жена сидит дома с ребенком и сходит с ума
Если мама в тупике. Как не сойти с ума в декрете. Перезагружаем отношения с детьми
Декрет. Те, кто там еще не был, ждут с нетерпением это вожделенное время, которое наконец принесет избавление от серых офисных будней. А многие из тех, кто в нем уже побывал, содрогаются, когда слышат до боли знакомое слово из шести букв.
«Отпуск по уходу за ребенком» для женщины, как срочная служба для мужчины. Вот только, в отличие от армии, он может растянуться на совершенно неопределенный срок и принести с собой гораздо больше психологических и личностных проблем, чем суровая военная служба.
Сначала все идет хорошо. И потом, вроде, неплохо. «Подумаешь, я не высыпаюсь и иногда кричу на детей. Ладно, ору я часто. Но, что тут такого? А как их еще воспитывать? Муж не помогает? “Добытчик мамонта” полностью отстранился от ухода за ребенком и непосредственного воспитания? Тоже не новость. Когда мужчины этим занимались? Пусть лучше отдохнет, полистает ленту новостей после восьмичасового сидения в офисе. Я сама. Я ведь хорошая жена и мать. Дети дерутся и непрерывно ссорятся? Пустяки! Это возрастное. Перерастут. Так-то у нас все “как у людей”, не идеально, но нормально».
«А нормально, ли?» — задалась однажды вопросом Евгения Неганова, мама двоих детей, публицист, ведущая и преподаватель. Может быть, эта обычная, «среднестатическая жизнь» — на самом деле уютный тупик, в котором все просто и знакомо, но находиться в котором бывает порой противно и мучительно?
Евгения Неганова: «Что же произошло со всеми нами? Почему наша жизнь стала такой невыносимой? Оказывается, в моей жизни произошла кража! Вот первое, что я поняла, начав размышлять над вставшими передо мной вопросами. Я была украдена у самой себя, у меня были украдены дети, я была украдена у детей, и они были украдены друг у друга. Внешне все как будто находилось на своих местах — мама, дети. Подумаешь, срываются, подумаешь, скандалят, подумаешь, не выносят друг друга и готовы при каждом удобном случае бежать из дома. У кого не бывает? На самом деле ситуация была крайне неблагополучной. В нашей жизни произошла подмена, грозившая обернуться страшными последствиями: потерей мною самой себя, кражей настоящего у моей семьи и будущего у моих детей.
Результатом расследования стало то, что Евгения смогла вернуть себе радость материнства, оздоровить обстановку в собственной семье, восстановить свои личностные границы, перестать манипулировать мужем и детьми и поддаваться на их ответные манипуляции.
Чтобы помочь таким же как она, уставшим мамам, чья жизнь превратилась в бесконечный день сурка, в котором не видно света в конце тоннеля, Евгения Неганова написала книгу «Мама в тупике. Как перезагрузить отношения со своими детьми».
Сегодня я поделюсь отрывком из книги Евгении, в котором она рассказывает «как вернуть себе себя», выйти из семейной манипулятивной игры и избавиться от токсичного чувства вины.
Отказываемся от чувства вины
Я убедилась на собственном примере, что для установления здоровых границ в отношениях с детьми необходимо расстаться с чувством вины. Женщина с травмированным внутренним ребенком испытывает чувство вины во всех сферах жизни, но в семейных отношениях это чувство приводит к особенно разрушительным последствиям.
Женщина винит себя в том, что не уделяет должного внимания детям, что проводит много времени вне дома, не успевает помочь сделать уроки или, наоборот, слишком много времени проводит дома, не дает своим детям примера активной социальной жизни. Главное — захотеть быть виноватой, а повод всегда найдется.
Чувство вины искажает отношения. Если мне кажется, что я ущемляю своих детей, чего-то им недодаю, то в отношениях с ними я буду руководствоваться не здравым смыслом и соображениями реальной пользы, а желанием хоть как-то загладить свою вину. Я буду падка на детские манипуляции, я буду отказывать себе в необходимом, чтобы отдать им и таким образом утвердиться в своих и их глазах. Дети чувствуют нашу неуверенность и начинают играть на ней.
