кому можно писать иконы
Как и кто пишет иконы для церкви?
Бурное развитие духовной жизни привело к возрождению православных традиций храмового зодчества и иконописи. В связи с этим возникли вопросы, связанные с теорией и практикой написания иконы. Они имеют важное значение для определения понятия сакрального изображения.
Что такое икона
Икона — графический образ, воплощающий лик небожителя или священного события. Но не все живописные работы, написанные на сакральные сюжеты, считаются иконами. Все сакральные графические работы делятся на следующие группы:
Официальная Церковь считает иконой образ, написанный в соответствии с каноническими и иконографическим правилами. Также следует помнить, что икона — не идол или оберег, а часть Божественной литургии, являющаяся проводником молитвенного обращения и веры православного христианина.
История
Первые иконы появились ещё во времена апостолов. Родоначальником иконописи называют евангелиста Луку. Наибольшее развитие она получила в странах, исповедующих православие. К основным центрам иконописи относятся следующие страны:
В истории иконописи выделяют несколько основных этапов, которым свойственны уникальные отличительные черты в манере исполнения, построении композиции и прорисовки образов.
Кто может писать святые образы
В период расцвета церковной религиозной живописи чётко сформировались требования, предъявляемые к иконописцам. Их озвучили на Поместном соборе Православной Церкви 1551 года.
Таким образом, иконописец в Средневековье должен был обладать высоким уровнем личных и душевных качеств, вести праведный и аскетичный образ жизни, чтобы передать святость сакрального образа. Чаще всего иконописцами становились монахи.
В условиях возрождающейся духовной культуры, формирующейся под влиянием современных реалий, старинные требования к иконописцам не всегда соблюдаются. Чаще всего на специальных отделениях художественных вузов получают знания и навыки в иконописи простые миряне, подверженные суетности и соблазнам современного мира.
Следует знать, что главное требование к современному иконописцу — высокий уровень духовной культуры и фактическое участие в церковной жизни. Любой человек, решивший создать икону, должен получить благословение духовника, сопровождающееся специальной молитвой.
Читайте о почитаемых иконах:
Как пишут икону
Создание святого образа — тяжёлый и кропотливый труд, требующий от мастера много духовных и физических сил. Традиции создания иконы остаются неизменными уже много веков. Весь процесс состоит из нескольких этапов.
Деревянная заготовка
Традиционная православная икона пишется на доске. Вид, используемой древесины зависит от местности, в которой работает мастер. Чаще всего используются следующие деревья:
Важную роль в долголетии иконописного произведения играет обработка древесины, к которой предъявляли следующие требования:
Как правило, на лицевой стороне иконы делают небольшое углубление, ограниченное узкими полями. Для удобства дальнейшей подготовки рабочую часть делают рельефной при помощи зубчатого рубанка или макетного ножа.
Подготовка основы
Деревянную заготовку покрывают специальной основой-грунтом, который называется левкас. Он изготавливается из желатина (рыбьего клея) и мела. Нагретую смесь наносят на деревянную заготовку и прикрывают паволокой — тонкой хлопковой тканью. После высыхания паволоки на заготовку наносят ещё 10-14 слоев левкаса, тщательно просушивая каждый из них в течение суток.
Подготовленную основу шлифуют, придавая ей максимальную гладкость.
Читайте об иконах святых:
Создание образа
В старину над созданием одной иконы трудились несколько мастеров, каждый из которых выполнял определённый процесс:
Сегодня, как правило, всеми этими процессами занимается один мастер.
Чем пишут иконы
Для написания сакральных образов используют технику темперной живописи, основанную на применении красок на основе яичного желтка и натуральных красителей. Чтобы получить темперную краску минеральные красители растирают в мелкий порошок и соединяют с эмульсией из яичного желтка и воды. Краски в несколько слоев наносят на подготовленный контур, учитывая, что они не поддаются моделированию. Это означает, что от мастера требуется максимальная сосредоточенность и точность в нанесении красителей на рабочую поверхность.
