зачем нужна дорога которая не ведет к храму
«Покаяние» Тенгиза Абуладзе
Финал фильма недвусмысленно намекает на то, что о покаянии диктаторов и их приспешников можно только мечтать.
Фильм «Покаяние» был снят за несколько лет до перестройки, но вышел в широкий прокат лишь в 1987 году. В Грузии картину даже пытались запретить еще до выхода на экраны — Эдуард Шеварднадзе лично потребовал изъять все имеющиеся копии, но фильм все же удалось спасти. Причин столь сильного неприятия со стороны властей было немало. В картине было затронуто несколько важных, болезненных для советского общества тем: обличение сталинизма и диктатуры как таковой и религиозное сознание как часть культурного наследия. Сам автор картины не стал комментировать вопросы по содержанию сюжета, оставив возможность зрителям дать самостоятельную оценку. Впрочем, оценить по достоинству картину смогли на Каннском кинофестивале, отметив ее специальным призом.
Если пристальнее присмотреться к художественному стилю Абуладзе, то в нем можно заметить отчетливое влияние латиноамериканского «магического реализма» — жанр, в котором работали Маркес, Борхес, Кортасар. В своих произведениях авторы умышленно размывают границу реального и метафизического — все, что неподвластно логике переходит в разряд магического, корнями уходя в древнеиндейские культы. В «Покаянии» тоже немало магического и обрядового — многослойную картину пронизывают множество аллюзий и притч, завязанных на грузинском национальном колорите.
Оттого картина получилась насквозь метафоричной — мрачные, почти библейские сюжеты оживают словно на полотнах Босха. «Погубитель народа» Валаам неожиданно трансформируется в мало чем отличающегося от него «отца народа» Варлама Аваридзе. Непрерывная цепочка историй дополняется яркими музыкальными метафорами, например, гимном евреев, идущих на казнь, из оперы Верди «Набукко» или «Свадебным маршем» Мендельсона, который сопровождается показательной сценкой, где следователь и слепая дама-правосудие рука об руку демонстративно уходят из зала суда. Так режиссер намекает на «справедливость» советского суда.
Подобных политических намеков в «Покаянии» предостаточно. Главным эпизодом, многими рассматриваемым как антисталинский (антидиктаторский), стал драматичный момент с бревнами, в котором маленькая Кетеван пытается найти на стволах деревьев, привезенных из мест ссылки (ГУЛАГа), имя своего отца. Возможно по этой причине картину придержали на полке три года, пока перестройка только набирала ход: картину, по мнению чиновников и КГБ, было опасно показывать неподготовленному зрителю. «Покаяние» вышло на экраны в тот момент, когда советское общество остро нуждалось в глотке чего-то нового и в этом смысле Абуладзе дал богатую пищу для размышлений и действий. «Покаяние — это, прежде всего, попытка наконец переосмыслить свое прошлое, взглянуть на него незамутненным пропагандой взглядом и дать возможность рассмотреть исковерканную историю без «розовых очков».
Кульминационный момент фильма подытоживает сюжетную линию, описывающую историю семьи Аваридзе, в которой сын Торнике (Мераб Нинидзе) — внук вождя народа Варлама, пускает себе пулю в голову, пытаясь тем самым искупить грехи своих кровожадных родственников. Последующее выбрасывание трупа отца Аваридзе-старшего нельзя отнести к покаянию — это жест отчаяния убитого горем родителя. Трагедия Торнике является истинным покаянием — он стал первым членом семьи, кто не смог стерпеть жестокую правду, ловко замаскированную несколькими поколениями семьи Аваридзе.
Постоянно перескакивающий сюжет с псевдо-реальности в воспоминания и сны главных героев объясняется необычной сюжетной структурой. Картина включает в себя несколько основных повествовательных линий, как бы нанизанных друг на друга по принципу матрешки. Сначала идет «псевдо-реалистичная», в которой главная героиня Кетеван Баратели (Зейнаб Боцвадзе) — вдова-кондитерша придается воспоминаниям о своем детстве и некогда счастливой семье в самом начале фильма под неспешно читаемый некролог, посвященный местному градоначальнику Варламу Аваридзе (Автандил Махаридзе). Заканчивается «Покаяние» в той же самой уютной кухне с Кетеван и ее тортами, украшенными некогда разрушенной церковью и вопросом от странницы: «Скажите, эта дорога приведёт к храму? — Это улица Варлама. Эта улица не ведёт к храму — ответит Кетеван. — Тогда зачем она нужна? К чему дорога, если она не приводит к храму?».
Другая сюжетная линия включает в себя историю взаимоотношений молодого, амбициозного градоначальника, только что вступившего в должность, с интеллигентной семьей художника Сандро Баратели. Это своеобразная аллюзия на непростые взаимоотношения власти с творцами. В этом союзе, увы, почти всегда, творцу уготована трагичная роль, если только не будут учтены пожелания властного заказчика. Сандро Баратели не захотел пойти на сделку с совестью и за это поплатился, как и вся его семья. Вещие сны Нино Баратели, жены художника, открывают зрителю метафизическую сторону картины. Печальная судьба древней церкви, чьи стены так оберегались семьей Баратели и впоследствии были уничтожены — олицетворяет разрушенные варварами простые человеческие ценности, носителями которых являлась семья художника.
И наконец, третья часть — процесс «покаяния» потомков диктатора. Его спонтанно инициировала Кетеван Баратели по случаю похорон Варлама, решив весьма оригинальным способом восстановить честь и достоинство некогда репрессированной им семьи. Она взяла на себя смелость совершить отчаянный поступок, трижды выкопав тело уже погребенного Варлама, в знак несогласия предавать того земле за его тяжкие грехи, на что навлекла на себя гнев родственников покойного. На судебном процессе она изобличает всю семью Аваридзе, погубившую многих невинных людей за долгие годы своего правления, и пытается открыть глаза на правду.
Принять и не оттолкнуть эту самую правду удается только представителю младшего поколения, Торнике. Он еще не успел вкусить потомственной власти с кровавым привкусом, как его родители, которые упорно продолжали оправдывать жестокость деда. Но в глубине души Авель признавал свою неправоту, боясь признаться в этом и себе, и сыну. Это противоречие пожирало его изнутри и нашло отражение в тревожных снах, в которых перед ним представал Варлам в разных демонических образах. Финал фильма недвусмысленно намекает на то, что о покаянии диктаторов и их приспешников можно только мечтать, а значит, ни о какой дороге к Храму не может идти и речи, раз ошибки прошлого продолжают бродить в умах людей.
