икона и топор джеймса биллингтона

Икона и топор джеймса биллингтона

ДЖЕЙМС Х. БИЛЛИНГТОН

Опыт истолкования истории русской культуры

Предисловие к русскому изданию

За тридцать пять лет, прошедших после первого издания этой книги, Россия сменила политический строй, но собственного лица так и не обрела. В 1991 г., с падением коммунизма и распадом Советского Союза, перед будущим России открылись более широкие перспективы. Однако после десятилетия хаотической зачастую свободы предназначение России по-прежнему остается неясным.

Я все еще питаю выраженный тогда сдержанный оптимизм в отношении будущего России — и лежащую в его основе веру в то, что ключевым фактором совершенствования является культура. Однако в русской культуре присутствует не только свет, но и тьма, а предсказания кое-кого из лучших русских писателей бросают мрачную тень на воспрянувшие поначалу надежды касательно нового для России демократического пути. Изданная посмертно прощальная повесть Юрия Нагибина озаглавлена «Тьма в конце туннеля». Долго писавшаяся и изданная также посмертно эпопея Леонида Леонова «Пирамида» оказалась мрачной апокалиптической фантазией. Самый популярный из новых прозаиков 90-х гг. Виктор Пелевин в повести «Желтая стрела» пишет: «Весь этот мир — попавшая в тебя желтая стрела».

Внезапно совершившееся в России ниспровержение коммунизма как идеологии и Советского Союза как имперской державы осталось столь же необъяснимым ретроспективно, сколь неожиданным было оно в августе 1991 г. Термин «революция» тут совершенно непригоден. Все современные революции были насильственными и сочетали в себе возмущение низов с верховным лидерством политизированных интеллектуалов, которые руководствовались светскими идеологиями. Последовательное крушение коммунизма в Восточной Европе и в России полярно противоположно революции. Оно оказалось на удивление ненасильственным, а движущей силой его была скорее «стихийность» народных масс, нежели «самосознание» вождей, вдохновляемых традиционными верованиями и склонных скорее к эволюционным, чем к революционным переменам. Целью было не достижение некоего утопического идеала, но создание «Цивилизованного», «нормального» общества.

Историческая метаморфоза России была, в сущности, более нравственной, чем политической. Никто не смог предсказать всей внезапности и полноты крушения коммунизма. Однако обладавшие нравственным видением представители культуры подошли к предчувствию такого конца ближе, чем не позволявшие себе оценочных суждений социологи. Именно в сфере культуры наиболее явственно просматривались признаки того, что за фасадом мощи Советов таится возможность фундаментальных перемен.

Ниспровержение этой мощи было продуктом скорее русской культуры, нежели национального характера русского народа. Ключевые роли сыграли три глубоко укоренившиеся в культуре и всё пережившие силы: православное христианство, восхищение Западом и чувство природы. Но прежде чем переходить к обсуждению того, сколь удивительно сошлись эти силы в отвержении коммунизма, важно проследить роль иных, отличных от русской, национальностей в распаде последней из великих европейских империй.

Исторически русская империя всегда была многонациональной, а к разросшейся после войны империи советской это относится в еще большей степени. Тем не менее руководителям-ленинистам не удалось ни раздавить, ни подкупить движение «Солидарность», возникшее в самом большом их этническом сателлите, Польше.

«Солидарность» была — если воспользоваться термином из классического «Исследования истории» Арнольда Тойнби — вызовом, на который внешне неодолимая система правления не сумела найти ответ. Силы, стоявшие за этим вызовом, были силами нравственными. То было массовое движение снизу, преданное идее ненасильственных действий, уходящее корнями в религию и поддержанное Папой-поляком.

По мере того как в каждом из советских государств-сателлитов крепло стремление к свободе, нравственные и религиозные силы способствовали тому, чтобы не просто лишить легитимности коммунистическое правление, но и внушить самим властям моральные запреты на использование насилия для подавления таких устремлений.

Если не считать Румынии Чаушеску, избавление от коммунистического правления оказалось в Восточной Европе поразительно бескровным. В ключевые моменты этого процесса протестантские пасторы Восточной Германии и Румынии играли роль, подобную той, которую в Польше сыграли католические ксендзы.