В дальнейшем, если взрослый попытается изменить ситуацию и поставить себя и детей в правильные рамки, он может столько всего услышать в свой адрес! «Ты плохая!», «Ты несправедливая!», «Ты обещала, что в выходные у нас будут развлечения, а мы сидим дома!» и еще много подобного я услышала от своих детей, встав на путь «выздоровления». Но стоит все-таки попробовать раз и навсегда сказать себе: «Я такая, какая есть. Я делаю для детей все, что могу».Очень важно утвердиться на позиции «я — хорошая мать».
Написала я это и подумала: «хорошая мать» звучит так же неудачно, как и «плохая мать». Попахивает нездоровым перфекционизмом. Лучше остановиться на формулировке: «я ничего себе мать и немало даю своим детям». Это определение лучше. С порцией здорового юмора и взвешенной оценкой своих усилий. Эта позиция дает женщине уверенность в себе, спокойствие и возможность действовать здраво в ситуациях, когда ей нужно выстроить и отстоять свои границы и научить этому детей.
Хочу предложить конкретный прием, как избавиться от чувства вины, когда не можешь дать ребенку то, что он просит. Этот прием открылся мне спонтанно в одной ситуации с дочерью. Если ваше чадо чего-то очень хочет, дайте ему задание, логически связанное с его желанием. Задание должно быть таким, чтобы, выполняя его, ребенок поработал над своими слабостями. И только в случае, если он справится, удовлетворите его просьбу. Тут уже надо найти ресурсы для исполнения желаемого.
Моя дочь, очень большая любительница сладостей, стала просить записать ее на фигурное катание. Мне это было очень неудобно. Каток находился далеко, машину я не водила, да и финансовых возможностей не было. Дочь умоляла отвезти ее хотя бы на пробный урок. У нас этих пробных уроков, которые ни к чему не привели, в других сферах было уже немало. Я не хотела очередной бессмысленной траты времени и денег и поставила ей следующее условие: «Если хочешь заниматься фигурным катанием, докажи, что твое желание серьезно. Ты должна целую неделю не есть никаких сладостей. Если выдержишь, я повезу тебя на каток. Спортсмены не могут позволить себе объедаться конфетами, вот и попробуй, каково это».
Моя дочь выдержала испытание. Она целую неделю героически отказывалась от конфет, и мне ничего не оставалось, как сдержать слово. Мы поехали на каток, и дочь «заболела» коньками. Я начала было серьезный разговор с ней о том, что сладкого теперь не будет в таких количествах, как раньше, но она перебила меня: «Да, да, мама, я согласна!» Она придерживалась своего обещания, а я возила ее на каток, тратила на это время, деньги, которые, конечно же, нашлись. Я делала это с таким воодушевлением, как никогда! У этой истории был возможен и другой финал.
Моя дочь могла бы отказаться выполнять мои условия. Вероятно, так бы и случилось, если бы коньки были для нее просто очередным капризом. Тогда я бы не стала исполнять этот каприз, причем без всякого чувства вины!
Манипулятор и жертва. Два в одном
Или, наоборот, считаем, что все окружающие должны разделить наши переживания. Нарушая эмоциональные границы, мы разыгрываем из себя жертву, мы жалуемся и давим на жалость, мы обижаемся, манипулируем, капризничаем. Например, мы обвиняем другого человека: «Ты испортил мне жизнь; это все из-за тебя; если бы не ты…» Начав разбираться с собой, я узнала одну на первый взгляд парадоксальную вещь. Оказывается, чем слабее у человека его границы, тем чаще и агрессивнее он нападает на границы других. Он даже не осознаёт, что выходит из зоны своей компетенции.