1. «— Скажите, эта дорога приведёт к храму? — Это улица Варлама. Не эта улица ведёт к храму. — Тогда зачем она нужна? К чему дорога, если она не приводит к храму?»
2. «Неужели вам не надоело без конца лгать?! Вам бы только благополучие сохранить, ради этого вы глотку перегрызете каждому, не виновного преступником объявите, нормального сумасшедшим! Неужели ничего святого в вас нет?! Совесть вас не мучает?!»
3. «А что ты можешь иметь против Истины?»
Зачем нужна дорога которая не ведет к храму
— Скажите, эта дорога приведёт к храму?
— Это улица Варлама. Не эта улица ведёт к храму.
— Тогда зачем она нужна? К чему дорога, если она не приводит к храму?
Сейчас как-то опять становятся все актуальнее идеи того нашумевшего фильма. Идеи драмы-притчи, снятой «на полку» еще в 1984 году, до прихода к власти Горбачева. Показанный уже во времена перестройки, этот фильм тогда вызвал шок – именно потому, что призвал людей задуматься: не служили ли они, ослепленные пропагандой, деспотическому Злу? Не забыли ли в политической суете о настоящих ценностях, о правде и справедливости, о Храме?
В фильме много аллегорий, которые тогдашние советские зрители просто не до конца поняли. И сцена выкапывания трупа умершего диктатора не всем понравилась (пусть это и аллегория, но не бесспорно правильная).
Похороны известного общественного деятеля Варлама Аравидзе прошли торжественно и благопристойно. А на следующее утро тело усопшего было
обнаружено в саду у дома его сына Авеля. Ночью Варлама тайно похоронили, но утром все
повторилось снова. Теперь идет суд над осквернительницей праха. Не признавая себя виновной, Кетеван историей своей жизни и жизни города пытается объяснить и оправдать этот поступок.
Некоторые из комментариев:
Автор: Маматков Петр
Собирательный образ диктатора, воплотившего в себе черты Сталина, Гитлера, Муссолини и Берии, просто бесподобен. Великий фильм, пролежавший на полке 3 года.
Страшно покаяние. Диктатура убийственна, но еще убийственнее ее источник. То, что порождает диктатора. Не Варлам Аравидзе — объяснение происходящего, а его сын, Авель, серая овечка, нечто размазанное, бесформенное, улыбающееся, страдающее, жалобное, невменяемое, трогательное и зловещее. Серединный человек. «Как все». Велят предаст диктатора анафеме. Велят — и встанет подпирать его ватным плечом. Кто велит? Да сами же люди и велят. Сами себе. Их слабость, их конформизм, их блудливое нежелание думать, отвечать, рисковать — вот что концентрируется в «диктаторе», они его лепят себе из собственной трусости, вывернутой в жестокость. А по миновании ужасов говорят: это не мы, это он! Не уйти от покаяния!
Зачем нужна дорога, если она не приводит к храму?
Екатерина Орлова, Петр Селинов
Люди среднего и старшего поколения, возможно, вспомнят вышедший в 1984 году знаковый фильм грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе «Покаяние» и знаменитую фразу, прозвучавшую в конце этой картины: «Зачем нужна дорога, если она не приводит к храму?»
Это духовное размышление имеет смысл освежить в памяти и в наши дни. Дело в том, что в Обручевском районе столицы муниципальные власти представили общественности проект, согласно которому по территории храма должна проходить шестиполосная дорога. Православные жители буквально стеной встали на защиту любимого храма в честь преподобного Иосифа Волоцкого, единственного, к слову, приходского храма во имя этого святого в Москве.
Надо сказать, что это первый случай в новейшей истории России, когда представители власти выходят с предложением снести действующий православный храм, которому уже десять лет! Поражает и то, что история эта происходит не на Украине, где неканоническая церковь объединилась с государством, чтобы захватить православные храмы, а в самом центре России, в Москве, практически в десяти километрах от Кремля.
Знаменитый теперь уже храм преподобного Иосифа Волоцкого на улице Академика Челомея является практически единственным храмом в районе, где проживают почти 100 тысяч человек (если не считать небольшой Троицкой церкви в Воронцовском парке, которая расположена все-таки ближе к жилому массиву Черемушкинского района)!
Как нам удалось узнать, некая таинственная организация-застройщик (имя ее пока не раскрывается) должна построить четыре 37-этажные жилые башни согласно представленному ей проекту реконструкции Обручевского района. Собственно говоря, в рамках этого проекта и возникла абсурдная ситуация с шестиполосной магистралью, проходящей прямо через действующий храм и часть храмовой территории, что можно увидеть на буклетах, представленных общественности, хотя по соседству в нескольких метрах остаются незатронутые участки промзоны!
12 декабря прошли предусмотренные законом публичные слушания, к организаторам которых у прихожан храма и многих других жителей района возникло немало вопросов. Во-первых, почему-то был выбран очень маленький зал, куда просто не попали все желающие. Затем в «лучших традициях» на слушания завезли специально обученных «общественников» из других районов Москвы для того, видимо, чтобы на основании их высказываний быстренько получить формальное одобрение проекта якобы всех жителей Обручевского района с дорогой через храм.
Но православные постарались упредить задумки чиновников и коммерсантов и пришли задолго до начала слушаний. Конечно, многим в зал попасть не удалось, и люди были вынуждены остаться за дверями. Но и те, у кого получилось попасть в зал, активно выступили против строительства дороги и уничтожения своего храма. Ощутимую поддержку жители района получили и в лице членов православного движения «Сорок сороков», которые активно защищают церкви в Москве. Одним словом, общественные дебаты по проекту дороги прошли в горячей и весьма недружественной обстановке.
А что еще остается православным? Защита святынь требует подчас активных действий, и можно вспомнить, как Христос силой выгнал торговцев из Иерусалимского храма: «И вошел Иисус в храм Божий, и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: «Написано, дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников»» (Мф. 21, 12–13). И пусть в нашем случае мы имеем дело не с «вертепом разбойников», но, по сути дела, с торговцами (читай – бизнесменами от строительства), которые стремятся разрушить дом Божий.
