за то что бог не спас ахматова я пью
Анна Ахматова — Последний тост: Стих
Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём,
И за тебя я пью,—
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
Анализ стихотворения «Последний тост» Ахматовой
Стихотворение «Последний тост» Анны Андреевны Ахматовой – часть лирического цикла «Разрыв».
Стихотворение написано в июне 1934 года. Поэтессе исполнилось 45 лет, уже практически десять лет не публикуют ее новые стихи, не переиздают ранние сборники. Впрочем, стихотворений того периода вообще немного. Все это десятилетие она живет в семье искусствоведа Н. Пунина в Шереметьевском (точнее, Фонтанном) Доме, где и был однажды написан «Последний тост». По жанру – прощальный тост, точка в отношениях, ретроспективный взгляд на прожитые годы. Рифмовка перекрестная, деления на строфы нет. Лирическая героиня – сама А. Ахматова. Произведение автобиографично. В доме Н. Пунина она оказалась после расторжения брака с востоковедом В. Шилейко. Нуждалась в поддержке – и ее получила, а вот дом оказался чужим. Она жила там на правах друга семьи, старалась вносить плату за квартиру, с теплотой относилась к дочери Пуниных. Позднее в доме выделили уголок для ее сына Льва Гумилева, надеявшегося куда-нибудь поступить после окончания школы. Эта странная, запутанная жизнь продолжалась слишком долго. А. Ахматова принимала ее без иллюзий. Разрыв последовал в 1938 году, вскоре после ареста сына поэтессы. Ни сил начинать все заново, ни особого желания хлопать дверью у нее не было. Она покинула этот дом в начале 1950-х годов, когда ее известили о выселении. К тому времени сам Н. Пунин был в лагере, и жить ему оставалось совсем недолго, в заключении находился и Л. Гумилев. В стихотворении героиня произносит тост, похожий на приговор. В нем отражается страшное время, бросившее гибельные тени и на ее судьбу. Интонация выстраданная. «Разоренный дом»: после развода с Н. Гумилевым она ушла в никуда, жила в чужих углах. Надежность стен также оказалась мифом. «Злую жизнь» (эпитет, метафора): почти фольклорное выражение, сродни злой доле. Здесь звучит осознание трагизма собственного существования, вынужденной «внутренней эмиграции», чтобы не потерять себя окончательно. «Одиночество вдвоем»: оксюморон, нелепость. Быть вместе от безысходности. С четвертой строки – прямое обращение. Героиня не смогла обойтись без горьких упреков, она перечисляет: за ложь, за холод. Глаза молчат, а губы лгут. В заключительных строках возникает образ жестокого и грубого мира, будто равнодушного к своим жалким, потерянным обитателям. Поднять тост – всегда означает чествовать, благословлять, благодарить. Поэтесса выбрала эту форму для большей контрастности. Она словно констатирует факты. В финале щемящая, в народном духе, жалоба усталой души: что Бог не спас. Открытая всем ветрам, казалось бы, неготовая, пребывавшая в блаженном неведении – она прошла этот путь, а впрочем, тогда он еще был далеко не закончен. Настойчивые повторы (анафора), большинство рифм мужские и закрытые, рубленый ритм.
«Последний тост» А. Ахматовой – взгляд на прожитую жизнь и отношения с Н. Пуниным.
Последний тост
Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём,
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Молитва Анны Ахматовой
Молитва Анны Ахматовой
О чем молятся люди? О том, чтобы Господь даровал им – счастье, радость, изменения к лучшему… Мало кто ищет испытания, боль, молит о страданиях. И в них находит смысл жизни. Но для творца определенного склада это естественно – без переживаний, горьких прозрений, разочарований, блужданий в потемках и умении находить выход из разных тупиков нет повода для написания художественного произведения. Анна Ахматова относилась к числу редких людей, которых страдания очищают и закаляют. Ее лирические герои стремятся к стоицизму. Желают преодолеть все земные опасения и обрести бесстрашие:
«Дай мне черные ночи недуга,
Задыханья, бессоницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар.