Мы чрезмерно контролируем поведение детей, авторитарно заявляя им: «Ты больше не должен так поступать! Сделай так-то и так-то!» Мы даем непрошеные советы, сравниваем с собой не в их пользу: «Я бы на твоем месте. »; «Надо было уже давно сделать. »; «Я же говорил. ». Мы даем установки, как те или иные события расценивать: «Это полный бред!»; «Ведь ты же не собираешься его прощать?!». Мы даже оцениваем внешность детей, их личность: «Ты бездельник!»; «Ты не блещешь красотой»; «Поскольку ты не красавица, тебе надо серьезно учиться». Кстати, оценивание другого со знаком плюс — это такое же нарушение эмоциональных границ, как и негативная оценка.Тяжело вспоминать, но почти все перечисленные примеры нарушения эмоциональных границ имели место в моих отношениях с детьми.
Я очень часто была манипулятором и жертвой одновременно.Я навешивала детям оценки из самых лучших побуждений, а чаще всего от бессилия. Многие не выдерживают такого родительского прессинга и ломаются, становятся тихими врунами, ведь вранье — это тоже форма защиты. Оно свидетельствует о том, что человеку не хватает личностной автономии, но ему не позволяют ее на легальных основаниях.
Выходим из манипулятивной игры
Не надо сразу жать на тормоза. Для начала осознайте проблему. Оставайтесь в привычном состоянии жертвы, обиженного, капризного, манипулирующего ребенка и позвольте вашим близким также оставаться в своих ролях. Вашей задачей на этом этапе станет наблюдение за собой и другими. Отмечайте каждый раз про себя случаи, когда вы или окружающие будут переступать эмоциональные границы. Наблюдайте до тех пор, пока каждый ваш манипулятивный прием не станет для вас полностью осознаваемым еще до того, как вы будете его применять.
Когда вы полностью станете способны контролировать возникающие в вас манипулятивные импульсы, можно приступить к следующему шагу — начать их останавливать в себе и не участвовать в предлагаемых эмоциональных провокациях со стороны других. Не боритесь с другими, пусть они продолжают действовать привычным для себя способом. Сосредоточьтесь на себе: попробуйте не изображать жертву, не принимать на свой счет все слова окружающих, пропускать многое мимо ушей (даже не знаю, как еще подчеркнуть этот момент, чтобы хоть немного передать его значимость), не давить на жалость и т. п.
Когда вы попытаетесь не прибегать к привычным способам эмоциональной защиты и атаки, вас ждет серьезное обострение со стороны окружения. Оно будет провоцировать вас вернуться в заезженную колею. Почему? Потому что так легче. Всем легче существовать в том невротическом замкнутом круге, который давно кажется единственно возможным. Поэтому, когда вас будут провоцировать, молчите. Не поучайте, не воспитывайте, не объясняйте. Это только усугубит ситуацию.
На этом этапе вашего выхода из привычной эмоционально-манипулятивной игры надо давать себе регулярный отдых. Необходимо физически и психологически исключать себя из ситуации, в которой ведутся самые ожесточенные бои за выстраивание здоровых эмоциональных границ. Проще говоря, вам нужно уходить из своего дома (чаще всего именно там происходит эта битва титанов), есть у вас такая возможность или нет.
Поначалу вам будет казаться, что вы и так справитесь. Это глубочайшее заблуждение. Поверьте, вы очень быстро выдохнетесь, сами не заметив как, и сорветесь в еще более глубокую пучину эмоциональных дрязг. Уходите из дома, делайте перерыв в общении с вашей эмоциональной группой риска и восстанавливайте свои силы. Причем это восстановление должно быть не в размере пары часов похода на шопинг или в кафе с подругой. Устраивайте себе отдых как минимум на сутки с периодичностью раз в две недели, а лучше еженедельно.
Не пытайтесь отговориться тем, что вам не на кого оставить детей. Привлекайте в качестве сиделок мужей, свекровей, сестер, братьев, подруг, нянь, наконец. Возможность есть. Позвольте себе увидеть ее. Не бойтесь. Не слушайте чувство вины, которое будет одолевать вас.
Следующий вопрос — куда пойти и чем заняться в это время? Какие картины вам рисуются? Встречи с подругами? Тусовки? Не то. Советую вам потратить это время на одиночество! Я способна воспеть оду этому удивительному состоянию, в котором мы обретаем вдохновение и импульс к новой жизни, которое возвращает нам самих себя.