Чтобы лучше разобраться в ситуации, складывающейся вокруг храма преподобного Иосифа Волоцкого, корреспонденты «Прихожанина» отправились к его настоятелю протоиерею Роману Маркову.
– Отец Роман, как Вы оцениваете прошедшие общественные слушания?
– Они прошли весьма оживленно, бурно. На слушаниях я видел много возмущенных граждан. Их возмущение понятно и оправданно: они так и не получили от представителей власти никаких ответов на свои вопросы. Скажем, выступает наш прихожанин и спрашивает чиновников: «Сложилась вопиющая ситуация – дорогу планируется проводить по территории существующего храма. Как вы собираетесь решать эту проблему?» А в ответ слышит: «Мы будем изучать этот вопрос, будем как-то работать с храмом». Вот и всё! Никакой конкретики, одни отговорки. К тому же сильное недовольство вызвал сам подход организаторов слушаний, когда они стали отсекать людей и не пускать их в зал.
– Это, наверное, было связано с тем, что зал очень маленький?
– Зал был, конечно, небольшой, но проходы между рядами и пространство за сидячими местами оставались пустыми. Люди, которые не смогли попасть на общественные слушания, сначала сильно возмущались, а потом стали громко петь молитвы. Ко мне подошел организатор и сказал: «Отец Роман, успокойте своих». Я ответил: «Вы же не пустили всех желающих, вот они и возмущаются, как могут. Давайте договоримся так: я пошлю своего помощника, и он приведет хотя бы некоторую часть людей из тех, которые хотели попасть на слушания». Нам разрешили это сделать, и еще около 10 человек смогли попасть внутрь. К сожалению, на этих слушаниях чиновники делали вещи, которые, на мой взгляд, не согласуются с понятиями о чести и правде.
– А почему организаторы не выбрали большой зал? Недалеко от храма есть ДК «Меридиан».
– Я об этом их тоже спрашивал. И получил ответ, что ДК «Меридиан» находится в удалении от проектируемой зоны, от того места, которое будет обсуждаться. Но, на мой взгляд, это просто уловка, чтобы не дать возможности всем желающим высказаться по поводу конфликтной ситуации.
– Какого результата ждут представители Администрации и жители Обручевского района от слушаний?
– Формально эти общественные слушания должны собрать все требования и претензии жителей района по предлагаемому проекту застройки. Потом состоится Окружная комиссия, которая и будет принимать окончательное решение. Каким оно будет в итоге, предположить сложно. Главное, у нас нет уверенности, что прихожан нашего храма, да и вообще жителей этого района, власти поддержат.
Когда было инициировано стихийное голосование, то сразу стало очевидным, и надеюсь, это будет зафиксировано в протоколах, что большинство людей выступают против этого проекта.
– А когда Вы сами, отец Роман, узнали об этом проекте?
– За неделю до слушаний. В течение этой недели со мной встречались разные люди, в частности проектировщики, которые активно убеждали меня в том, как важно, чтобы дорога прошла по территории храма. Представляете, какой абсурд!
Есть и еще одна странность в этом деле. Как оказалось, проект разрабатывался на протяжении последних двух лет. Два года проектировщики, некая проектно-архитектурная мастерская, вовсю работали над ним, делали какие-то расчеты, проводили согласования, чертили схемы, и никто так и не собрался посоветоваться с нами. Мы, конечно, не хотим находиться в конфронтации с представителями власти, но считаем такое отношение к Церкви недопустимым.
У нас большой приход, мы ведем активную миссионерскую работу, занимаемся социальным служением, курируем, в частности, федеральный онкологический центр на Профсоюзной улице, 86, где общиной создан домовый храм Иверской иконы Божией Матери. В спортивном центре «Золотой Витязь» тренеры и педагоги занимаются духовно-патриотическим и спортивным воспитанием молодежи. Помимо всего прочего, я возглавляю Епархиальную комиссию Москвы по реабилитации людей, отпавших от православия. Мы работаем с теми, кто хочет выбраться из сектантских сообществ и вернуться в лоно Матери-Церкви. Люди приезжают в наш храм с разных концов столицы и не только из Москвы, но и из других городов. И если по территории храмового комплекса пройдет дорога, то ни воскресной школы для детей, ни Спортивного центра для православного юношества, ни Миссионерского центра, ни библейской школы для взрослых – ничего этого уже не будет.
Вообще во всей этой истории многое неясно. Скажем, существует генеральный план реконструкции Москвы, составленный еще в 2010 году. Я его видел. Там есть дорога, но она проходит далеко в стороне от территории нашего храма. Получается, что этот новый проект идет вразрез с генеральным планом, одобренным Московским правительством. Кроме того, за границами храмового комплекса находится громадная промзона. Ненужная, заброшенная. Казалось бы, бери и застраивай, прокладывай дорогу. Но та земля считается федеральной, а наша – частной. Можно предположить, что эти горе-проектировщики посмотрели на карте, где проще землю перекроить. Для них наш храм всего лишь маленький объект на схеме, который, наверное, им показался лишним. Ведь они в этом районе не живут. Может, они вообще люди неверующие и считают, что православный храм здесь не нужен.
– Отец Роман, давайте уточним несколько конкретных моментов. Заказчик проекта неизвестен?
– Официально заказчиком проекта является автокомбинат № 12. Других деталей мы не знаем.
– Какова позиция префектуры?
– В целом они озадачены ситуацией, но четких письменных гарантий и подтверждений до начала официальной процедуры слушаний мы не получили. Надеемся, что замечания общины, а также заверения чиновников будут отражены в заключении Окружной комиссии, в которую входит префектура.
– Правильно ли мы понимаем, что инвестор-застройщик хочет изменить генплан, принятый Московским правительством в 2010 году?
– Да, это так. Как я уже говорил, по генеральному плану, принятому Московским правительством в 2010 году, дорога по территории нашего храмового комплекса не проходит.
– А каков сейчас статус земли, на которой располагается храм преподобного Иосифа Волоцкого?
