земля санникова миф или реальность кратко

«Болтались во льдах» Как мореплаватели десятилетиями искали остров-призрак за полярным кругом

Земля Санникова — гипотетически существовавший плодородный клочок суши в Северном Ледовитом океане. Впервые о нем заговорили в XIX веке, когда российский купец случайно заметил «четыре каменные горы» в ледяном тумане. После этого на поиски неведомой суши не скупились снаряжать экспедиции, которые унесли жизни многих полярников. О том, как географы полтора столетия искали таинственный остров на крайнем севере — в продолжении цикла «Ленты.ру» о знаменитых путешественниках, землепроходцах и первооткрывателях.

Вначале были бивни

Арктические районы Якутии стали волновать мореплавателей неслучайно. Экспедиции к островам, которые десять месяцев в году скованы льдами, были организованы не с целью освоения ради открытий. Причина была предельно понятна — коммерция и торговля. И на покорение вечной мерзлоты отправлялись не геодезисты и мореходы, а купцы и промышленники.

История промысла мамонтовых клыков в Российской империи началась в XVII веке, а открытие и освоение Ляховских и Новосибирских островов в XVIII веке сделало страну главным поставщиком бивней на мировой рынок. Ежегодно на этой земле добывали до 20 тонн клыков, а так называемая «московская слоновая кость» стремительно продавалась в Китае и Великобритании.

Залежи ценного ресурса были очень внушительными — даже отправленный на архипелаг со служебным поручением чиновник Матвей Геденшторм писал о «десятках торчащих из земли бивней».

Одним из тех авантюристов, кто в погоне за выгодой устремился в заполярье, был мещанин Яков Санников. Он служил начальником артели промышленников у купцов Сыроватских и, движимый благими намерениями расширить промысел своего хозяина, активно исследовал Новосибирские острова. Только за один 1809 год он вывез оттуда больше четырех тонн мамонтовых клыков.

В 1810 году, во время очередного похода на архипелаг, Санников стоял на берегу острова Котельный и смотрел вдаль. Перед ним простирался бесконечный океан, а свинцовое небо говорило о том, что дальше только открытая вода. Упорно вглядываясь в окутанный туманом горизонт, он вдруг заметил, как «над морем поднимались высокие каменные горы». Казалось, что что до них рукой подать — всего лишь 10-20 верст, однако суровый северный климат делал и это расстояние непреодолимым без должной подготовки.

Возвращаясь из очередных экспедиций, купец не раз упоминал горные вершины, которые то показывались взору путешественника во всей ясности, то оказывались лишь ледяными глыбами. Увиденные в туманной дымке клочки земли казались сплошным мифом, однако его словам поверили.

В пользу гипотезы Санникова высказывались ученые. Живым доказательством стали стаи полярных гусей, которые по весне улетали на север, а осенью возвращались уже с потомством. Утверждалось, что в таком случае на обнаруженных территориях климат был более мягким. Так миф о таинственной теплой и плодородной земле окреп окончательно. Но каким образом посреди ледяной пустыни могла быть благоприятная для размножения суша?

На упряжках в никуда

Находка Санникова взбудоражила научное сообщество. Перспектива обнаружить неизведанную землю в век, когда большая часть суши была нанесена на карту, а эпоха великих географических открытий осталась далеко в прошлом, была заманчива.

Уже в 1820 году была снаряжена экспедиция под началом лейтенанта флота Петра Федоровича Анжу. Стоя на том же самом месте, откуда Санников наблюдал «тонущие в синеве горы», Анжу не видел ничего, кроме снежных просторов. Двигаясь дальше на северо-восток, отряд столкнулся с торосами — нагромождением ледяных глыб высотой в 20 метров, которые затрудняли проход. За два дня они прошли 44 версты, выйдя к границам Великой Сибирской полыньи.

«Предполагаемой земли не было видно», — сказал Анжу, взявший пробу донного грунта. На близость суши ничего не указывало, и он пришел к выводу, что Санников увидел похожий на землю туман.