Личники используют в работе плави — разведенные до жидкого состояния краски. Для прорисовки мелких золотых деталей используют твореное золото, которое наносится тонкой жёсткой кистью или палочкой.
Последний защитный слой выполняется с помощью натурального лакового покрытия. Традиционно его выполняли при помощи олифы, но она имеет ряд недостатков:
Поэтому современные иконописцы заменяют олифу на копаловый лак, изготавливаемый из смол натурального происхождения.
Важно! Создание иконы — глубоко сакральный процесс, которым может заниматься человек, стремящийся вести праведный образ жизни и обладающий чистой душой и помыслами. Чтобы написать действительно одухотворенный святой образ, необходимо не просто виртуозно владеть живописными техниками и приемами, а хранить в душе искреннюю веру и вкладывать в работу часть своей души.
Как писать икону и кто это делает?
Написание иконы — это сложный процесс. Как писать икону, кто их пишет и можно ли это делать самому? На эти вопросы мы постараемся ответить в нашей статье!
Как писать икону?
6 мая в Сербии празднуют «Джурджевдан», день святого Георгия. Для многих сербов — это семейный праздник. Мы с женой решили подарить родителям икону святого Георгия, написать копию. Заказали в монастыре доску и… в процессе написания иконы я снял все процессы на фотокамеру. Предлагаю познакомиться с технологией написания иконы.
Для того, чтобы писать на доске, ее требуется подготовить — залевкасить, т.е. нанести специально приготовленный грунт — левкас. Делается он из мела и клея. В России клей изготавливают из желатина, а в Сербии из заячего туткала (что это такое я не знаю до сих пор, возможно клей из заячих костей). Туткало выглядит как желатин, его также надо распустить в воде на водяной бане. Через некоторое время, после нагревания, получится клей, которым проклеивается вся доска, с предварительно процарапанной макетным ножом, лицевой поверхностью (для лучшего скрепления с паволокой, паволока — ткань клеящаяся на поверхность доски).
Пока паволока не просохла, по периметру внутренней части доски делаются прорези, чтобы не осталось воздуха и ткань приклеилась максимально плотно.
После этого доске надо хорошенько просохнуть. В это время можно приготовит левкас. В готовый клей в определенных пропорциях добавляется мел, емкость в которой делается левкас должна стоять на водяной бане, чтобы левкас нагрелся, но не закипел. Левкас бывает разной консистенции, в Сербии делают жидкий и наносят его кистью (в России левкасят мастехином, густым, желеобразным левкасом). Когда грунт станет теплым, можно начинать процесс.
Таким образом, наносится не менее 10 слоев (в данном случае 14), с обязательной просушкой. Когда нанесено достаточное количество слоев левкаса, доску нужно зачистить наждачной бумагой до максимально ровной и гладкой поверхности, чтобы можно было писать.
На готовую доску надо нанести рисунок. В данном случае копировалась новогородская икона. Сначала образ рисуется на бумаге, а затем рисунок переносится на доску.
Затем он усиливается черным цветом (темперой) и делается графья. Графья — тонко процарапанная линия, повторяющая рисунок, делается для того, чтобы при письме всегда читался рисунок (часто краски бывают кроющие, через которые не виден рисунок).
Следующий этап — подготовка необходимых участков под позолоту. В данном случае позолоченными будут нимб и поле по периметру иконы. Технология следующая — повехность полируется, на нее наносится щелак для того, чтобы не провалился левкас. Затем наносится желтая эмаль, чтобы дать золоту густоту и насыщенность. Сохнет эмаль сутки, после этого наносится прозрачный лак, а когда он высохнет (еще сутки), участки мажутся морданом, специальным составом, на который (через 12 часов) клеится сусальное золото.