Свои часы одиночества я проводила в номере гостиницы, не заглядывая в социальные сети, отключив всевозможные мессенджеры. Поначалу я испытывала небольшую ломку, не зная, куда себя деть и чем заняться, ведь последние лет пятнадцать своей жизни я практически не бывала одна. Здесь я призываю вас сделать то, что удалось сделать мне, правда, после некоторых тренировок. Отключите в своем сознании на эти сутки функцию «Родительский контроль» с бесплатным приложением «Тревога». Это обязательное условие, иначе у вас ничего не выйдет. Доверьтесь тем людям, которым оставили детей. Они справятся лучше, чем вы даже можете себе представить.
Со временем мне пришло в голову, с чем можно сравнить эти мои одиночные пребывания — с погружением аквалангиста на морское дно. А возвращение — со всплытием на поверхность. Вы можете сказать, что эти отлучения из дома, расставания, пусть и краткие, с детьми и есть те самые попытки убежать от ситуации, а не решить ее. Нет, это не так. Главное отличие отдыха от бегства — в отсутствии чувства вины. Убегая от ситуации, вы терзаетесь угрызениями совести. Это главный маркер. Еще вы чувствуете себя сдавшейся, безответственной и трусливой. Когда же вы даете себе возможность отдыха, взвешенно и спокойно принимаете решение на некоторое время оставить ситуацию, вы чувствуете себя решительной, ответственной, смелой.
Расскажу о том, что меня ожидало дома после первой отлучки. Утром я вернулась. Сын еще не ушел в школу. Он нежно, очень нежно меня обнял и произнес: «Мамочка!» В его обращении было столько всего трепетно-трогательного, любовно-ласкового, что у меня до сих пор подкатывает ком к горлу, когда я вспоминаю об этом. Как выяснилось, они прекрасно справились без меня: в квартире был практически полный порядок, уроки сделаны. Тринадцатилетний сын накануне вечером накормил всех блинами.
Я гордилась своими детьми! Сидя в уютном кафе, потягивая любимый кофе, я испытывала какое-то удивительное чувство. Внутри меня была тишина в разных видах: тихой радости и тихого изумления.
Переходим на уровень свободы
Справедливости ради надо отметить, что мое первое общение с дочерью после отлучки произошло не в столь мажорных тонах. Я впервые пообщалась с ней, только когда она вернулась из школы, и это произошло по телефону. В этот вечер у меня была назначена встреча. Поняв, что не увидит меня еще несколько часов, дочка начала капризничать и по привычке обвинять: я тебя давно не видела, а ты опять куда-то ушла, как ты можешь и т.п. Первым моим побуждением было продолжить стратегию уверенной в себе мамы, не покупающейся ни на какие манипуляции. В моей голове пронеслись фразы, уже готовые сорваться с языка: «Я буду занята сегодня и буду отсутствовать столько, сколько мне нужно. Когда я освобожусь, тогда и приду домой. Не дави на меня». Но я вовремя остановилась. Вместо всего этого я предложила ей повидаться до моей вечерней встречи, сходить в магазин купить ей конфеты. Она была счастлива, инцидент был исчерпан, и она получила силы ждать меня до вечера.
Что я поняла в этой ситуации? Почему я поступила таким неожиданным даже для себя образом? Почему не побоялась дать своей дочери послабление и внять ее капризу? Этот эпизод открыл для меня и помог сформулировать прямо-таки метафизическую по значению истину. Возможно, кому-то она покажется банальной, но для меня это было открытием. Оказывается, расставшись с чувством вины, вы обретаете свободу. Не в узком, бытовом понимании, когда вы решаете, что выбрать — кусок торта или стройную фигуру, хотя и это важный выбор. А глобальную свободу, когда вы способны принимать решение не под давлением обстоятельств, не идя на поводу у своей жалости, не из страха показаться плохой в глазах окружающих, а исходя из глубинного смысла самой ситуации и пользы для всех.