Под конец советского периода небольшие, развитые в культурном отношении национальные республики балтийской и кавказской окраин Советского Союза внесли огромный вклад в губительное для коммунизма брожение, совершавшееся в русской культуре. Форма и существо «социалистического реализма» были подорваны, соответственно, отвлеченным экспрессионизмом фильмов «Тени забытых предков» (шестидесятые годы) и «Цвет граната» (семидесятые) армянина Сергея Параджанова и Сюрреалистическим антиавторитаризмом «Покаяния» грузина Тенгиза Абуладзе, фильма, ставшего сенсацией восьмидесятых годов. Латвийские и эстонские кинорежиссеры также предлагали в конце советского периода альтернативные подходы к искусству и отражению жизни общества.

Победа реформаторов и ненасильственная конфронтация в Москве августа 1991 г. очень многим обязаны более ранним реформистским вызовам, которые бросались советскому правлению в Грузии и Литве. В обоих случаях советские политические руководители возложили вину за убийство людей, поднявших голос протеста, на армию и службу безопасности, и в итоге те отказались еще раз прибегнуть к насилию в Москве без четких письменных приказов, которые хунта подписывать не захотела. Московское сопротивление возникло не из какой-либо организованной силы, не вследствие отчетливого призыва к действию, но как охвативший почти все слои населения, в первую очередь молодежь, могучий нравственный порыв.

В ходе сопротивления коммунистическому перевороту в Москве погибли лишь трое молодых россиян, да и те по причине несчастного случая. Увековечение их памяти показывает нам, как подспудная религиозность России вышла на свет, чтобы превратить политическое событие в культурное.

Самый запоминающийся миг настал, когда Борис Ельцин сказал, обращаясь к родителям трех молодых людей: «Простите меня, что не смог уберечь, защитить ваших сыновей». «Простите меня» — с такими словами русские православные часто обращаются перед принятием причастия к тем, кто находится рядом с ними; это последние слова трагических героев двух великих русских опер — «Бориса Годунова» Мусоргского и «Мазепы» Чайковского.

Этими словами было нравственно узаконено новое средоточие власти. Человек, которого не в чем было винить, принимал на себя ответственность — и это в обществе, где никто из стоящих у власти никогда не брал на себя ответственности за какое бы то ни было негативное явление. Тоталитарное правление уничтожало не только свободу, но и ответственность. «Эго от меня не зависит» — таким было рациональное обоснование как жестокости, так и безответственности бюрократической власти.

В первые 48 часов августовского кризиса, когда исход его еще оставался неясным, гражданам России пришлось принять на себя личную ответственность за осуществление нравственного выбора по части слов и поступков, произносимых и совершаемых при полном отсутствии уверенности в их последствиях. Не получив ясного объяснения происходящего, не доверяя контролируемой прессе, русские руководствовались двумя контрастирующими образами, представшими перед ними в первый же день переворота: одним был Ельцин, который улыбался, стоя на башне танка и воздев над головою кулак, другим — номинальный глава переворота Геннадий Янаев, сидящий, с трясущимися руками и темными кругами вокруг глаз, в окружении прочих членов хунты на первой телевизионной пресс-конференции. Руки и лицо — это части иконы, которые никогда не закрываются металлическим окладом: считается, что они передают духовную суть священного изображения. Разница между двумя этими образами оставляла мало сомнений насчет того, кто тут хороший, а кто плохой; то было мгновенное документальное свидетельство кризиса, выдержанное в простой контрастной манере средневековой хроники; а словом, к которому все и каждый прибегали для описания конечного итога происшедшего, было слово «чудо».

Источник

«Икона и топор» как ключ к пониманию российской истории и политики

ВАШИНГТОН – «Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры» (The Icon and the Axe: An Interpretative History of Russian Culture). Эта книга была написана ровно полвека назад молодым американским ученым Джеймсом Биллингтоном (James Billington), который к тому времени уже успел отслужить в армии, окончить Принстон и Оксфорд, попреподавать в Гарварде и даже поработать аналитиком в ЦРУ. Общественные и научные достижения доктора Биллингтона хорошо известны в Америке. Автор многочисленных монографий и исследований по американской и российской истории, он много лет занимал пост директора Библиотеки Конгресса, был инициатором создания Всемирной цифровой библиотеки, и – вместе с российским академиком Дмитрием Лихачевым – организатором американо-российской программы «Открытый мир».