Теперь можно наносить сусальное золото. Оно продается в книжечках, чаще всего 8х8 см, по 20-25 листов. Наносится оно тонкой, специальной широкой кистью с длинными волосками. Сначала лист кладется на бархатную подушечку и режется отполированным ножом на необходимые куски, затем на него накладывается кисть, к которой золото липнет и сразу переносится на доску. Делать это все приходится буквально затаив дыхание, т.к. золото очень тонкое.
Можно ли простому человеку писать иконы?
Приблизительное время чтения: 2 мин.
Вопрос читателя:
Можно ли простому человеку писать иконы? Мне приходилось рисовать на конкурс работу со святым, после чего мне очень захотелось написать икону. Будет ли грехом, если я это сделаю? Что нужно для занятия иконописью, кроме веры и стремления? Прошу вас помочь мне с этим вопросом. Благодарю!
Отвечает иерей Сергий Ширапов:
Дело тут не в простоте человека, а в его умениях. На иконописца люди учатся несколько лет. «Богомаз» – так называли тех кто неумело или проще говоря плохо писал иконы. Это ж не просто картина, это святыня, надо рисовать хорошо, это как минимум.
А если насчёт веры вот что.
С одной стороны, иконы сейчас и бездушные печатные машины, принтеры делают. У них-то веры точно нет. Хорошо ли это? Я думаю, что, если икона написана без грубых нарушений канона, то это будет не особо важно. Икона все равно освятится батюшкой с помощью специального чина и молиться перед иконой такой можно. Но тут возникает один тонкий момент о том, что такое икона и почему в связи с ней встает вопрос веры человека, который ее пишет.
«Икона — как отблеск горнего мира, осязаемый предмет, который становится своеобразным посредником между молящимся и Тем, к кому он возносит свою молитву. Безусловно, то, что происходит глубоко в душе иконописца, — тайна исключительно его и Бога. Но икона, без сомнения, — плод этого диалога с Господом, плод молитвы. Ее создание невозможно без богообщения»,
– говорит в интервью Анатолий Влезько, руководитель мастерской «Палехский иконостас».
Так что, если человек умело пишет картины и будет оставаться в рамках дозволенного при написании иконы (а лучше просто копию с уже имеющейся иконы сделает), то икону он написать сможет, но, простите, на уровне машинки. Получится ли передать отблеск горнего мира – это вопрос, причем у иконописца это вопрос каждый раз, точно так же, как каждый раз мы не можем сказать, какой получится наша молитва.
Так что Вы пишите, пробуйте, поскольку база навыков у Вас, как я понял, есть. А дальше покажите свою икону специалисту – не только священнику, но профессиональному хорошему иконописцу, и пусть он скажет, что так, а над чем работать. Бог даст, так и научитесь. И еще постарайтесь поговорить с кем-то из иконописцев и со священником, чтобы они, может быть, рассказали о каких-то тонкостях этого ремесла, особенно о его духовной составляющей.
Когда иконы становятся занятной безделушкой, это кощунство
Протоиерей Александр Салтыков – о том, как сохраняли иконы в советское время и как их пишут сейчас
Как сегодня безопаснее писать иконы, и почему древним иконам лучше в музеях? Что такое коммерциализация иконы, и что получается, если иконы начинает писать идейный атеист? Можно ли воцерковить академическое искусство? Об этом – в беседе с протоиереем Александром Салтыковым, настоятелем храма Воскресения Христова в Кадашах, деканом Факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
– Отец Александр, что изменилось с того момента, когда начиналось возрождение церковных искусств, и до сегодняшнего дня? Вырос ли уровень мастерства, уровень понимания иконы?
– Я бы не сказал, что вырос. Чтобы это происходило, необходимо духовное видение: речь же идет о религиозном искусстве. Прежде чем писать икону, нужно уверовать в Бога, причем глубоко уверовать. У нас на факультете несколько лет назад был интересный случай – к нам пришел поступать молодой человек, принципиально позиционирующий себя как атеист, для которого все, что касается христианства, – мифология. Он просто хотел научиться изображать «мифических персонажей». Поскольку мы работаем по государственному стандарту, то мы не могли его не принять: он способный молодой человек, все экзамены сдал хорошо, вел себя очень вежливо, культурно. И вот он начал учиться, с ним разговаривали педагоги, студенты, но никакие аргументы не пошатнули его позиции. Он старался овладеть техникой иконы, но что-то существенное не получалось – дух в его работах все-таки был другим: он рисовал то, во что он не верит.