Когда обретается такая свобода, человек не гнет свою линию: вот, мол, я избрала роль независимой, не отягощенной чувством вины мамы и везде буду так прямолинейно действовать, во всех случаях буду давать понять окружающим, и прежде всего своим детям, насколько я последовательна и бескомпромиссна. Истинная свобода дает возможность человеку почувствовать, где надо временно отступить от своей стратегической линии, потому что другой человек пока не готов полностью принять твою позицию,особенно если этот человек маленький. Я видела, что дочь пытается манипулировать мной, давить на жалость, на чувство вины, и я пошла ей навстречу.
Конечно, внешне это могло выглядеть как моя капитуляция, но я сделала это не под давлением ее капризов. Я сознательно и свободно решила временно сойти со своей позиции. Я сделала это потому, что почувствовала: претензии дочери ко мне — реальный крик о помощи, который она облекла в привычную для нее форму психологического давления и манипуляции. Она еще маленькая, эмоционально очень ранимая. Сейчас она нуждается в том, чтобы увидеть меня, прикоснуться, зарядиться от меня любовью и обрести душевное равновесие. И я дала ей это. Обретенная внутренняя свобода позволила мне быть гибкой.
В этой ситуации я, возможно, впервые в жизни дотянулась до того истинного, высокого и великого, что именуется настоящей любовью. Ее можно достичь только из состояния свободы. Обретая свободу, мы становимся способны любить другого человека по-настоящему. Освободившись от чувства вины, выстроив свои границы, мы можем выйти на абсолютно новый уровень нашей жизни, где отстаивать границы просто нет никакой необходимости. Это уровень любви.
Как моя жена сходила с ума
Осады больниц, споры с врачами и барьер для защиты психики. Самиздат рассказывает Ту самую историю Андрея Панькова — героя подкаста «Тёмная материя», жена которого вернулась из отпуска с неизвестной болезнью и за несколько месяцев лишилась рассудка на глазах мужа и девятилетней дочери.
Я проснулся посреди ночи от удара оконной рамы — наверное, сквозняк или что-то упало с полки в туалете. Катя уже встала и куда-то вышла — её постоянно мучила бессоница. Часть одеяла смялась и лежала в ногах, в комнате было темно и холодно, из открытого настежь окна по квартире гулял январский ветер. Я прислушался: в соседней комнате сопела дочь, кран в ванной молчал, а с кухни не доносилось ни шороха.
Где она? Я резко вскочил с кровати и выбежал из комнаты. Для беспокойства были причины. Уже несколько месяцев моя жена была не в себе, и я боялся самого худшего.
Мне пятьдесят один год, ей — тридцать семь, дочке девять. Отпуск, море, Египет. Мы вместе улыбаемся с общей фотографии. Обычная семья, с теплом, заботой, совместными ужинами, спорами и нелюбимыми поездками к родственникам.
Двадцать лет назад, когда мы познакомились, Кате был нужен взрослый зрелый мужчина. Я был старше, и у меня была семья, но её это не остановило. Пока я был в командировке, она пришла к моей бывшей жене со словами: «Отдай мне его, отдай».
Катя всегда жила победами и умела добиваться всего чего хочет. Нас захватила страсть, мы проводили много времени вместе, я стал мягким и чувствительным, думал только о ней, и мне не до чего не было дела. Когда она забеременела, я уже потерял свой бизнес и ушёл из прежней семьи, чтобы быть с ней. Мы вместе переехали из Сибири в Петербург, где она могла добиться новой цели — построить хорошую карьеру.
На работу Катю пригласила крупная строительная компания. Архитектор от бога, она изменила планировки квартир, заработала фирме огромные деньги и быстро стала одним из ключевых членов команды.
Она всегда мечтала быть лучшей, ей всё удавалось, но такая жизнь полна стресса. Кате было сложно расслабиться. Она мало и плохо спала, неправильно питалась, не находила времени на спорт. По-настоящему отдыхала она только тогда, когда могла выехать за границу. Так получилось и в мае 2017 года. Она с дочкой, мамой и братом уехала в Дубай.
В Боткина она успела только отлежаться и выспаться. Её почти не лечили, зато хорошо кормили, да и палаты были двухместные, в новом корпусе. Через неделю её выписали с неподтверждённым диагнозом аутоиммунного заболевания, которое разрушает сосуды. И с этого момента наша спокойная и размеренная семейная жизнь закончилась.