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей».
Понятно, что нет смысла пояснять стихи – поэтесса сказала все, что хотела. Но мне хочется проанализировать все это не столько для потенциальных читателей, сыграв роль популяризатора классики, сколько для себя самой. Потому что автор мне близок по духу. Возможно, поняв Ахматову, я пойму что-то важное в себе.
Все ее творчество – индивидуальный диалог с Богом. Попытка Его услышать. Отдать Ему все. Лирическая героиня безжалостна к себе. Она сурово снимает со своей души один за другим защитные покровы и обнажает самую суть.
Вот показательные строки:
«В то время я гостила на земле,
Мне дали имя при крещенье – Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха».
Спокойная, отстраненная самоирония. Ахматова – наблюдатель. Она и романтик, и реалист. Никогда в своих фантазиях она не позволяет себе уноситься от реальности настолько, чтобы стать смешной, нелепой, карикатурной, экзальтированной. Дает себе мысленную команду: «Стоп». Пытается взглянуть на себя со стороны – и улыбнуться.
Сарказм пронизывает все сюжетные линии ее поэтики – она может иронизировать и над мистикой, религией, хотя часть ее натуры откликается на все это:
«И вот таким себе я представляла
Посмертное блуждание души».
Любовь – нечто гораздо более интересное, чем обмен высокопарными комплиментами, это некий интеллектуальный поединок, философский спор. Стиль у нее – монологический, исповедальный. В ней есть и бунтарь, и смиренный человек. И они дополняют друг друга. Сущность лирической героини Ахматовой самодостаточна, она в самой себе находит новые смыслы, другие измерения, выдуманные миры.
Ахматова внешне напоминала и светских дам, и пуританок. С возрастом в ней стало больше проступать второе. И она органична в чеканной строгой печальной поступи женщины, которую описывает, как бы глядя на нее со стороны.
Она трагик с чувством юмора. В ее стихах я слышу реквием – несмолкающую мощную мрачную ноту. Как будто гудящий колокол.
Обыденность ее меньше интересует, вот, например, показательные строки:
«Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый…
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный».
«Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала».
Отчужденность от всего абсолютно, миг слабости, когда она не находит опору ни в чем – ни в фантазиях, ни в реальности:
«Так, земле и небесам чужая
Я живу и больше не пою,
Словно ты у ада и у рая
Отнял душу вольную мою».
Вот еще одна молитва в ахматовском стиле – это напоминает полное отрешение от своей воли, как будто обращаются к старцу и готовы выполнять его приказания, видя в нем посредника между небом и землей:
«Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом
И не проси у Бога ничего».
Возможно, это усталость от своего «я», желание полного исчезновения, растворения в воздухе:
«Но я предупреждаю вас,
Что я живу в последний раз.
Ни ласточкой, ни кленом,
Ни тростником и ни звездой,
Ни родниковою водой,
Ни колокольным звоном –
Не буду я людей смущать –
И сны чужие навещать
Неутоленным стоном».
Стихотворение, созвучное по смыслу и энергетике:
«Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни,
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Я не скажу, куда…
Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У царскосельского пруда».
Монотонный внутренний голос поэта, напоминающий заупокойные молитвы, прощающийся с миром. И не мечтающий о том, чтобы продолжить свое существование в ином измерении.Если Ахматова и верит в Бога, она будто просит Его: избавь меня от самой себя навсегда.
Ее жесткость органична. В ней нет ничего наигранного. Просто Ахматова не боится правды. Она не захлебывается в истерических надрывных эмоциях, а произносит свой приговор окружающим и себе самой как некий потусторонний судья:
Анна Горенко взяла себе псевдоним – Ахматова. Он вызывает ассоциации с Востоком. Эта культура была ей близка. Возможно, она ощущала себя так, будто в прошлой жизни жила там:
«Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила».