Прежде чем писать икону, нужно уверовать в Бога, причем глубоко уверовать
– Я слушаю и жду, что финал будет как у Леонида Успенского, который, будучи неверующим, на спор стал писать икону и через это пришел к вере, к иконописи, к изучению «Богословия иконы».
– Нет, это другая история. Через два года этот студент от нас ушел, не захотел дальше учиться. Думаю, он понял, что ничего не получится. Где он сейчас, я не знаю.
– Но все-таки больше церковным художественным искусством занимаются верующие люди. Почему же уровень не вырос?
– Наша современная вера недостаточно крепка, не очень зрелая, – это не та вера, которая была, скажем, у Феофана Грека. В частности, возникает проблема, когда, немного овладев техникой, молодые люди начинают пытаться писать «собственные» иконы, и получается не очень хорошо: им трудно понять глубинную суть иконы.
А уж если художники не учились у нас или в иконописной школе МДА, то они обычно не очень хорошо понимают даже систему иконописи. Система иконописи условна и связана с тем, что духовные ценности нельзя выразить предметно, то есть через вещи, которые можно ухватить, потрогать руками. Вот, например, у человека есть совесть – разве ее можно коснуться телесно?
Духовный образ мы делаем зримым с помощью языка иконы: духовные понятия мы переводим в знаки, заимствованные из реальной действительности. Например, мы говорим: «Престол Божий», и изображаем его в виде предмета на ножках, с плоской столешницей. Но в иконе это будет нечто особое: не привычный для нас обеденный, рабочий и так далее стол. Он не будет иметь признаков тяжести, материальной прочности. И чтобы изображать все это, нужно учиться, как взаимодействуют невесомые прозрачные предметы в иконе, где нет воздушной среды, нет перспективы. Разобраться во всем этом может только человек, который учился и имеет духовную практику, а это, прежде всего, – молитва, особое состояние души. Иначе просто нельзя ощутить духовную реальность настолько, чтобы передать ее в некотором образе.
Так что в сегодняшней ситуации самое безопасное – следовать канонической форме, отстоявшейся веками, из которой складывались великие образцы.
Протоиерей Александр Салтыков
– А как быть с поисками нового в иконе?
– У нас есть молодежная оппозиция – новаторы, которые хотят перестроить все по-новому. Им кажется: раз – и все они сделают.
Иконописец – это художник, создающий одновременно и сакральный предмет, и произведение искусства. При глубоком понимании и большом опыте истинный церковный художник не ищет чего-то своего, не мечтает создать свой, неповторимый образ. Он может спокойно повторять известные иконописные образцы, вкладывая в них свою душу и молитву. И тогда получается что-то свое, хотя и хорошо известное.
Как, например, в музыке. Вы тысячу раз слышали одно и то же произведение, написанное великим композитором, скажем, Бахом; но появляется музыкант, который исполнит ее особенно проникновенно, хотя, казалось бы, ноты те же. Вся музыка на этом построена – на исполнительстве. И в церковном искусстве исполнительство играет очень большую роль, гораздо большую, чем в светской живописи.
В церковном искусстве исполнительство играет роль гораздо большую, чем в светской живописи
– Но ведь в церковном искусстве были и великие «композиторы» – преподобный Андрей Рублев, Феофан Грек…
– Вот и хотят те, кто ищет нового, сразу стать «композиторами» – Феофаном Греком и Андреем Рублевым. А великие иконописцы как раз не хотели этого, они просто писали святые образы, при этом глубоко проникая в суть. Всемирно известная рублевская икона Святой Троицы появилась не потому, что преподобный Андрей Рублев хотел сделать нечто особенное: его волновали размышления о Троичности Бога, о том, как «прикоснуться» к этой великой тайне. И у него, ведущего молитвенный, аскетический образ жизни, в итоге получился великий шедевр. Церковное искусство должно вести нас исключительно к духовному, возвышенному – это его заданное свойство.