– Она оформлена в безвозмездное срочное пользование. Таков в большинстве случаев статус у всех строящихся в Москве храмов. Безвозмездное срочное пользование предполагает использование земли в установленный договором срок, а далее, если земля используется по назначению, она закрепляется за той структурой, в данном случае нашей приходской общиной, и договор пролонгируется до бесконечности, фактически переводя землю в собственность Церкви.
– Вам эту землю выделила префектура?
– Нет, эту землю нам предоставил Департамент земельных ресурсов города Москвы.
– Отец Роман, в нескольких словах расскажите о том, как появилась приходская община при храме преподобного Иосифа Волоцкого? Как был построен этот невероятно красивый деревянный храм?
– Наша община возникла в 2005 году, когда я получил благословение Святейшего Патриарха Алексия II быть ее настоятелем. Три года мы боролись за то, чтобы обрести землю под храм. К слову сказать, сначала мы хотели построить храм по адресу ул. Новаторов, 36, к. 6 – там было здание, которое по очертаниям напоминало храм. Местные жители считали, что храм когда-то там, действительно, был. Но найти в архивах документы, подтверждающие факт нахождения по этому адресу церкви, нам так и не удалось. Какое-то время в этом здании была музыкальная школа, потом – тепловой пункт. Тем не менее мы просили Правительство Москвы передать нам это здание. К сожалению, нам было отказано и предложен альтернативный участок – то место, где сейчас находится храм преподобного Иосифа Волоцкого по адресу ул. Академика Челомея, вл. 3Б. Я получил благословение своего священноначалия, и мы перешли на новую землю.
Изначально было задумано, что на выделенных нам полутора гектарах будет построен большой храмовый комплекс Преображения Господня в Старом Беляеве. А пока было решено выстроить временный деревянный храм в честь преподобного Иосифа Волоцкого. Его построили за 5 месяцев, и 14 сентября по благословению Святейшего Патриарха Алексия II благочинный Андреевского округа Москвы протоиерей Анатолий Кожа освятил храм малым чином.
Хотя на сегодняшний день деревянный храм в честь преподобного Иосифа Волоцкого рассчитан на 300 прихожан, но уже сейчас он с большим трудом вмещает всех желающих. Вы не представляете, что здесь творится по большим праздникам и на Пасху! 450 человек очень плотно набиваются в здание церкви, и множество людей ожидают на улице, чтобы попасть внутрь, исповедаться и причаститься. К слову сказать, когда в наш храм из Андреевского монастыря перешел протоиерей Александр Троицкий, к нам стали приезжать его прихожане из других районов Москвы. Поэтому сегодня главная задача общины – построить большой каменный храм в честь Преображения Господня, который будет вмещать более 2000 человек. Строительство уже начато.
Когда нам выделяли эту землю, здесь повсюду были бетонные заборы, свалки, горы мусора. Мы всё убрали, вывезли мусор. Причем делали это исключительно на пожертвования прихожан. Никакой финансовой помощи со стороны города или префектуры мы не получали.
В самом начале мы пригласили архитектора, который спланировал наш храмовый комплекс, исходя из размеров выделенного участка земли. Со временем к деревянному храму была пристроена колокольня, появился небольшой деревянный дом, в котором сейчас, как говорится, в тесноте, да не в обиде проходят занятия детской воскресной школы и библейской школы для взрослых, создан уникальный спортивный комплекс. Как я уже упоминал, активно функционирует крупнейший в Москве Миссионерский центр. Запланировано строительство дома причта, где будет вестись духовная работа с прихожанами во внебогослужебное время.
Обручевский район в настоящее время активно застраивается, жителей становится всё больше. Если у нашего прихода отнимут землю, где им всем окормляться, где им молиться?
– Какие действия Вы планируете предпринять в ближайшее время?
– Как я уже сказал выше, мы ждем решения Окружной комиссии и надеемся на то, что решение будет законным и объективным. Будем внимательно следить за всей ситуацией, общаться с чиновниками префектуры и депутатом Московской городской Думы, курирующим Обручевский район, Ольгой Викторовной Шараповой, которая, кстати, всячески поддерживает нашу деятельность… Но если, не дай Бог, будут какие-то поползновения в нашу сторону, всем приходом встанем на защиту храма.
На этой ноте мы были вынуждены закончить нашу беседу с протоиереем Романом Марковым, потому что пришло время его занятий с детьми в воскресной школе. Мы покидали храм преподобного Иосифа Волоцкого с чувством большой тревоги. Как сложится его судьба? Сумеют ли прихожане и жители Обручевского района отстоять свой любимый храм? Или по территории храмового комплекса в самом деле пройдет шестиполосная дорога? Вновь вспомнились нам слова из фильма, который мы упоминали в начале статьи. Так и хочется спросить потомков тех самых торговцев, которых изгнал из церкви Господь: «А зачем и кому будет нужна дорога, если она не приводит к храму?»
Дорога к храму
Зачем нужна эта дорога, если она не ведёт к Храму?
(Из к/ф «Покаяние». Реж. Тенгиз Абуладзе)
П е р в ы й
В т о р о й
Ж е н щ и н а
Чёрт его знает, что за местность такая: вроде ведь, и не поле, и не степь, и не пустыня, но что-то такое невообразимое, неказистое, такое, что и слова не сразу подберёшь, чтоб описать это. А коль слов не хватает, так не станем даже и пытаться. Одно несомненно, что посреди всего этого – дорога. Не так, чтобы широкая; тут даже не две машины, но два велосипедиста разъедутся с трудом. И вот по дороге идёт человек. Поначалу далеко, чёрною точкой кажется он. Потом всё ближе, и вот он уж прошёл мимо нас, прошёл своею гадкой походкой. На минуту замедлил свой шаг, потом даже как будто двинулся на цыпочках. И вот вдруг вернулся назад. Тоже на цыпочках. Остановился у обочины – и разглядывает что-то такое у себя под ногами. Или, может, в канаве.
П е р в ы й. Эй. (Пауза.) Эй. (Ещё пауза.)
Из канавы медленно вылезает какой-то безобразный, неликвидный человечишка. Не обращая внимания на П е р в о г о, отходит в сторону, расстёгивает штаны, начинает мочиться.
В т о р о й. На самом интересном месте.