Заключение лейтенанта приостановило поиски затерянного острова на 20 лет. Отказывались от экспедиций также из-за трудности с навигацией. Десять месяцев в году океан скован льдом, а большую часть суток царила полярная ночь. Единственным относительно благоприятным временем для походов была ранняя весна — начиная с марта ученые могли пробираться через лед на собачьих упряжках.

Интерес к неуловимой земле возродился спустя 60 лет, когда Российская академия наук организовала очередную экспедицию в Северный Ледовитый океан под руководством барона Эдуарда Толля и исследователя Александра Бунге. Масло в огонь подлила и фраза государя Александра III: «Кто откроет эту землю-невидимку, тому и принадлежать будет. Дерзайте, мичмана!» Толль верил не только в существование Земли Санникова, но и был убежден, что на крайнем севере есть целый континент Арктида. Поэтому, оказавшись на острове Котельный и заметив вдалеке неизвестные горы, он пришел к выводу, что ему показался тот самый недосягаемый материк.

«Горизонт совершенно ясный. В направлении на северо-восток ясно увидели контуры четырех столовых гор, которые на востоке соединились с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и написать на ней: «Земля Санникова»», — писал Толль в своем дневнике 13 августа 1886 года.

Самого Санникова не было в живых уже полвека, однако Толль не допускал мысли, что таинственная суша, которую гипотетически видел один человек почти сто лет назад, могла быть мифом.

21 июня 1900 года трехмачтовый китобойный барк «Заря» снялся с якоря в Санкт-Петербурге. В августе 1901 года судно бороздило неисследованные воды, где, предположительно, находилась непостижимая суша. Угодив в туман, отряд так ничего и не нашел.

«Теперь совершенно ясно, что можно было десять раз пройти мимо Земли Санникова, не заметив ее», — писал путешественник.

Стоит отметить, что участники похода не ощущали себя отрезанными от мира — они нашли способ отправлять письма в Санкт-Петербург, пусть они и шли до пункта назначения год. В одном из них он писал: «Болтались мы, болтались во льдах и, наконец, израсходовав черт знает сколько угля, должны были спешно приткнуться в Таймырском проливе, чтобы не замерзнуть где-либо в открытом море».

Дважды перезимовав в Нерпичьей бухте у острова Котельного, экспедиция разделилась. Не боясь трескучих морозов, Толль вместе с магнитологом и астрономом Фридрихом Зеебергом, а также другими полярниками двинулись на трех собачьих нартах на северо-восток. Они планировали преодолеть более 100 километров, а затем, как только тронется лед, команду «Зари» должны были забрать в оговоренном месте. Но судну не удалось пробраться к острову и, почти исчерпав запасы угля, отряд был вынужден развернуться. Барон Эдуард Толль пропал без вести вместе со своей командой в 1902 году.

Спустя некоторое время на помощь исчезнувшим была снаряжена экспедиция во главе с Александром Васильевичем Колчаком. Сопровождавший Толля в предыдущем походе, Колчак испытывал перед ним чувство долга. Отложив свадьбу с возлюбленной, он отправился в путь. Спасательная операция продлилась год, но так и не увенчалась успехом. Вблизи Новосибирских островов были найдены пустые патроны, медвежьи шкуры, простенькая избушка из бревен плавника и самое ценное — дневник барона Толля. Последняя запись совсем не предвещала скорой смерти:

«Отправляемся сегодня на юг. Провизии имеем на 14—20 дней. Все здоровы. 26 октября 1902 года», — писал Толль.

В поисках термального чуда

После неудачных попыток отыскать Землю Санникова, ажиотаж вокруг нее не спадал вплоть до 1926 года, когда советский академик Василий Афанасьевич Обручев всколыхнул общественность одноименным научно-фантастическим романом. В произведении Земля Санникова предстала островом с лужайками и полями, закольцованным цепью массивных гор, скрывающей его от глаз полярников. Будучи не просто писателем-фантастом, а ученым-геологом, Обручев попытался научно обосновать теплый климат вулканическим происхождением.