– Как вы относитесь к тому, что порой иконописцы, уже получившие образование, обращаются к народной иконе, если можно так сказать, к «народному примитиву»?
– Во-первых, народ, представители которого писали те иконы, – был иной, чистый и богомольный, верующий, намного меньше подверженный соблазнам, чем современные люди. Люди того времени были проще, более открытыми, в них было больше детской простоты.
Почему ценится примитив у всех народов? Потому, что он в себе несет некую чистоту восприятия, душу, а именно душу мы ценим больше всего в искусстве. Это всегда есть в народном искусстве прошлого и в детских рисунках. В Евангелии сказано: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное» (Мф. 18, 3). И это некоторым образом относится к иконописцу – он должен быть чист, как дитя, тогда у него получается икона. Я бы сказал также, что одной из основ церковного искусства является заповедь: «Блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят» ( Мф. 5, 8). Ведь нельзя представить то, чего ты никогда не видел.
Но когда современные, взрослые, искушенные люди хотят рисовать так же, они создают подделки. Опроститься, вернуться к непосредственной чистоте у них не получается, сколько бы они ни использовали стилистику, например, северной народной иконы. Они живут в XXI веке, в современных квартирах, а писали те иконы люди, скажем, XVII века, жившие в занесенных снегом избушках, евшие пареную репу, при случае ходившие с рогатиной на медведя и клавшие каждый день по тысяче земных поклонов. Во все это нельзя войти современному человеку, духовность нашего времени – другая, нам трудно проникнуть в духовное состояние простого человека того времени.
– Как вы относитесь к тому, что какая-нибудь тетушка вышивает крестиком образ святого, а потом священник его освящает?
– Для меня критерий всегда – благочестие. Новаторы, которые хотят революционизировать иконопись, лишены благочестия, его нет в их творчестве. А вот тетушки с их вышитыми иконками бывают, как правило, гораздо благочестивее. Они взяли благословение у священника на свое вышивание, они понимают, что им нужно помолиться пред работой. Они с любовью вышивают иконочку для, скажем, своей племянницы, чтобы освятить ее в храме и подарить с ласковыми словами: «Это твоя святая, ты молись ей». В итоге – получается хорошо, потому, что руками этой тетушки руководят любовь и благочестие.
По пути благочестия должны идти и профессиональные иконописцы.
– Иконные изображения на коробках конфет, иконы, «светящиеся в темноте» или переливающиеся перламутром, которые можно встретить на рынках, – откуда такое массовое обесценивание иконы, непонимание ее сути? И кто должен следить, чтобы такого не было?
– Происходит коммерциализация иконы, люди, не понимающие ничего в иконе, просто хотят заработать большие деньги. В итоге происходит кощунство – икона превращается из сакрального предмета в занятную безделушку. У иконы может быть только один смысл – религиозный, к которому присоединяется художественный. Для развлечений использовать икону – грех.
У иконы может быть только один смысл – религиозный
Что касается того, кто должен не допускать этого – в постановлении Стоглавого Собора очень четко говорится, что отвечать за все, что происходит с иконой, должен архиерей. Мне кажется неправильным, что Стоглавый Собор XVI века был целиком отменен. По крайней мере знаменитую статью об иконопочитании в постановлениях Собора следовало бы восстановить. Думаю, это когда-нибудь произойдет.
У меня есть один знакомый, который возмущается, что иконы мы печатаем в газетах, журналах, а потом эти газеты и журналы используются неизвестно как. Но здесь нельзя запрещать – иконы публикуются в массовых изданиях в миссионерских целях: своим благочестием древние иконы влияют на души современных людей.