Но даже если бы Биллинтон не написал бы больше ничего, кроме «Иконы и топора», то он бы все равно вошел в когорту крупнейших американских исследователей России – так считают американские ученые, дипломаты, общественные деятели, благотворители, организовавшие в Институте российской культуры и истории имени Кармела при Американском университете в Вашингтоне симпозиум в честь юбилея выхода в свет этой книги. Ведь хорошие книги, заметил директор Института Кармела профессор Антон Федяшин, как хорошее вино с годами приобретают только большую ценность.

Настольная книга для дипломатов

«Я впервые прочитал книгу «Икона и топор» в начале 1970-х, когда был еще студентом, и изо всех сил пытался при помощи логики понять и объяснить парадоксы Советского Союза, – вспоминал на вечере ветеран американской дипломатии Джон Байерли. – Когда я перечитал эту книгу спустя 35 лет, уже будучи послом США в Москве, я нашел в ней замечательный аналитический материал, помогающий проникнуть в суть и объяснить мотивы поведения России уже в 21-м веке».

Такую же высокую оценку давали во время вечера исследованию Биллингона и другие американские дипломаты и ученые. И не только американские.

Директор президентской библиотеки имени Бориса Ельцина Александр Вершинин, обращаясь к участникам симпозиума по Скайпу, подчеркнул, что эта книга, хотя она и написана в особой «иронической тональности», является одним из фундаментальных трудов о русской культуре и «способна помочь избежать не только порочной дезинформации, но и преодолеть поэтический софизм о невозможности понять Россию умом».

Вершинин уже сам не без иронии заметил, что если в России даже сегодня некоторые называют Биллингтона «шпионом и русофобом», то в Америке его иной раз упрекают в «чрезмерном русофильстве». Но такова, видимо, судьба любого настоящего ученого, вскрывающего пласты истории и стремящегося представить объективный и независимый взгляд на события.

«Джеймс Биллинтон даже для своего поколения был уникален. Он выбрал то направление, которое было обречено в Америке, – считает профессор всемирной истории в Лондонской школе экономики Владислав Зубок. – Он взял чистый историзм. Он хотел проникнуть в душу народа. Понять – кто эти русские, хотя для других исследователей русские, советские люди, были уже давно набором штампов и стереотипов, клишированными объектами изучения. Он же пришел к пониманию русских через их литературу».

По мнению Владислава Зубка, некоторые американские исследователи пытались следовать по его стопам, но дальше самой литературы не шли. Исключением, по мнению эксперта, может считать яркого американского дипломата Строуба Тэлботта, дослужившегося до заместителя госсекретаря США, и при этом защитившего две диссертации по русской литературе. Тэлботт, считает историк Владислав Зубок, тоже «пришел в американскую политику через изучение русской культуры».

«Другие пришли в политику через подсчет боеголовок и танков, через цифры, через математику. – продолжает професор Зубок. – А какая может быть математика в постижении русского человека, да и американского тоже? Вот и нынешние американские выборы это показали. Народ порой голосует, как сердце велит, а не как предсказывают соцопросы».

Как профессор, давно изучающий американо-российскую проблематику, Зубок считает, что сейчас не стоит строить иллюзий, как будут складываться отношения Вашингтона и Москвы после выборов: «Попытка начать перезагрузку и упереться в какую-то невидимую стену приведет к еще большему отторжению и взаимному разочарованию. Вот этого я опасаюсь. »

Кроме того, по словам профессора Зубка, сейчас уже просто нет фигур, равных по уровню экспертизы «доктору Биллингтону или, скажем, доктору Киссинджеру». И на его взгляд, это объективная ситуация, так как только в годы глобального идеологического, экономического, военного противостояния двух систем специалисты такого уровня были востребованы эпохой.