Гражданская позиция опять же органично вытекает из особенностей ее натуры. Она понимает, что пафос и громкие слова могут только вызвать раздражение, и деликатно отходит в сторону, как бы пытаясь найти точное созвучие непоправимому несчастью:
«Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою
За версту не обойду
Ленинградскую беду.
Я не песенкой наемной,
Я не похвалой нескромной,
Я не взглядом, не намеком,
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну».
Одно из лучших стихотворений Ахматовой посвящено Борису Пастернаку. Они чувствовали друг друга. Вот что думал Пастернак:
«Анне Андреевне Ахматовой,
Началу тонкости и окончательности,
Тому, что меня всегда ободряло
И радовало,
Тому, что мне сродно и близко
И что выше и больше меня».
Когда он умер, она создала шедевр, близкий его мягкой доверительной интонации:
«Умолк вчера неповторимый голос,
И нас покинул собеседник рощ.
Он превратился в жизнь дающий колос
Или в тончайший, им воспетый дождь,
И все цветы, что только есть на свете,
Навстречу этой смерти расцвели,
Но сразу стало тихо на планете,
Носящей имя скромное… Земли».
Одно из самых моих любимых стихотворений Ахматовой – музыкальных, со сверхчеловеческой мощью, написанное от лица человека, которому тесно в рамках обыденности, и он тянется к широчайшим просторам, вселенским масштабам:
«Мы встретились с тобой в невероятный год
Когда уже иссякли мира силы,
Все было в трауре, все никло от невзгод
И были свежи лишь могилы.
Без фонарей как смоль был черен невский вал,
Глухая ночь вокруг стеной стояла…
Так вот когда тебя мой голос вызывал!
Что делала – сама еще не понимала».
Завистливость, мелочность, глупая ревность, детские обиды – Ахматова не считала это великим поводом для вдохновения, у нее душа даже не зрелого человека в обычном понимании, а мудреца, будто прожившего тысячи лет, голос которого не умолкнет.
Как и Шекспира. Бернарда Шоу. Эмили Бронте. Рахманинова. Вот авторы, созвучные ей.
Этой простой и ясной цитатой мне хотелось бы завершить:
«Я не любила с давних лет,
Чтобы меня жалели
А с каплей жалости твоей
Иду, как с солнцем в теле
Вот отчего вокруг заря.
Иду я, чудеса творя,
Вот отчего!»
Стихотворение дня
Анна Ахматова
23 июня родилась Анна Андреевна Ахматова (1889 — 1966).
Портрет работы К. С. Петрова-Водкина, 1922
«Последний тост». Здесь и далее читает автор
Последний тост
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
«Слаб голос мой, но воля не слабеет». Запись 1963 года
Слаб голос мой, но воля не слабеет,
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет,
И непорочны помыслы мои.
Ушла к другим бессонница-сиделка,
Я не томлюсь над серою золой,
И башенных часов кривая стрелка
Смертельной мне не кажется стрелой.
Как прошлое над сердцем власть теряет!
Освобожденье близко. Все прощу,
Следя, как луч взбегает и сбегает
По влажному весеннему плющу.
«Небывалая осень построила купол высокий». Запись 1963 года
Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни.
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней,
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось — сейчас забелеет прозрачный подснежник…
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.
«Здесь всё меня переживёт».
Приморский сонет
Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт.
И голос вечности зовёт
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье лёгкий месяц льёт.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов ещё светлее,
И всё похоже на аллею
У царскосельского пруда.
«Ведь где-то есть простая жизнь и свет».
Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, тёплый и весёлый…
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчёлы
Нежнейшую из всех бесед.
А мы живём торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налёту ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Безсолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.
23 июня 1915, Слепнёво
Для комментирования вам надо войти в свой аккаунт.