– Когда читаешь документы XVIII–XIХ веков, переписку иконописцев с настоятелями, архиереями, создается ощущение, что тогда их труд ценился больше, чем сегодня.
– На самом деле, и тогда, и сейчас были разные ситуации. Ясно одно, что труд иконописца должен уважаться, не зря же в постановлении Стоглавого Собора написано, что иконописец – «паче простых человек». То есть иконописец ставится на ступень церковнослужителя – как алтарник, пономарь. Поэтому на труд иконописания давалось особое благословение.
Исторический музей – как второй дом
Исторический музей – Ваш отец, Александр Борисович Салтыков, известный искусствовед, музейный деятель, был арестован за участие в «контрреволюционной церковной организации»… Как это – расти в верующей семье в середине прошлого века, когда вокруг весь уклад жизни общества был атеистическим?
– В нашей семье молитва была естественным делом, частью жизни, мы молились ежедневно, утром и вечером. Все знали, что идти в храм на богослужение – это серьезный риск. Но отец в молодости алтарничал, хорошо знал службу, и каждую субботу вечером в квартире плотно закрывались шторы, зажигалась лампадка, свечки. Родители вычитывали всенощную, вместе пели. Со мной отец говорил о вере очень подробно, обстоятельно, по сути, давал уроки Закона Божьего.
И я всегда прекрасно понимал, что ценности, которые давались в семье (в широком смысле, куда входили все наши родственники), в кругу друзей родителей – подлинные, в отличие от тех, что давались в советской школе.
– Благодаря Александру Борисовичу вы научились ценить искусство?
Музей – это наглядная история в реальных предметах прошлого. Я всегда знал: музей – это ценно и важно, и когда сейчас слышу от интеллигентных, церковных людей: «Музей – это дело десятое», мне становится одновременно и грустно, и смешно.
– Когда пришло понимание богословия иконы?
– С отцом мы особо это не обсуждали, но понимание иконы как сакрального предмета, перед которым мы молимся, у меня было, естественно, с детства. Дома у нас были, конечно, разные иконы, и стояла фотография Владимирской иконы Божьей Матери.
– Когда вы пришли работать в Музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, много ездили в экспедиции по деревням – собирали в фонд музея сохранившиеся иконы. Расскажите, пожалуйста, об особенно памятных экспедициях.
– Расскажу о самой первой экспедиции – примерно в 1966–67-м годах, в подмосковное село Семеновское, недалеко от Сергиева-Посада, за иконами XVII века.
– В советское время важность музейной деятельности была понятной – музейные работники спасали и сохраняли произведения церковного искусства. А сегодня до сих пор возникают споры между музейщиками и некоторыми представителями Церкви по поводу того, где хранить древние иконы – в музее или все-таки в храме. Что вы думаете по этому поводу?
– Здесь нужна мудрость. Музеи – необходимы, я говорю это как музейный работник. И уже 30 лет повторяю, что если мы разберем сейчас иконы из музейных собраний по храмам, то потеряем их как культурно-историческую ценность. Тем более что после всех социалистических погромов древних икон осталось не так уж и много. Когда они – вместе, они показывают путь русского церковного искусства, как, например, в Третьяковской галерее. Когда вы идете по залам древнерусского искусства, перед вами – цельная картина его развития, и вы понимаете, насколько оно важно, значимо, в какую сторону и как развивалось. А если мы сейчас их разберем по храмам, мы не сможем видеть их как сокровища древнерусского искусства. Но сейчас происходит новый процесс: сами музеи перестают показывать иконы, как, например, в древнем Ростове Великом – а это подлинно великий исторический город, – там в музее хранится замечательное собрание икон, но оно изъято из экспозиции. Музей показывает что-то современное, а великое искусство древности, по сути, вновь забыто.