С таким мнением не согласен нынешний директор Вашингтонского Института Джорджа Кеннана, кстати, основанного самим Биллингтоном, Мэтью Рожански (Matthew Rojansky).

«Отношения с Россией всегда будут важными для Соединенных Штатов, – утверждает Рожанский. – Любая администрация может придумать свой подход, делать какие-то очень специфические шаги. Это уже детали. Но основные факторы в отношениях – они не меняются. И для любой вашингтонской администрации будут востребованы эксперты, способные понять, что лежит в основе российских интересов, дать им оценку, дать глубинное обоснование поведения российских политиков и не только политиков. И кроме того, будут востребованы люди, которые занимаются гражданской дипломатией».

Вместе с тем Мэтью Рожански согласен, что в американском экспертном сообществе сегодня трудно найти специалистов по России такого масштаба как Биллингтон.

«Понимать глубинные мотивы»

Джеймс Биллингтон вместе с президентом Рональдом Рейганом посещал Москву в 1988-м году, встречался с советским лидером Михаилом Горбачевым и уже тогда дал такому явлению, как Перестройка свою экспертную оценку, предсказав, что этот серьезный поворот в политике приведет к новому курсу Советского Союза.

Это только один эпизод. Для нескольких поколений американских законодателей Биллинтон являлся не больше, не меньше, как «professional tutor» – своего рода профессиональным наставником в российских делах.

А что бы он посоветовал сегодняшним американским политикам: как вести дела с Россией? На этот вопрос Русская служба «Голоса Америки» попросила ответить самого Джеймса Биллингтона.

«Я бы посоветовал им то, что и советовал раньше другим: учиться слушать и слышать своих оппонентов, понимать глубинные мотивы, которые движут их поступками, – сказал профессор Биллингтон. – Конечно, от ошибок в оценках никто не застрахован. Но важно всестороннее понимание того, с кем вы имеете дело, а здесь не обойтись без знания истории, культуры страны, понимания национального характера, если хотите. Я думаю, все этого необходимо знать политикам, чтобы принимать решения, которые отвечают коренным национальным интересам Соединённых Штатов, которые служат долгосрочному и справедливому миру».

Источник

Икона и Топор

Предисловие к русскому изданию 1

II ПРОТИВОСТОЯНИЕ 24

IV. ВЕК ДВОРЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ 93

V. К НОВЫМ БЕРЕГАМ 154

VI ШАТКИЙ КОЛОСС 195

ДЖЕЙМС Х. БИЛЛИНГТОН
ИКОНА И ТОПОР
Опыт истолкования истории русской культуры

Предисловие к русскому изданию

За тридцать пять лет, прошедших после первого издания этой книги, Россия сменила политический строй, но собственного лица так и не обрела. В 1991 г., с падением коммунизма и распадом Советского Союза, перед будущим России открылись более широкие перспективы. Однако после десятилетия хаотической зачастую свободы предназначение России по-прежнему остается неясным.

Внезапно совершившееся в России ниспровержение коммунизма как идеологии и Советского Союза как имперской державы осталось столь же необъяснимым ретроспективно, сколь неожиданным было оно в августе 1991 г. Термин «революция» тут совершенно непригоден. Все современные революции были насильственными и сочетали в себе возмущение низов с верховным лидерством политизированных интеллектуалов, которые руководствовались светскими идеологиями. Последовательное крушение коммунизма в Восточной Европе и в России полярно противоположно революции. Оно оказалось на удивление ненасильственным, а движущей силой его была скорее «стихийность» народных масс, нежели «самосознание» вождей, вдохновляемых традиционными верованиями и склонных скорее к эволюционным, чем к революционным переменам. Целью было не достижение некоего утопического идеала, но создание «Цивилизованного», «нормального» общества.

Историческая метаморфоза России была, в сущности, более нравственной, чем политической. Никто не смог предсказать всей внезапности и полноты крушения коммунизма. Однако обладавшие нравственным видением представители культуры подошли к предчувствию такого конца ближе, чем не позволявшие себе оценочных суждений социологи. Именно в сфере культуры наиболее явственно просматривались признаки того, что за фасадом мощи Советов таится возможность фундаментальных перемен.