Катя вышла на работу, но продолжила ходить по врачам. Каждый раз у неё проявлялись разные симптомы, вплоть до того, что ей казалось, будто у неё сердце в горле. Видимо, шли какие-то процессы в щитовидной железе. У неё начались резкие перепады настроения — из благости в агрессию и обратно. Я не понимал, что вообще происходит. И никто бы на моём месте не понимал, потому что в таких ситуациях мозг обращается к памяти и жизненному опыту и, если не находит там каких-то внятных примеров, воспринимает происходящее как данность. Вот и мне казалось, что она просто перенервничала из-за этой своей болезни и постоянного стресса на работе. Я старался поддерживать её как мог: следил за домом, встречал её, полностью взял на себя все заботы о дочери.
В конце июля она неожиданно посреди рабочего дня позвонила мне и очень спокойно, расслабленно и благостно сказала:
— Андрей, я всё поняла.
— Что поняла? — спросил я.
— Я всё поняла, у меня теперь есть ответы на все вопросы. Я сегодня вернусь домой пораньше, приготовлю ужин. Мы зажжём свечи, выпьем вина, а завтра просто уедем. В Карелию, например. И я всё-всё тебе расскажу.
Я обрадовался, это было совсем не похоже на Катю, но её тон изменился, в её словах чувствовалось облегчение, и я подумал, что её наконец отпустило. Для меня было главное, что ей стало лучше, и я, конечно, на всё согласился. Без задних мыслей и лишних сомнений.
В пятницу мы уехали в Сортавалу, прожили там до воскресенья на берегу озера. Всё было прекрасно: она готовила божественные блюда, мы катались на лодке и разговаривали. Я честно думал, что человека просто отпустило после всех этих проблем, и теперь всё будет как раньше. Перемена настроения в тот момент была как лучик надежды, но оказалась новым симптомом.
В Карелии она казалась адекватной, но периодически говорила:
— Андрей, подожди, мне идёт информация.
— Какая, — говорю, — информация? Пойдём гулять?
Она помолчит немного, замрёт, уставившись в одну точку, и потом:
— Да, да, всё, пойдём.
Мы собирались уезжать в воскресенье вечером, но Катя предложила вернуться на следующее утро. Мол, на работе за это время ничего не случится, а дороги будут пустые, быстрее и спокойнее доедем. Днём в понедельник я привёз её домой. Думал, что она сейчас соберётся на работу, приведёт себя в порядок, и я её отвезу. Но она сказала, что никуда не пойдёт. Без неё обойдутся.
Телефон разрывался от звонков Катиного начальства и коллег. Но она лишь повторяла: «Да-да-да. Никуда они не денутся». Весь день её настроение снова скакало. Под вечер она замучила мелкими придирками дочь, а ночью стала говорить совсем странные вещи:
— Андрей, ты ничего не понимаешь, я посланник Бога. Я всё знаю. Я знаю, как сложится жизнь у тебя и у дочери. Мы встанем утром, и я всё тебе напишу, как жить дальше и что дальше делать, у меня есть все ответы.
Я коротко отвечал: «Классно. Замечательно. Давай спать». Но она не спала всю ночь. Писала какие-то проекты, планы, списки дел, договоры, а утром начала оскорблять последними словами меня и дочь и громить квартиру. На пол летело всё: одежда, обувь, мыльно-пузырные принадлежности в ванной. Я только и успевал за ней всё это убирать. И пытался её успокоить и образумить. Когда ничего не вышло, я начал фотографировать этот беспредел и отправлять её матери: просил приехать и помочь, потому что происходило что-то непонятное.
Мать и брат смогли приехать только под вечер. В тот момент Катя разнесла всю квартиру и начала плеваться. Я её связал, чтобы не нанесла вреда себе и дочери. Вместе с её родственниками мы пытались понять, что вообще происходит, пока не признали очевидное: Катя съехала с катушек. Просто логика сработала, потому что мозг до последнего отказывался в это верить.