Благодать высокой поэзии. Анна Ахматова
Простите, дорогие друзья, что начинаю свои размышления об Анне Ахматовой с её последних дневниковых записей, больше того, с самой последней, сделанной буквально за день до кончины, 4 марта 1966 года в санатории «Домодедово»:
«Лежу до 8-го (велел здешний врач). Здесь просто хорошо и волшебно тихо. Я вся в кумранских делах. Прочла в «Ариэле» (израильский журнал) о последних находках. Поражена, как, вероятно, все. Вместо 3-го века (см. Брокгауз – Эфрон о Новом Завете), время до 73 года нашей эры (т.е. до войны). Никакой ошибки быть не может. Точно описан Апокалипсис с редакторскими заглавиями и поведение первых мучеников… Почему-то евреев (не христиан) римляне вовсе не мучили. Они (римляне) были гениальными колонизаторами, а сам прокуратор Понтий Пилат выходил на улицу, чтобы разговаривать с Анной и Киафой, потому что, войдя в его дворец, они бы осквернились и не смели вкушать пасху, а римские императоры, если день (раз в году) раздачи подарков приходился на пятницу, велели оставлять подарки для евреев… Отчего же римляне так страшно мучили кротчайших христиан, ещё до 73 года, т.е. сразу после смерти Христа (33 год). Мы так много и подробно знаем о поведении первых христиан».
На этом слове «христиан» обрывается дневник великой поэтессы, познакомившейся с недавно открытыми текстами кумранских рукописей. Вот что занимало мысли последних дней, а может быть, и часов Ахматовой, вот что волновало её… Впрочем, и всю её жизнь, когда она училась и христианской кротости, и терпению, и, главное, любви. И прошла через мучения, сохранив своё лицо!
Ещё в 1945 году в стихах «Из сожжённой тетради» написала и о Христе, и об истории, и о благодати высокого слова:
Царственное слово поэзии Анны Ахматовой воистину долговечно, ибо в нём воплотилось не только и не просто совершенство мастера, но и алчущее духа начало, стремление – через дружбу земную, через любовь земную – к дружбе высшей, к Любови высшей – как к чистой и совершенной Божьей Радости. Но на нашей грешной Земле радость даётся нелегко, ценой испытаний и мучений… Их немало выпало на долю великой женщины и поэта.
В юности у неё был туберкулёз – в течение 15 лет. Уже тогда написала: «Я место ищу для могилы. Не знаешь ли, где светлей?» Болезнь скосила трёх её сестёр: Ирина прожила лишь 4 года, Ия – 28, Инна – 22. Когда Ане было только 10 лет, она тяжело заболела. Неделю пролежала она в беспамятстве, родные и близкие уже отчаялись, не надеялись увидеть её живой. Но к Ане вернулось сознание, и тут же её поразила глухота. Врачи растерялись: возможно, больная ещё и оспу перенесла? Именно тогда Аня Горенко (поистине сколько горя выпало ей на долю…) стала писать стихи, и её никогда не оставляло чувство, что начало её поэтического пути связано с этим таинственным недугом. Гораздо позже Анна Горенко, уже известная под псевдонимом Ахматова напишет ставшее знаменитым:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда…
Но, думаю, сора для поэта не бывает. «Прозы пристальной крупицы», как сказал когда-то её великий современник и друг Борис Пастернак, будут сверкать во всём её творчестве. А тут, в 10-летнем возрасте, эта таинственная болезнь, да ещё широко раскрытые на мир детские глаза… Потом, через годы, подтвердит:
Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой
И все – у ночной тишины.
В детстве и юности много, конечно, взяла у матери Инны Эразмовны Стоговой, женщины глубоко религиозной. Быстро идёт процесс превращения языческой девочки из поэмы «У самого моря», написанной в 1913 году, в христианку, которая всё чаще обращается к Богу с молитвой. Особенно поражает её молитва, в которой выражена готовность пострадать ради того, чтобы была спасена родина. Вспомним, что это время Первой мировой войны. Молитва Ахматовой наполнена чувством жертвенности.
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханье, бессонницу, жар,
Отыми и ребёнка, и друга,
И таинственный песенный дар –
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над тёмной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Это стихи 1915 года. Молитва, обращение к Господу, разговор с Ним, точно Он рядом, как отец, не прерывается. В этих стихах и жалобы, и просьбы, и желание понять Божий промысел.