Если мы разберем сейчас иконы из музейных собраний по храмам, то потеряем их как культурно-историческую ценность
Но надо понимать, что художественная ценность и ценность религиозная – не всегда совпадают. Скажем, лепесточки, освященные на мощах святой Матроны Московской – религиозная ценность, но никак не художественная. И в самом церковном искусстве есть некоторая градация, и здесь существуют именно великие произведения, например, «Святая Троица» Андрея Рублева, есть средние, есть несовершенные.
Тем не менее если мы хотим, чтобы икона продолжала у нас существовать, если мы хотим знать и понимать ее, мы должны иметь возможность изучать произведения церковного искусства в развитии, и не «онлайн», а вживую, и такую возможность дают только музеи. Но коллекции должны бережно храниться и быть выставлены. Для этого музеям нужны квалифицированные, культурные специалисты и просвещенное руководство.
– Как связано церковное искусство и то, что происходит вокруг и внутри Церкви, какая она? Вот, скажем, XVII век, раскол – и при этом появляется, например, Ростовский кремль, архитектура и храмовые росписи которого несут духовную и эстетическую радость…
– Некая духовная зависимость искусства от внешних устоев жизни существует. Когда общество находится в духовном упадке, церковная жизнь тоже, соответственно, и общего взлета в иконе ожидать сложно. Тогда все концентрируется в личностях, все переходит в область личного героизма, личного творчества, но если люди твердо защищают верность подлинным духовным традициям, то они живут, побеждают, возрождаются.
А что касается раскола – с ним все было непросто. Невозможно отрицать, что наши братья-старообрядцы лучше понимали и хранили икону. Благодаря им сохранилось огромное количество ценных памятников. Но они при этом никаким богословием иконы не занимались, а просто сохраняли традиции. Между тем богословие необходимо, а разработать его не просто.
Цель реформ Патриарха Никона, обладавшего геополитическим мышлением, – единение православного мира на грани Нового времени. Но, в силу особенностей русской истории, мы немного запутались с вопросами церковного искусства. Пока шел XVII век, это было не так заметно: например, в это время работал Симон Ушаков, который явно стремился найти путь сочетания древнего благочестия (а сам он был очень благочестив) и западных художественных явлений. И если бы все продолжало развиваться именно по этому пути, было бы все неплохо, но начались реформы Петра I, и в церковном искусстве произошли радикальные изменения, когда традиционная икона была объявлена чем-то отжившим, неумелым, некачественным и подменена собственно бездуховным западноевропейским искусством. В этой односторонности видения искусства послепетровского периода было, однако, спасение – благочестие. Да, западноевропейское искусство тоже может быть благочестивым, и его можно воцерковить, нельзя этого отрицать. И подтверждением этому служит то, что преподобный Серафим Саровский умер, молясь перед иконой Божией Матери «Умиление», написанной под западным влиянием.
Но за время Синодального периода мы не успели разобраться в принципах церковно-академического искусства, не поняли, каким оно должно быть, поскольку не было сформулировано богословие искусства, богословие иконы. А оно нужно, поскольку речь о знаках вечности. XVIII–XIX века – период поиска в церковном искусстве. Так, например, в поисках, в попытках (не всегда удачных) создать современное церковное искусство находились художники (среди которых Васнецов, Врубель, Нестеров), расписывавшие Владимирский собор в Киеве. Они изучали древнюю христианскую живопись, но мы сегодня знаем о древних иконах гораздо больше и лучше их понимаем.
И сегодня у нас получается довольно противоречивый процесс – с одной стороны, мы больше узнаем, что такое подлинное церковное искусство, начинаем глубже понимать, с другой – на жизнь церковных людей влияют процессы, происходящие в современном мире и часто враждебные духовности. Но есть Церковь. Она – непобедимая духовная сила, и в ней живет церковное искусство. Стало быть, все-таки церковное искусство как-то развивается, и, думаю, когда-то оно должно прийти в итоге к хорошим результатам. Повторяю: основа – благочестие и вера. «По вере вашей дастся вам» (Мф. 8, 13). Но как и когда это будет – нам неизвестно.