П е р в ы й. Что? (Пауза.) Я просто проходил мимо. Увидел. Подумал: может, нужно. Или даже. Ведь я же не могу пройти мимо. И это вполне простительные человеческие порывы. А потом решил, да какое мне дело?! И тогда я сказал «эй!»
В т о р о й. А я проснулся.
П е р в ы й. Я не хотел потревожить ничьего покоя. Просто я шёл, шёл. И вот думал. И не мог понять. И меня мучил вопрос. В сущности, самый обыкновенный. Я спрашивал себя, куда ведёт эта дорога?
В т о р о й (застегивая штаны). А здесь есть дорога?
П е р в ы й. А разве нет?
В т о р о й. Я лично вижу только канаву.
П е р в ы й. Это потому, что вы в ней спали.
В т о р о й. Я устал. Меня клонило в сон. Я уснул.
П е р в ы й. Вот я и говорю.
В т о р о й. Вообще-то я не люблю, когда меня обсуждают. Так что там насчёт дороги?
П е р в ы й. Да-да, дорога. Вот же она.
В т о р о й. Где?
П е р в ы й. Вот! Вот! Твёрдо! Видите, твёрдо! (Подпрыгивает несколько раз на месте, демонстрируя твёрдость поверхности. Второй поначалу подпрыгивает рядом с Первым, потом отходит в сторону, подпрыгивает там, потом возвращается и подпрыгивает снова.)
В т о р о й (равнодушно). Не вижу особенной разницы.
П е р в ы й. Это потому, что давно не было дождей. Почва такая сухая. Как каменная. Но вот зато здесь всё такое ровное, а там в колдобинах.
В т о р о й. Разве это ровное?
П е р в ы й. Но там-то точно в колдобинах. С этим не станете спорить?
В т о р о й. А здесь?
П е р в ы й. Ну, да, да, признаю: дорога не весьма хороша. Не зря ведь говорят, что у нас две проблемы: дураки и дороги. Дорогу мы теперь с вами имеем удовольствие лицезреть.
В т о р о й. Разве проблемы только две?
П е р в ы й. Что?
В т о р о й. И больше нет никаких проблем?
П е р в ы й. Так мы уйдём далеко в сторону.
В т о р о й. В какую сторону?
П е р в ы й. И, когда я увидел лежащего в канаве человека. спящего человека. то есть вас, я подумал. пускай не сразу, но подумал: вот прекрасный случай, чтобы узнать, куда ведёт эта дорога.
В т о р о й. Куда или откуда?
П е р в ы й. Куда, куда, разумеется, куда. Откуда – я знаю: оттуда, откуда я пришёл.
В т о р о й. Откуда ты пришёл?
П е р в ы й. Ну, это не важно. Важно только то, что я оказался здесь не случайно.
В т о р о й. Вот как.
П е р в ы й. Да-да, именно не случайно. Потому что я много слышал об этой дороге. Потому что я слышал, что сюда приходят тысячи человек, разных национальностей, добрые и злые, умные и кретины, и вот они все идут, идут, идут по этой дороге.
В т о р о й. Что-то я не вижу здесь тысяч.
П е р в ы й. Признаться, меня и самого это немного смущает. Именно потому я и хотел удостовериться, точно ли это та самая дорога.
В т о р о й. Если это можно назвать дорогой, то другой здесь всё равно нет.
П е р в ы й. Да? Вы это знаете определённо? Вы хорошо знаете здешние места? Вы – местный житель? О, как я вам завидую. Жить рядом с дорогой, ведущей. (Второй снова отправляется на свое место в канаве.) Эй, что вы делаете?
В т о р о й. Я посплю ещё.
П е р в ы й. Что вы?! Как можно?! Ведь мы с вами стоим на той самой дороге.
В т о р о й. Если ты не будешь так трещать, можешь занять место где-нибудь рядом.
П е р в ы й. Но это невозможно! Ведь каждый час промедления. каждая минута промедления. (Послушно укладывается неподалеку от Второго.) Ну, хорошо. Только совсем недолго. И ещё, знаете, я хотел сказать вам.
В т о р о й. Поспи немного. А потом пойдём куда хочешь. Хоть вперёд, хоть назад.
П е р в ы й. Я раньше совершенно не знал себя. Жил неправильно, жил ужасно, жил безобразно. Я мучился своею жизнью. Пока, наконец, мне не сказали, что есть такая вот дорога. Эта вот самая дорога. (Второй шумно зевает, почёсывается.)
В т о р о й. Тебя звать-то как?
П е р в ы й. Петя. То есть Пётр. А. тебя?
В т о р о й. Не помню что-то.
П е р в ы й. То есть как это?
В т о р о й. Забыл.
П е р в ы й. Значит не помнишь своего имени? А как звали мать, отца? Тоже не помнишь?
В т о р о й. Отца помню.
П е р в ы й. И как же?
В т о р о й. Иосиф. Спи давай. (Переворачивается на другой бок.)
П е р в ы й. Раньше многие насмехались над моею восторженностью. Я сам часто корил себя за неё. Но когда я узнал, что есть такая вот дорога, эта удивительная дорога, я, честно скажу, не мог удержать слёз радости.
В т о р о й. Если надумаешь храпеть, старайся не открывать рта. Заползёт кто-нибудь. Здесь до черта всякой пакости ползает. вроде. тебя. да меня.
П е р в ы й. Чем же я буду дышать, если нельзя открывать рта?
В т о р о й. Дыши. жабрами. (Бормочет ещё что-то невнятное. Засыпает.)
П е р в ы й. Нет, в это невозможно поверить. Дорога. дорога. над которой должны летать ангелы, тихие добрые ангелы. и петь свои песни под печальный аккомпанемент флейт. или a capella. Дорога, которая ведёт к Храму. и вдруг какие-то насекомые. Или черви. Или я уж сам не знаю что. Где же смысл? Где порядок? Где справедливость? Нет их! Не может здесь быть никаких насекомых. (Вдруг ожесточённо чешется или даже давит на себе кого-то.) Чёрт! Что же это?! Нет, невозможно. Это мне кажется. Я просто слишком мнителен. А может, это ангел притворился каким-то жуком, каким-нибудь скорпионом. Чтобы только развлечь меня. Чтобы только рассмешить или ободрить меня. Ведь ангелы, на самом деле, такие насмешники. Они любят подшутить над случайным прохожим. Ангелы, подшучивайте, подшучивайте надо мной. Прошу вас! Я буду только рад этому. Ангелы. (Засыпает.)