В этой жизни я немного видела,
Только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
И сестры не предала.
Отчего же Бог меня наказывал
Каждый день и каждый час?
Или это ангел мне указывал
Свет, невидимый для нас?
Поиск истинного друга, истинной любви, верности, чистоты нередко в юности приводит к разочарованиям. Но надежда не утихает. «Может быть, Господь, Отец Небесный поможет?» – часто наивно и невинно спрашивает юная поэтесса. Иногда ей кажется, что уже и не встретит… Вот стихотворение 1914 года:
Я любимого нигде не встретила,
Столько стран прошла напрасно.
И вернувшись, я Отцу ответила:
«Да, Отец, – Твоя земля прекрасна.
Нежило мне тело море синее,
Звонко, звонко пели птицы томные,
А в родной стране от ласки инея
Поседели сразу косы тёмные.
Там в глухих скитах монахи молятся
Длинными молитвами, искусными…
Знаю я: когда земля расколется,
Поглядишь Ты вниз очами грустными.
Я Завет Твой, Господи, исполнила
И на зов Твой радостно ответила,
На Твоей земле я всё запомнила
И любимого нигде не встретила».
На её долгом пути встретился не один человек, к которому потянется искренне её душа. И будет ждать равнодушевного и равнодуховного ответа. Избранники будут значительными личностями: поэт Николай Гумилёв, учёный Владимир Шилейко, искусствовед Николай Пунин… Мечтала о любви, как о Песни Песней. Не случайно ещё в 1915 году написала:
Под крышей промёрзлой пустого жилья
Я мертвенных дней не считаю,
Читаю Посланье апостолов я,
Слова псалмопевца читаю.
Но звёзды синеют, но иней пушист,
И каждая встреча чудесней, –
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней.
Учеба в Царскосельской Мариинской женской гимназии, затем в Киевской Фундуклеевской гимназии, которую окончила в 1907 году, вслед за этим – юридический факультет Высших женских курсов в Киеве, где приходилось изучать историю права и особенно латынь, различные юридические дисциплины. Переехав в Петербург, училась на Высших историческо-литературных курсах Раева. Но главной школой, безусловно, была сама жизнь, как это ни банально звучит, это были встречи или, как она сама сказала, «невстречи».
Влюблённая, пишет: «Благослови же небеса, Ты первый раз одна с любимым». И снова предчувствие боли, разочарования… И снова надежды на Бога:
Много нас таких бездомных,
Сила наша в том,
Что для нас, слепых и тёмных,
Светел Божий дом.
И для нас, склонённых долу,
Алтари горят,
Наши к Божьему престолу
Голоса летят.
Так я, Господь, простёрта ниц:
Коснётся ли огонь небесный
Моих сомкнувшихся ресниц
И немоты моей чудесной?
Ахматова называет свою немоту чудесной, признавая тем самым, что глагол принадлежит не ему, а Богу, и потому принимает её, слепо полагаясь на веру. Ахматова знает, что прикосновение Господа приблизит её к Нему. Так она сближает поэзию с молитвой.
К этому присоединяется и надежда на избавление от любовных мучений, если посвятить себя поэзии. Настроение её сборника «Четки» – страдание женщины, униженной и оставленной, но ищущей и находящей свой собственный источник силы: поэзию – молитву. Но новые молитвы приходят с новыми испытаниями, с драмой жизни, истории, страны. Арестован единственный сын – Лев Гумилёв.
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
Суровость стиха «ничего, ведь я была готова» свидетельствует о том, что Ахматова изучила науку выживания, науку одиночества. Но силами, нужными для того, чтобы выжить в этой жизни, в стране с безбожным сталинским тоталитарным режимом, убивающим лучших, поэта питает новый источник – сознание того, что сбылось всё предсказанное ей. И, безусловно, вера. Пленённый Христос говорил: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он не представит Мне более, нежели двадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Мтф. 26:53-54). Но как и Иисусу, понимающему, что должно сбыться речённое в Писании, не уйти от ощущения Своей покинутости Богом-Отцом, так и крестный путь Матери не становится легче от того, что когда-то много лет назад она его предвидела. Ахматова как бы проводит параллель материнскую между собой и Марией.
