного ведомства.
И теперь в новых условиях возникают непредвиденные проблемы, которые «дипломатично» обходятся «суверенными» сторонами и обществом
 |
| Игумен Силуан. |
Спрашиваю игумена Силуана (его голос Вы слышали при переходе на эту страницу), настоятеля Богородице-Алексиевского монастыря в Томске:
— У вас тоже, как и в других обителях, не оформляются трудовые отношения и не делаются пенсионные отчисления?
И он мне обстоятельно поясняет:
— Трудовых книжек не ведем. Монах есть монах.
— Но ведь есть еще послушники и трудники…
— Да, но для нас это дико, чтобы они получали в монастыре деньги. Ведь изначально мы их берем не на работу. И наше законодательство совершенно не предполагает, что человек может работать, не получая зарплаты.
— То есть исключенный из братии или ушедший по собственной воле оказывается с многолетним прочерком в жизни?
— Это не внутрицерковная проблема. Она порождена неправильным отношением светской власти к монастырям.
 |
| Фото Олега Нехаева. |
Выходит, что на пограничье между государством и церковью человек оказывается бесправным существом. Уйдя из мира, он не может в него вернуться, не почувствовав своей ущербности. И эта проблема еще более усугубляется, когда пришедший в монастырь поступает по заповеди Христовой: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое, и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, и следуй за Мной»
Полная неясность и по «восстановлению исторической справедливости» — передаче имущества Церкви. До сих пор нет по этому поводу внутрицерковной дискуссии. Государственные органы действуют на кабинетном уровне. Безмолвствует общество. А мы стоим уже на самом пороге судьбоносного решения.
Еду на север Красноярского края. В Енисейск. О нем говорят, как об «отце сибирских городов» и «городе – памятнике». Но при этом всегда подчеркивают главное – «православный град» В конце позапрошлого века здесь было 33 церкви и 59 часовен. И все это на несколько тысяч жителей.
Сегодня Енисейск – добродушный и очень провинциальный город. Моя долговременная попытка где-нибудь поужинать — указала на печальную реальность умереть с голоду. Но зато общение с енисейцами позволило выявить примечательный факт. Здесь почти все верующие. Кстати, Успенский храм, за исключением очень коротенького периода, был действующим и при Советской власти. А среди самых уважаемых людей здесь называют вовсе не глав города и района, а церковнослужителей.
 |
| Привратник мужского монастыря. |
Но парадокс заключался в другом. При сильнейших православных традициях в центре города до сих пор – развалины громадного Богоявленского собора, в котором располагалась котельная. В удручающем состоянии Троицкая церковь. Без куполов — Иверский храм. В Спасском соборе служба идет в маленьком приделе. Рядом – кирпичные остатки Захарьевской церкви.
Здесь два монастыря и тоже – проблема на проблеме. Причем, женский самовольно отхватил у города территорию и никого туда не пускает. В собственность ему еще ничего не передали, а он уже стал государством в государстве.
Иду к самомому авторитетному среди енисейцев священнослужителю, настоятелю Успенского собора, богослову Геннадию Фасту.
Он — современный просветитель и проповедник. Именно по его инициативе в этом сибирском городе была создана одна из самых первых в стране православных гимназий. Причем, сегодня она финансируется за счет государства. И отец Геннадий считает это примером правильных взаимоотношений между сторонами. У родителей есть свободный выбор: в какую из школ отдать своего ребенка.
Разговаривать с ним удивительно легко. Он отвечает на самые сложные вопросы, не прикрываясь типичной фразой «на все воля Божья». По поводу противников «бесовских паспортов и ИНН» он отвечает изречением Соломона: «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним…»
 |
| Отец Геннадий (Фаст) |
По поводу возвращения собственности делится своими мучительными размышлениями, которые привели к следующему выводу:
— Наша Церковь должна понимать, что сейчас она стоит перед сложнейшим выбором. Как бы нам не потерять духовное лицо при решении материальных вопросов! Уже сегодня все батюшки превратились в прорабов. Это – в корне неправильно. Нужно заниматься проповедью и созиданием общины. И меня бы не смутил тот факт, если бы храмы так и не перешли бы в абсолютную собственность Церкви. Почему? Потому что ее материальная сторона создавалась тысячу лет и она по праву является достоянием всей России. У нас Православие – религия народа. И нужно исходить из этого. Я считаю, что ответственность за историческое достояние должна остаться за государством. И именно это должно быть закреплено законом.
Отец Геннадий помолчал и уверенно продолжил:
— Русь сегодня без духовного стержня. Она стыдится своей православности. Но только Россия без Церкви не выживет. Это — мое убеждение. Она без нее перестанет быть Россией. Это уже будет что-то другое. И когда сегодня говорят о поиске национальной идеи… Она – есть. Святая Русь. Национальная идея — это святость. И если мы отказываемся от нее, то мы одновременно перестаем быть и Русью. А Церковь выживет, потому что она – не человеческий институт. Она – от Бога.
Вспомнилось, как матушка Иоанна, прежде чем начать разговор в своей келье, посадила меня на табуреточку под дверную притолоку. А на ней – крест невидимый. Убедилась, что пришел я не в обличье дьявола, и тихонечко сказала сокровенное: «И в миру не все погибнут, и в монастыре не все спасутся. От каждого из нас это зависит».