Ниспровержение этой мощи было продуктом скорее русской культуры, нежели национального характера русского народа. Ключевые роли сыграли три глубоко укоренившиеся в культуре и всё пережившие силы: православное христианство, восхищение Западом и чувство природы. Но прежде чем переходить к обсуждению того, сколь удивительно сошлись эти силы в отвержении коммунизма, важно проследить роль иных, отличных от русской, национальностей в распаде последней из великих европейских империй.

Исторически русская империя всегда была многонациональной, а к разросшейся после войны империи советской это относится в еще большей степени. Тем не менее руководителям-ленинистам не удалось ни раздавить, ни подкупить движение «Солидарность», возникшее в самом большом их этническом сателлите, Польше.

По мере того как в каждом из советских государств-сателлитов крепло стремление к свободе, нравственные и религиозные силы способствовали тому, чтобы не просто лишить легитимности коммунистическое правление, но и внушить самим властям моральные запреты на использование насилия для подавления таких устремлений.

Если не считать Румынии Чаушеску, избавление от коммунистического правления оказалось в Восточной Европе поразительно бескровным. В ключевые моменты этого процесса протестантские пасторы Восточной Германии и Румынии играли роль, подобную той, которую в Польше сыграли католические ксендзы.

Под конец советского периода небольшие, развитые в культурном отношении национальные республики балтийской и кавказской окраин Советского Союза внесли огромный вклад в губительное для коммунизма брожение, совершавшееся в русской культуре. Форма и существо «социалистического реализма» были подорваны, соответственно, отвлеченным экспрессионизмом фильмов «Тени забытых предков» (шестидесятые годы) и «Цвет граната» (семидесятые) армянина Сергея Параджанова и Сюрреалистическим антиавторитаризмом «Покаяния» грузина Тенгиза Абуладзе, фильма, ставшего сенсацией восьмидесятых годов. Латвийские и эстонские кинорежиссеры также предлагали в конце советского периода альтернативные подходы к искусству и отражению жизни общества.

Победа реформаторов и ненасильственная конфронтация в Москве августа 1991 г. очень многим обязаны более ранним реформистским вызовам, которые бросались советскому правлению в Грузии и Литве. В обоих случаях советские политические руководители возложили вину за убийство людей, поднявших голос протеста, на армию и службу безопасности, и в итоге те отказались еще раз прибегнуть к насилию в Москве без четких письменных приказов, которые хунта подписывать не захотела. Московское сопротивление возникло не из какой-либо организованной силы, не вследствие отчетливого призыва к действию, но как охвативший почти все слои населения, в первую очередь молодежь, могучий нравственный порыв.

В ходе сопротивления коммунистическому перевороту в Москве погибли лишь трое молодых россиян, да и те по причине несчастного случая. Увековечение их памяти показывает нам, как подспудная религиозность России вышла на свет, чтобы превратить политическое событие в культурное.

Источник

Икона и Топор

За тридцать пять лет, прошедших после первого издания этой книги, Россия сменила политический строй, но собственного лица так и не обрела. В 1991 г., с падением коммунизма и распадом Советского Союза, перед будущим России открылись более широкие перспективы. Однако после десятилетия хаотической зачастую свободы предназначение России по-прежнему остается неясным.

Я все еще питаю выраженный тогда сдержанный оптимизм в отношении будущего России — и лежащую в его основе веру в то, что ключевым фактором совершенствования является культура. Однако в русской культуре присутствует не только свет, но и тьма, а предсказания кое-кого из лучших русских писателей бросают мрачную тень на воспрянувшие поначалу надежды касательно нового для России демократического пути. Изданная посмертно прощальная повесть Юрия Нагибина озаглавлена «Тьма в конце туннеля». Долго писавшаяся и изданная также посмертно эпопея Леонида Леонова «Пирамида» оказалась мрачной апокалиптической фантазией. Самый популярный из новых прозаиков 90-х гг. Виктор Пелевин в повести «Желтая стрела» пишет: «Весь этот мир — попавшая в тебя желтая стрела».