Появляется Ж е н щ и н а. Ступая беззвучно, она приближается к спящим. Склоняется над ними, разглядывает их лица, подсвечивая себе карманным фонариком. Разочарованно отходит. Стоит, раздумывая. Возвращается к спящим, снова рассматривает их. Уходит совсем.
Ж е н щ и н а (уходя). Нет. Это не те.
Внезапно со вскриком просыпается В т о р о й.
В т о р о й. А! Что это? Что?
Просыпается и П е р в ы й. Испуганно озирается по сторонам. Жмётся ко В т о р о м у.
П е р в ы й. Что случилось?
В т о р о й. Чего тебе?
П е р в ы й. Ты что-то кричал.
В т о р о й. Я? Я кричал? Это не я, это ты кричал во сне!
П е р в ы й. Я?
В т о р о й. Ты! Ты! И не вздумай отпираться.
П е р в ы й. Я. я не помню. мне приснилось. Мне приснилась женщина. Она приходила.
В т о р о й. Ты такой озабоченный? Тебе снятся женщины?
П е р в ы й. А тебе разве нет?
В т о р о й. Сто лет уже не снились.
П е р в ы й. А может, это не мы?
В т о р о й. Что не мы?
П е р в ы й. Не мы кричали.
В т о р о й. А кто же?
П е р в ы й. Может, это кричала дорога?
В т о р о й. Совсем с ума сошёл. Дороги не кричат.
П е р в ы й. Но это же особенная дорога. Может она кричала нам: «Эй, вы! Что вы делаете?! Вам нельзя спать! Сейчас же вставайте! Вам нужно идти! Идти только вперёд! Идти по мне! По дороге, ведущей к Храму!»
В т о р о й. Куда ведущей?
П е р в ы й. К Храму.
В т о р о й. К какому?
П е р в ы й. Ну, так. вообще к Храму.
В т о р о й. «Храмов вообще» не бывает. Каждый храм какой-нибудь.
П е р в ы й. Да, я понимаю. Когда мы придём, мы узнаем точно. А пока пусть это будет вообще Храм.
В т о р о й. Куда придём?
П е р в ы й. Как куда? К Храму.
В т о р о й. Разве мы идём к Храму?
П е р в ы й. Разумеется. Ведь эта дорога ведёт туда.
В т о р о й (после раздумья). Не-ет. эта прогулочка, пожалуй, меня не прельщает. Мне там делать нечего. Я, пожалуй, обратно.
П е р в ы й. Что? Ты не хочешь идти к Храму? Но Храм ведь – это самое высокое, самое чистое, самое светлое, самое великолепное, что есть в нашей жизни. И ты не хочешь туда идти?!
В т о р о й. Не хочу.
П е р в ы й. Но это невозможно. Все хотят идти к Храму.
В т о р о й. Только не я.
П е р в ы й. Но Храм – это также таинственное и непонятное, что есть в нашей жизни. Разве тебя не привлекает таинственное и непонятное?
В т о р о й. Ничуть.
П е р в ы й. Храм – это пространство над головой, которое выше неба. Храм – это наши робкие голоса, отражающиеся от древних камней. Это нечто непостижимое и удивительное, что скрывается в пестроте витражей, в штукатурке стен, в сводах, подпираемых колоннами.
В т о р о й. Ладно, я пошёл.
П е р в ы й. Но ты не можешь уйти так просто.
В т о р о й. Очень даже могу.
П е р в ы й. Прошу тебя. Пойдём со мной вместе! Я уже успел тебе поверить, я успел к тебе привязаться! Ты не разочаруешься! Я не буду тебе обузой! Вот увидишь! Обещаю тебе. (Второй раздумывает. Пауза.) Ладно, иди куда хочешь!
В т о р о й. Так и быть. Пройдусь с тобой немного. Совсем чуть-чуть. А потом обратно.
П е р в ы й. Спасибо! Спасибо тебе!
В т о р о й. Но имей в виду: на этот твой Храм мне наплевать.
П е р в ы й. О, ты ещё поймёшь, ты ещё оценишь это.
В т о р о й. Что?
П е р в ы й. Храм.
В т о р о й. Ладно. Мы идём?
П е р в ы й. Да. Сейчас рассчитаемся на первый-второй и пойдём.
В т о р о й. Это еще зачем?
П е р в ы й. Ну. чтобы знать, кто первый, кто второй. Кому идти спереди, кому сзади.
В т о р о й. Делай, что хочешь.
П е р в ы й. Первый. Я говорю: первый. Ты говоришь: второй.
В т о р о й. Второй.
П е р в ы й. Первый.
В т о р о й. Второй.
Увлекаются и громко выкрикивают свои: «Первый! Второй!» несколько раз.
П е р в ы й. Ну, вот мы рассчитались. Теперь знаем, кто первый, а кто второй, и можем идти. И теперь, если ты устанешь, я поведу тебя. Если я устану, ты поможешь мне.
В т о р о й. Нет, всё-таки ты чокнутый.
П е р в ы й. Идём же. Только вперёд!
В т о р о й. Когда я захочу вернуться, я вернусь.
П е р в ы й. Вперёд! К Храму.
В т о р о й. Говоришь: «Вперёд!», а сам топчешься на месте.
П е р в ы й. Нет-нет, мы идём.
В т о р о й. Иди же!
П е р в ы й. Иду.
В т о р о й. Ну.
П е р в ы й. Может, нам нужно изучить хорошенько эту дорогу, по которой мы собираемся идти? Ведь это особенная дорога.
В т о р о й. Как это изучить?
П е р в ы й. Рассмотреть. Каждый камешек, каждую ямку. Постараться понять, о чём думал тот, кто укладывал эту дорогу. И тот, кто по ней шёл.
В т о р о й. Зачем это?
П е р в ы й. Ну, как же?! Ведь эта дорога больше нас. Нас, по ней идущих. Она значительнее нас.
В т о р о й. Так. Я, пожалуй, пойду впереди.
П е р в ы й. Да-да, я понимаю! Именно моя нерешительность мешает нам идти к Храму.
В т о р о й. Ты сам туда хотел.