По книге Обручева в 1970-е годы был снят фильм, где стремление отыскать остров смешалось с фольклором якутов и чукчей. Земля Санникова стала «землей обетованной», представ в образе подогреваемого термальными источниками цветущего оазиса среди льдов. Загорелые местные жители с голыми торсами больше напоминали туземцев из южных стран, хотя их прототипом стали онкилоны. По преданиям, этот легендарный народ когда-то жил на Чукотке, но под давлением местных племен был вынужден переселиться на острова Северного Ледовитого океана.

Источник

Земля Санникова: миф без доказательств

Павел Жуков вспоминает историю острова-призрака, который, несмотря на многочисленные поисковые экспедиции, так и не был найден.

О неизвестной территории впервые сообщил зверопромышленник Яков Санников в 1811 году. Обнаружил он «обширные земли с высокими горами» якобы севернее Новосибирских островов. Больше века полярные исследователи, ученые и любители приключений пытались обнаружить таинственный клочок суши. Его искали на кораблях, собачьих упряжках и даже самолетах, но тщетно.

Конечно, Санников мог пошутить или выдать желаемое за действительное. Но среди полярных исследователей и путешественников он пользовался авторитетом. Ведь до этого Яков открыл несколько новых островов, в том числе Столбовой и Фаддеевский. Поэтому в правдивости заявления зверопромышленника никто даже и не подумал усомниться.

В головах ученых и путешественников засела мысль — Север скрывает в своих недрах никому не известную землю с теплым климатом! А как иначе? Ведь получалось, что именно туда, а не на юг, весной улетают птицы. А, соответственно, осенью возвращаются обратно, но уже с полноценным потомством. Понятно, что пернатые не могут выводить птенцов в условиях ледяной пустыни. Значит, где-то далеко действительно есть теплая земля.

В то время подтвердить или опровергнуть сообщение Санникова было очень сложно, ввиду определенных «местечковых» трудностей. Ведь океан открыт для навигации лишь пару месяцев в году. А длинная полярная ночь исключала возможность полноценного исследования. И это еще больше подогревало интерес.

В 19-м веке на поиски таинственной земли отправлялось несколько экспедиций на собачьих упряжках. Сам Яков Санников был участником одной из них. Но ничего не получилось — торосы и полыньи не позволили людям пройти по намеченному маршруту.

Даже известный геолог и полярный исследователь Эдуард Васильевич Толль организовал экспедицию в те места. Он верил Санникову, поскольку и сам считал, что на Севере находится Арктида — неоткрытый континент.

Во время своей экспедиции Толль сделал запись в дневнике от 13 августа 1886 года: «…В направлении на северо-восток ясно увидели контуры четырех столовых гор, которые на востоке соединились с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и написать на ней: «Земля Санникова».

Через семь лет Эдуард Васильевич еще раз прошел по тому маршруту. И вновь зафиксировал наличие гор.

А вот норвежский исследователь Фритьоф Нансен, который в том же 1893 году, прошел на судне мимо Новосибирских островов никакой неизвестной земли обнаружить не смог. Хоть он не обвинял Толля во лжи, но, тем не менее, ученые и исследователи раскололись на два противоборствующих лагеря. Некоторые даже утверждали, что Нансен целенаправленно скрыл существование Земли Санникова, преследуя личные интересы.

Чтобы поставить точку в этом споре Эдуард Толль в 1902 году отправился в очередную экспедицию и… пропал без вести. Его лично искал тогда еще лейтенант Колчак, но найти так и не сумел.

Более чем на два десятка лет поиски загадочной земли прекратились. И постепенно о ней стали забывать. Но в 1926 году в свет вышел роман академика Владимира Афанасьевича Обручева под названием «Земля Санникова» и угасший было интерес, разгорелся с новой силой.

В 1937 году советский ледокол «Садко» прошел по маршруту Толля, но никакой новой земли открыто не было. По личной просьбе Обручева в те места отправлялась даже арктическая авиация и… пилоты доказали, что Земли Санникова просто не существует.

Некоторые ученые выдвигают теорию, которая состоит в следующем: вполне возможно, что Земля Санникова на самом деле существовала. Вот только она, как и многие из арктических островов, состояла не из скал, а из ископаемого льда, прикрытого слоем грунта. Постепенно этот лед просто растаял, и Земля Санникова повторила участь других исчезнувших островов — Семеновского, Диомида, Васильевского и так далее.