Икона и Топор скачать fb2, epub бесплатно

О чем предлагаемая читателю книга? О чем печалится ее автор? Что он ищет? Кто-то и как-то сказал, что культура, точнее, ее наиболее характерные особенности, и есть основа всей социально-политической жизни общества, есть образ сущности его бытия. Так вот, автор настоящей книги и решил проверить сию формулу, познать ее истинность и предложить результат ее поверки вниманию своего читателя. Причем речь в книге пойдет исключительно о литературной стороне всякой развитой культуры, в данном случае – о русской литературе. Кроме того, следует еще заметить, что в рассматриваемой книге присутствует своего рода отчет о степени влияния некоторых самых заметных образцов последней на само русское бытие, об ответственности лучших русских писателей за все, что творилось и творится во всей нашей жизни. Другими словами, роль художественной литературы – это роль до конца так и не осознаваемая русским сообществом, а значит, эта роль как спасающая, так и незаметно его губящая. Поэтому ясное понимание сего тревожного вывода и есть главная задача настоящей работы.

Источник

oleg_butenko

Записки глобалиста

Биллингтон нелестно отозвался о советском периоде. Получается, что этот период был чем-то наносным, вредным и временным. Сталинское время он называет «безликой эпохой». 67. Но с этим трудно не согласиться.

О том, что Биллингтон был незаурядным, очень проницательным человеком, говорит его прогноз, сделанный в «Предисловии к русскому изданию», датированному 2001г.: «Существует лишь два логически связанных способа, позволяющих возродить согласие между людьми и гордость за свою огромную страну… Один способ состоит в развитии новой формы авторитарного национализма. Вполне возможно обрядить военную и охранительную бюрократию центрального диктатора в одежды Православия и попытаться сплотить народ посредством ритуального проявления враждебности как к внутренним «козлам отпущения», так и к внешним «врагам». Связующей основой может в этом случае стать национальная принадлежность, средством управления – корпоративная государственная экономика, а конечным итогом – русский вариант фашизма». С.16.

Совершенно очевидно, что этот прогноз сбылся. Какой второй способ был предложен Биллингтоном, – читатель может узнать из самой книги.

Откуда такая метафора: икона и топор? Автор поясняет: «Сопряженность борьбы за материальное начало и торжество духа в Древней Руси лучше всего демонстрируют два предмета, традиционно висевшие рядом на стене, в красном углу каждой крестьянской избы: топор и икона. Топор был главным и незаменимым орудием в Великой Руси: с его помощью человек подчинял себе лес. Икона, или священный образ, являлась вездесущим напоминанием о вере, которая хранила жителя неспокойных окраин и указывала высшую цель его земного существования».

Что нового я узнал из книги?

1. Влияние Испании на Россию периода Ивана Грозного.

2. Широкая распространенность гомосексуализма в России в этот же период.

3. Невероятная судьба Квирина Кульмана, немецкого мистика, во времена царевны Софьи приехавшего в Россию. Не успел он прожить в Москве и полгода, как его сожгли на Красной площади в срубе со своими сочинениями и одним учеником. 215

4. Оказывается, Сковорода был очень плотно связан с русским сектантами, участвовал в создании «символа веры» духоборов, и сочинял музыку для радений молокан. 290

5. Удивительная связь масонов – аристократов времен Новикова со старообрядцами. Еще удивительнее духовная связь между масонством высоких степеней и русскими религиозными сектами, включая секту скопцов. «Мистическое учение масонства высоких степеней действительно исподволь проникало в массовые религиозно-сектантские движения». 346

6. Биллингтон считает, что термин «интеллигенция» впервые применил розенкрейцер Иван Шварц. Как бы то ни было, отсчет «интеллигенции» идет со времен Новикова, Шварца и масонских кружков того времени.

7. Насколько глубокое влияние на русскую культуру XVIII и XIX веков оказал гомосексуализм. От Сковороды через Гоголя и Иванова до Михаила Кузмина.

8. Очень глубокое изучение истоков народничества. Автор приходит к выводу, что движение было порождено общим бессилием, разочарованностью и «мистической» верой в «народ». (Заметим в скобках, ни на чем не основанной).