П е р в ы й. Прочь сомнения! Прочь неуверенности! Мы идём к Храму. Ты и я.
Вдалеке слышится крик Ж е н щ и н ы: «Эй! Послушайте!». Потом крик повторяется, уже громче. Ж е н щ и н а старается нагнать наших героев, но ей даётся это нелегко.
В т о р о й. Это что ещё такое?!
П е р в ы й. Может. Может, это искушение?
В т о р о й. Да нет же, просто баба какая-то.
П е р в ы й. Нет, это искушение. Нас испытывают.
Ж е н щ и н а. Мужчины, постойте! Не так быстро!
В т о р о й. Она принимает нас за мужчин.
П е р в ы й. Это очень коварное искушение.
В т о р о й. А я говорю – обыкновенная баба.
П е р в ы й. Как ты думаешь, можно ей к нам приближаться? (Женщине, угрожающе.) Стой там! Не подходи ближе!
Ж е н щ и н а. Я только хотела спросить у вас.
В т о р о й. Почему же нет?
П е р в ы й. Но мы идём к Храму. Вдруг у неё намерения нечисты, и она загрязнит нас.
В т о р о й. Лично я и в себе не совсем уверен.
П е р в ы й. Но как же?! Мы же с тобой сблизились! Поверили друг другу. Мы возвысились нашею верой.
В т о р о й. А вдруг она действительно хочет только спросить что-то?!
П е р в ы й. Хорошо! Давай тогда возьмём эти камни. И, если она подойдёт еще ближе, если она задумала что-то, мы бросим их в неё.
В т о р о й. Да. Ты первый бросишь, потом я.
П е р в ы й. Да. Я первый брошу, потом ты. (Подбирают камни и стоят в напряжённых, угрожающих позах.)
Ж е н щ и н а. Мужчины. простите. я только. хотела. спросить вас.
В т о р о й. Видишь, она хотела только спросить.
П е р в ы й (сквозь зубы). Мягко стелет.
Ж е н щ и н а. Я бежала. бежала за вами. и никак не могла догнать.
В т о р о й. Да ведь мы стояли на месте.
П е р в ы й (вполголоса). Ещё один шаг, и я бросаю камень.
В т о р о й. Надо же такое выдумать! Не могла догнать.
П е р в ы й. Пусть ещё только шевельнётся – и камень уже летит ей в башку.
Ж е н щ и н а. Мужчины. только один вопрос. (Первому.) А ты интересный. милый. такой мужественный. решительный. (Второму.) Ты тоже ничего. даже красивый.
В т о р о й (смущенно). Да ладно тебе.
П е р в ы й. Ещё одно слово, и я брошу! Я брошу.
Ж е н щ и н а. Нет-нет, только один вопрос. Правда ли, что эта дорога.
В т о р о й. Что такое?
П е р в ы й. Ну?!
Ж е н щ и н а. Что эта дорога. ведёт. к Храму?
П е р в ы й. Не-е-ет! Невозможно-о. Не-е-ет! Ей об этом нельзя.
В т о р о й (поражён; после паузы, с достоинством). Да, это так. Перед нами дорога, ведущая к Храму.
Внезапно напряжение спадает. Мужчины стоят обессиленные. Вдруг рука В т о р о г о разжимается, камень падает на дорогу. П е р в ы й тоже бросает камень рядом с собою. Оба смущены, оба не находят себе места.
Ж е н щ и н а. Боже мой! Боже мой. Я так рада! Я так этому рада! Если бы вы только знали. Милые мои. Родные мои. Красивые мои. (Плачет.)
Переменилось ли что-то? Быть может, что и нет. Быть может, не изменилось вообще ничего. Тот же дрянной пейзаж, в котором ничего толком не разглядишь, в котором ничему не подобрать точных обозначений. И только идут-бредут по дороге своими понурыми, безнадёжными походками трое – Ж е н щ и н а, да двое мужчин – П е р в ы й и В т о р о й.
П е р в ы й. Я так ожесточился в этом пути. Иногда я сам себя не узнаю.
В т о р о й. Всё-таки втроём лучше идти, чем вдвоём. Устанешь от одного, можно прибиться к другому. И наоборот.
Ж е н щ и н а. Мальчики, не грустите. Если мы дойдём до речки или до озера, можно будет помыться, и я постираю вашу одежду.
В т о р о й. Прямо-таки бездна заботливости.
П е р в ы й. Что-то сколько мы ни идём, нам по дороге даже лужи не попалось.
Ж е н щ и н а. Все эти испытания только для того, чтобы укрепить нас.
П е р в ы й. Ты буквально повторяешь мои слова, которые я мог бы сказать неделю или месяц назад.
Ж е н щ и н а. Должно быть, так на нас действует эта дорога. Она укрепляет согласие.
В т о р о й (мрачно). Да уж – согласие. Это ещё странно, что идём так долго, а на нас до сих пор ещё не напали разбойники.
П е р в ы й. Какие ещё разбойники?!
Ж е н щ и н а. Да-да, здесь немало разбойников. Я тоже слышала о них.
П е р в ы й. Вы оба нарочно сговорились, чтобы пугать меня. Я видел недавно, что вы о чём-то сговаривались.
Ж е н щ и н а. Здесь разбойники на каждом шагу.
В т о р о й. С ножами и топорами.
П е р в ы й. Да вы шутите. Любые разбойники на этой дороге переменятся. Они станут добрее, они станут возвышеннее и чище.
В т о р о й. Кто станет возвышенней и чище?
П е р в ы й. Разбойники.
Ж е н щ и н а. Смотрите! За нами идут.
П е р в ы й. Где?!
В т о р о й. Точно. Там. Сзади.
П е р в ы й. Это такие же, как мы. Они идут к Храму. Надо помахать им. Надо подать им знак.
В т о р о й. Какой ещё знак?!
Ж е н щ и н а. Они гонятся за нами.
В т о р о й. Надо бежать.
П е р в ы й. Что же они нам сделают? Ведь мы идём к Храму.
В т о р о й. Дурак. Они убьют нас.
Ж е н щ и н а. Зарежут.
В т о р о й. Отрубят пальцы и вырвут языки.
Ж е н щ и н а. Ограбят до нитки и выколют глаза.
П е р в ы й. Но почему они станут всё это делать?