Например, остров Семеновский ушел под воду на глазах у полярников, о чем было рассказано очевидцами: «Загадка исчезающих земель раскрылась относительно недавно, когда на глазах полярников в пучину вод канул остров Семеновский, принадлежавший к Новосибирскому архипелагу. Многие из совсем не призрачных, крупных, нанесенных на современные карты островов оказались остатками древнего шельфового ледника. Они сохранились кое-где на отмелях, а последующие оледенения нанесли поверх толстый слой минерального материала, кое-где образующий невысокие горы. Но морская вода век за веком подтачивает основание острова, промывая во льду извилистые тоннели. И однажды под напором дрейфующих полей остров внезапно разваливается. Тяжелый камень тонет, а лед, отрываясь от дна, всплывает».

Еще раньше орнитологи доподлинно установили, что полярные гуси, а также другие птицы через Северный полюс добираются до Аляски и Канады. А там строят гнезда и выводят птенцов.

Есть и еще одна версия. То, что видел Санников и Толль — это всего лишь полярный мираж. Сторонники это теории утверждают, что если днем температура превышает +10°С, то недалеко от острова Котельный, с северной и западной сторон, можно действительно заметить очертания хвойного леса. Но это всего лишь оптический обман — мираж.

А на том самом месте, где когда-то видели неизвестную землю, современным ученым удалось обнаружить лишь отмель, которая получила название банка Санникова.

— Эх, человек, человек. Чего тебе дома не сидится? Зачем по Земле идёшь, человек? Зачем вся жизнь твоя в дороге?

Как раз решил перечииать «Плутония» и «Земля Санникова» Обручева. Читал их в последний раз лет в 13-14

Хренасе, это получается, ледники еще со времени последнего оледенения в начале века принимали за острова. Тысяч 10-50 льды продержались.

Жизнь и деяния Васко да Гамы: последний поход рыцаря

Васко да Гама по праву считается одним из создателей Португалии как великой морской и торговой державы. Тем не менее, достигнув преклонного возраста, великий адмирал вынужден был на родине заниматься тяжбами за «подаренный» королём Мануэлом город Синиш. Только в 1524 году он отправился в очередное путешествие по открытому им маршруту. На этот раз, помимо талантов мореплавателя и флотоводца, ему предстояло показать себя и способным администратором в качестве вице-короля португальских владений в Индии.

Радость от возвращения да Гамы в Лиссабоне была недолгой – сказался неуживчивый характер адмирала, как коса на камень нашедший на скупость короля Мануэла. Тяжба за Синиш всё никак не решалась, а король упорно не желал оказывать содействие. В конце концов, адмирал решил действовать в обход закона и совершить, как это сейчас принято называть, «рейдерский захват» города. Он перебрался туда с семьёй и большой группой лично преданных ему ветеранов индийских походов и самовольно на собственные средства начал возведение в черте города своей резиденции. Для этих целей в Синиш согнали большое количество рабов, которые день и ночь работали под надзором людей да Гамы.

Синиш, как мы помним, находился под властью Ордена Сантьяго, однако местный орденский глава откровенно боялся дона Васко и вообще старался не показываться в «его» части города. Он упорно делал вид, что ничего не происходит, даже когда адмирал начал самовольно собирать в городе налоги, что, вообще говоря, являлось прерогативой Ордена. Когда же игнорировать проблему стало невозможно, он весьма ловко вышел из положения, сказавшись больным и уединившись в своей резиденции.

Однако если наместник Синиша сдал да Гаме городе без борьбы, то главы Ордена в Лиссабоне решили бороться до конца. Они стали жаловаться королю, и тот, в конце концов, отправил строптивому адмиралу послание, в котором говорилось, что у того есть месяц, чтобы вместе с домочадцами и сторонниками покинуть город и более туда не возвращаться. Если же по истечении означенного срока кто-либо из названных персон будет замечен в пределах Синиша, он будет подвергнут штрафу в 500 золотых крузаду и телесным наказаниям за неповиновение воле короля.