В «Распятии», десятом стихотворении цикла «Реквием», среди стоящих у креста мы видим не только Мать, но ещё и Иоанна и Марию Магдалину. Два четверостишия стоят рядом:
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
В стихах завершающего «Реквием» эпилога Ахматова от образа одинокой в своём горе женщины, которая в слиянии с Марией, Матерью Христа, приобретает всечеловеческое звучание, вновь переходит к описанию тех многих Марий, которым она посвятила эти стихи.
Кроме этой поэмы Анна Ахматова создала столь же сильные трагические стихи о времени насилия и произвола, о времени, не знавшем Бога.
Все ушли, и никто не вернулся,
Только верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть всё небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою своей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками 37-го
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей.
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня.
Обкормили меня клеветою,
Опоили отравой меня.
И до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.
Поэт показывает, что происходит со страной, где власть отвергла Бога, где людьми правил сатана в человечьем обличье.
Порой Ахматова ощущала себя почти мёртвой. Своему другу Михаилу Лозинскому, поэту и переводчику «Божественной комедии» Данте, она подарила книгу, сделав на ней такую надпись: «Почти от залетейской тени в тот час, как рушатся миры…»
Все души милых на высоких звёздах,
Как хорошо, что некого терять
И можно плакать. Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни повторять.
Уже не противясь, как Магдалина, страданиям, составлявшим её судьбу, она оглянулась назад и в хаосе увидела некий смысл. И от обобщающего образа Марии у Креста Ахматова переходит к конкретным подробностям своей собственной судьбы, чтобы понять, принять и выстоять.
А эта конкретность не заставила себя ждать. Я имею в виду травлю великой поэтессы и известное Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», доклад Жданова, унизившего и оскорбившего поэта и женщину. А до этого ещё в годы войны – замалчивание Ахматовой, её пребывание в Ташкенте, тяжёлая болезнь – тиф, нужда. Но Анна Андреевна, исполненная достоинства, говорила: «Поэту ничего нельзя дать, и у поэта ничего нельзя отнять. Уж у меня так отнимали! Всем государством. И ничего не отняли». Своим палачам и недоброжелателям отвечала строками:
За меня не будете в ответе.
Можете, друзья, спокойно спать.
Сила – право, только ваши дети
За меня вас будут проклинать.
В Комарово, недалеко от домика-«будки» Анны Андреевны стояла роскошная дача литературного критика, который в конце 40-х годов сделал карьеру на травле Ахматовой. Она говорила: «На моих костях построенная». И всё же укрепляла в себе дух христианского прощения и любви.
Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего – в уста.
Вот два момента, две цитаты, столь характерные для выявления облика Ахматовой. Борис Анреп, мозаичник, вспоминал: «Я говорил ей о своём неверии и тщете религиозности. Ахматова меня строго отчитала, указывая на путь веры как на залог счастья: «Без веры нельзя». И ещё: из заметок Ахматовой о Николае Гумилёве: «Он сказал: «…ты научила меня верить в Бога и любить Россию».
Любовь и вера держали эту великую Женщину в жизни. «Deus conservat omnia» – «Бог сохраняет всё» – этот девиз графа Шереметьева сопровождал её повсюду: и когда жила в Фонтанном доме в Ленинграде, и когда лежала в больнице Боткина в Москве, и в санатории «Домодедово», ведь все эти здания некогда принадлежали Шереметьеву, и везде можно было прочитать этот девиз. И в здании Ленинградского Союза писателей, где был установлен для прощания гроб с телом поэта. Бог сохраняет всё. И великую поэзию – неповторимые слова Анны Андреевны Ахматовой.
О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал – истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье Бога.