В т о р о й. Потому что они разбойники.
Ж е н щ и н а. Их так много.
В т о р о й. Целых двое.
П е р в ы й. Да. Вон один, а вон второй.
Ж е н щ и н а. Нет, трое. С ними ещё женщина.
В т о р о й. Должно быть, это их атаманша.
П е р в ы й. Она самая жестокая и безжалостная из них.
Ж е н щ и н а. Она одним взмахом топора может отрубить голову.
П е р в ы й. И та покатится в пыль.
В т о р о й. Оставляя кровавый след.
П е р в ы й. Закатится в канаву.
В т о р о й. В кусты.
П е р в ы й. На обочину дороги.
В т о р о й. Скорее бежим.
Пытаются бежать. Но бег их какой-то жалкий, беспорядочный, будто бы бег безногих: они помогают себе руками, цепляются за воздух, сотрясают плечами и головами. Выходит некий безобразный танец, выходят отчаянная пляска, конвульсии.
П е р в ы й. Я будто попал в трясину.
Ж е н щ и н а. Ноги словно прилипли.
В т о р о й. Воздух такой плотный! Мне не продраться.
П е р в ы й. Скорее! Иначе мы погибли!
Ж е н щ и н а. Нет! Нет никакого спасения!
В т о р о й. Мы пропали.
П е р в ы й. Пропали! Пропали!
Ж е н щ и н а. Да, всё кончено.
В т о р о й. Мы больше не можем бежать.
Ж е н щ и н а. Это бесполезно. (Отчаяние. Пауза.)
П е р в ы й. Смотрите! Разбойники отстают.
Ж е н щ и н а. Да, они стали дальше от нас.
В т о р о й. Они отстают, хотя мы не двигаемся с места.
П е р в ы й. Это чудо! Чудо, которое сделало для нас дорога.
В т о р о й. Если бы не увидел своими глазами, никогда бы не поверил.
Ж е н щ и н а. Нет никакого чуда.
П е р в ы й. Как это нет чуда?
В т о р о й. Почему?
Ж е н щ и н а. А вы посмотрите вперёд. (Пауза.) Разбойники там! Они стоят прямо перед нами. (Все с ужасом поворачиваются в сторону, указываемую Женщиной.)
В т о р о й. Не может быть!
П е р в ы й. Как они там оказались?!
В т о р о й (полушёпотом). Назад.
П е р в ы й (так же). Мы не можем идти назад.
В т о р о й. Почему?
П е р в ы й. Потому что мы идём к Храму.
В т о р о й. Но там же разбойники.
П е р в ы й. Но там же и Храм.
В т о р о й (в изнеможении опускаясь на землю). Я больше не могу. Куда идти? Куда бежать? Нет! Даже если это и мираж, пусть я погибну от миража.
Ж е н щ и н а (Второму). Не ложись. Не сдавайся. Нельзя. Мы понесём тебя. Мы должны идти. Мы пройдём мимо разбойников. Сколько бы их ни было. (Пытается поднять Второго.) Ты такой тяжёлый! (Первому.) Помоги мне.
В т о р о й. Заснуть. Умереть во сне. что может быть лучше. Даже не надо никакого Храма.
Ж е н щ и н а и П е р в ы й пытаются поднять В т о р о г о, но вскоре оставляют свои бесплодные попытки. Измученные, обессиленные, ложатся подле своего товарища, затихают. Сгущаются сумерки.
Ночь. Тесно прижавшись друг к другу, сидят П е р в ы й и Ж е н щ и н а. В т о р о й спит, свернувшись клубочком.
П е р в ы й кладёт голову на колени Ж е н щ и н ы, засыпает. Вздрагивает и просыпается В т о р о й. Ж е н щ и н а осторожно снимает со своих ног голову спящего П е р в о г о, кладёт на землю, придвигается ко В т о р о м у.
Просыпается П е р в ы й. Озирается, потягивается. Смотрит на Ж е н щ и н у, уснувшую в объятьях В т о р о г о.
П е р в ы й. Смотри, какая она красивая.
В т о р о й. Потрясающая. Я никогда не видел таких.
П е р в ы й. Если бы не Храм, не эта дорога, разве могли бы мы решиться на такое?!
В т о р о й. Я иногда даже дышать боюсь в её сторону. Чтобы не потревожить.
П е р в ы й. У нас нет другого выхода.
В т о р о й. Ты давно это понял?
П е р в ы й. Не помню. Кажется, ещё в прошлом году.
В т о р о й. Разве мы идём так долго?
П е р в ы й. Не знаю, что тебе и сказать. Я и сам сбился со счёта.
В т о р о й. Если шёл снег, значит мы действительно идём так долго.
П е р в ы й. А снег шёл?
В т о р о й. Ну, конечно. Помнишь, мы жгли костёр всю ночь, ночевали втроём в сугробе, укрывшись старым матрасом, который нашли на дороге?
П е р в ы й. А потом по очереди несли его с собой.
В т о р о й. И выкинули только в июне, когда от него остались одни лохмотья.
П е р в ы й. Теперь и я припоминаю.
В т о р о й. Вот видишь.
П е р в ы й. Оказывается, ты такой умный. Я лишь теперь начинаю понимать это.
В т о р о й. Всё дело в ней. Это она помешала нам по-настоящему понять друг друга.
П е р в ы й. Но теперь всё будет совершенно по-другому.
В т о р о й. И для этого нужно всего лишь.
П е р в ы й. Да.
В т о р о й (доставая нож). Неси сюда свой камень.
П е р в ы й отходит в сторону и возвращается с увесистым булыжником в руках.
П е р в ы й. Вот.
В т о р о й. Главное – без длинных предисловий. Раз! – и готово.
Оба склоняются над Ж е н щ и н о й, смотрят на неё. И вдруг
одновременно отшатываются.
П е р в ы й. Она не спит.
В т о р о й. У неё глаза открыты.
П е р в ы й. Тем труднее нам будет.
В т о р о й. Да. мы ведь не можем остановиться на полдороге.
П е р в ы й. Конечно.
В т о р о й. Смотри, уже рассветает.
П е р в ы й. Да.
Ж е н щ и н а поднимается, тихая и печальная, будто сомнамбула, сидит на земле, смотрит пред собою невидящим взором. Говорит.