Монастырская литература конца XIV и XV вв. все более и более углублялась в мир пророчеств, развивая два связанных между собой убеждения, лежавшие в самой сердцевине московской идеологии: (1) что русское христианство представляет собой особое завершающее звено в непрерывной цепи священной истории; и (2) что Москва и ее правители – избранные носители этого предопределения.

Россия была простой, но могущественной религиозной цивилизацией, которой роковым образом не хватало критического мышления или четкого разделения властей. 92.

…в отличие от платоновского идеала, русский князь должен был быть не философом, а хранителем традиции. Высшей добродетелью в Московии было не знание, а память. Где нужно было сказать «Я знаю», говорили – «Я помню». 93

Московское государство после смут начала XVII в. достигло единства прежде всего благодаря ксенофобии, особенно в отношении Польши. 139

Две ведущие стороны спора (Раскола: Аввакум и Никон) сожгли себя, сражаясь друг с другом, и таким образом открыли путь новой светской культуре нового времени. 193

Если Петр прорубил окно в Европу, а Елизавета задрапировала его пышными занавесями, То Екатерина распахнула двери и принялась перестраивать весь дом. 323

От времен Екатерины дворянские мыслители усвоили всего-навсего обыкновение искать ответы на Западе. 323

Его (Карамзина) «История» также, при всем обаянии авторского стиля и эрудиции, имеет пропагандистскую установку. Вся история сводится к торжеству государства, являющегося царской вотчиной, и нравственные свойства царя предопределяют его успех или неудачу. 320

Для культуры дворянской России ложи сыграли приблизительно ту же роль, что монастыри для культуры Московской Руси. 364

Гегель дал возможность находить в истории значение – даже в той ее беспросветной главе, которая писалась царствованием Николая I. 373

Пушкин был не слишком склонен к полемике; интересы его были переменчивы, острые мысли порой отрывочны, мнения обтекаемы. 400

«Явление Мессии» Иванова придется признать неудачей почти независимо от критериев оценки. Злополучные фигуры первого плана главенствуют над изображением и кажутся безразличными к далекой фигуре Христа, которая представляется до странности незначительной и едва ли не выпадающей из картины. Многократно переписанное лицо Христа лишено определенности очертаний и выражает слабость или даже смущение. 413

Россияне искали в литературе не развлечения, а откровений. 422

…решающее воздействие больших войн на русскую мысль и культуру. Церковный раскол являлся следствием Первой Северной войны. Петровские реформы были вызваны Второй, волнения последних лет царствования Александра I и восстание декабристов порождены были наполеоновским нашествием, большие войны конца XIX – начала XX в. Также оказали глубокое дестабилизирующее влияние на русское культурное развитие. Турецкая война середины семидесятых годов послужила прологом драмы революционного народничества в России, за Японской войной 1904-1905 гг. воспоследовала революция 1905 г., а Первая мировая война разрешилась революциями 1917-го. 452

…век Мусоргского отличался от века Пушкина глубинной враждебностью Западу. 477

Нигде в Европе объем и сила апокалипсической литературы не сопоставимы с тем, что дала Россия при Николае II. 601

…Ленин удачно воспользовался российским пристрастием к историческим теориям, сулящим всеобщее спасение, но делающим особый упор на лидерстве России. Такая философия истории традиционно привлекала российскую интеллигенцию, которая подсознательно всегда опиралась на исторически ориентированное богословие. 610

Сталин планомерно навязывал России новую монолитную культуру, которая являла собой антитезу той многообразной космополитической и экспериментальной культуре, что развивалась с дореволюционных времен до конца 20-х гг. 621

…лукавые сталинисты – хладнокровные особи, способные быстро, как ящерицы двигаться в потемках и внезапно, как хамелеоны, менять окраску. 627

…сталинское кино – регрессивная глава в истории русской культуры. В лучшем случае оно давало чуть больше, нежели претенциозное муссирование самых шовинистических аспектов дореволюционной культуры; в худшем – было техническим уродом, стремившимся пожрать одну из наиболее многообещающих мировых театральных традиций. 632

Источник