Мы не смогли дозвониться до врачей и сами повезли её в психоневрологический диспансер. Там медики стали её опрашивать. Она хорошо помнила всех коллег и с лёгкостью отвечала на рабочие вопросы. Хорошо узнавала маму и брата, меня идентифицировала как мужа, но существование дочери полностью отрицала и пыталась что-то доказать врачам. Кате поставили острый психоз на фоне стресса и отправили в городскую психиатрическую больницу.
Мы сами её туда отвезли и сами сдали. Мать, понятное дело, в истерике: как же так, дочь в психушке, что дальше с карьерой. Она у них в семье всегда была звездой, которая обязательно добьётся высот. Они и ко мне поэтому снисходительно относились: на её фоне я без серьёзной работы для них был бездарь. Но я уже тогда чувствовал, что, если события будут так развиваться, на карьере можно поставить крест и всё это не так важно.
Через день я приехал к Кате в часы посещений. Она выглядела отдохнувшей и совершенно не помнила того, что вытворяла. Думала, это ей сон приснился. Катя просила забрать её домой, потому что ей не нравились решётки на окнах. Я пошёл поговорить с врачом, стал его благодарить за помощь, а он сказал, что оставляет её на месяц.
— Как на месяц? Какой месяц?! В таких условиях — месяц?!
— У Кати ситуация нестандартная. Обычно у таких больных на фоне психоза уровень дофамина падает, а у неё, наоборот, растёт. За этим нужно понаблюдать. Оставляем её здесь.
Вся моя жизнь в этот месяц и последующие два слилась в одну длинную неделю. Каждую среду и субботу я был у неё. Готовил ей еду, потому что больничная была просто отвратительной. Приезжал в больницу за час до начала посещений, чтобы побыть с ней подольше. Иногда даже умудрялся договориться и на несколько часов забрать её домой, чтобы она помылась и хоть как-то привела себя в порядок.
Отношение медсестёр к пациентам, по словам Кати, напоминало что-то среднее между армией и женской колонией. Если начинаешь возникать, сразу рискуешь попасть в немилость медперсонала. Да и я понимал, что при мне врачи ведут себя определённым образом, а за закрытыми дверями всё меняется. Катя рассказывала, что некоторых девушек-пациенток били за неповиновение.
Я спал по четыре часа, потому что пытался докопаться до правды и понять, что за препарат дали ей на этот раз и как ситуацию можно исправить и вытащить её оттуда. Честно, не понимаю, как сам не сошёл с ума от напряжения.
Дочке пришлось рассказывать сказки о том, что у мамы болит голова и она лежит в больнице. Врачи пытаются понять, как ей помочь. Когда Катя на некоторое время возвращалась домой, дочь радовалась, но через несколько дней снова верила в историю о том, что голова никак не проходит.
Врачи суки. Я считаю, они делали только хуже. Сначала лечение шло по стандартной схеме, а потом над ней из-за редкого диагноза начали ставить опыты: давали одно лекарство, потом другое. Меняли дозировки. У меня рука не поднималась снимать видео, в каком виде она меня встречала. Каждый раз по заторможенности и отсутствующей мимике было понятно: ей снова поменяли препарат.
Много позже, на втором месяце пребывания Кати в психушке, я познакомился с волонтёрами. Это были люди, которые просто своими силами пытались перевернуть ситуацию с психиатрией в правовом поле РФ, помочь родственникам справиться с проблемами и реабилитировать больных альтернативными методами, вне больницы. От них я узнал, что, когда Катю стабилизировали с помощью витаминов и лёгких нейролептиков, её надо было сразу забирать под свою ответственность и лечить дома. Вывозить за город, закупать спортивное и функциональное питание с большим количеством витаминов, загружать физическими делами и спортом, чтобы вечерами она засыпала от усталости.
Но вся психиатрия у нас — это настолько закрытая тема, что мы, сталкиваясь с подобными проблемами, становимся абсолютно беззащитными и бесправными. В этой области крутятся огромные деньги, это знает каждый, кто хоть раз сам с этим сталкивался.