Отказ означал бы фактическое объявление войны собственной Родине, поэтому да Гаме пришлось покориться. Он перебрался в город Эвуру, где построил себе дворец, но его отношения с Мануэлом испортились окончательно. Надо сказать, что король неоднократно пытался примириться с упрямым покорителем Каликута и регулярно спрашивал его совета во всём, что касалось дел в колониях. Но запрет возвращаться в родной город неизгладимой обидой лёг на сердце морехода.

Годы шли, а новых дел для адмирала Индийского океана всё не появлялось. Его по-прежнему вызывали во дворец на совещания, но возглавлять новые походы поручали другим. Все обещания земельных пожалований и наград так же оказались забыты. Да Гама убивал время в своём дворце, не вознаграждённый за былые подвиги и не имеющий возможности совершить подвиги новые. Всё это злило старого моряка, и когда при королевском дворе случился скандал с участием нескольких других флотоводцев, он тоже не остался в стороне.

А случилось вот что. На одном из приёмов Мануэл поссорился с адмиралом по имени Фернао Магальяеш и серьёзно его обидел. Тот, недолго думая, объявил, что отказывается от португальского подданства и убывает в Испанию, чтобы предложить свои услуги тамошней короне, что и сделал, попутно адаптировав своё имя к испанскому языку и назвавшись Фернаном Магелланом. С Магелланом двор покинули ещё несколько заслуженных капитанов, и да Гама решил последовать их примеру. Мануэл решил во что бы то ни стало оставить адмирала Индийского океана при дворе и написал ему сочащееся дружелюбием письмо, в котором просил остаться на службе и не уезжать. Параллельно с этим он выделил для Гамы титул графа Видигейра, который и был ему присвоен зимой 1519 года.

Пока да Гама ссорился и мирился с королём, ситуация в Индии была далека от спокойствия. Спустя некоторое время после разгрома своего флота заморин Каликута собрал крупные силы для ответного удара. Он обратился к радже Кочина и стал требовать, чтобы тот сжёг португальский форт и прогнал европейцев из своих владений. В противном случае заморин грозился сжечь Кочин. Раджа ответил отказом, и правитель Каликута во главе 50-тысячной армии штурмом взял город и подверг его разорению. Раджа еле унёс ноги. Радость заморина, однако, была недолгой – вскоре к городу подошла португальская эскадра под командованием Альфонсу д’Альбукерке. Заморин, уже неоднократно битый европейцами, предпочёл убраться восвояси. Власть раджи была восстановлена, а на месте старого форта португальцы возвели новый.

Это было не последнее столкновение Альбукерке с заморином – спустя несколько лет владыка Каликута ещё раз попробовал напасть на португальцев, но вновь был разбит и изгнан. Португальцы постепенно осваивали индийское побережье, заключая союзы с местными царьками и выстраивая торговлю.

Последний поход рыцаря

Коль надо, сжав булат в руке привычной,

Я вам пойду служить на поле брани

Иль в песнях сладкозвучных, необычных

Увековечу славные деянья.

Я, возлюбя отчизну безгранично,

От вас надеюсь получить признанье.

И если небо в час святой и чудный

Вас вдохновит на подвиг многотрудный.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь X, стих 155

К апрелю 1524 года все приготовления были завершены: 14 превосходно оснащённых кораблей стояли в лиссабонской гавани и ждали, когда на борт своего флагмана поднимется адмирал Индийского океана. Ему было уже за 60, и хотя его окладистая борода поседела, уверенность всё так же чувствовалась в каждом его движении, а рука всё также твёрдо лежала на рукояти тяжёлого рыцарского меча. В качестве ближайших помощников в новый поход он взял своих сыновей – Эштевао и Паулу. Очевидцы отмечали, что в походе адмирал словно бы не мог надышаться морем – он практически не покидал мостик, как будто возмещая ту длительную тоску по плаваниям, которую был вынужден терпеть в последние годы.

В августе эскадра достигла Мозамбика, где её с почётом встречали солдаты из португальского гарнизона и эмир – послушная марионетка на троне. С трудом верилось, что когда то да Гама был вынужден идти на ухищрения, чтобы добыть тут себе лоцманов: теперь португальцы были хозяевами на этой земле. Спустя несколько дней в море был встречен большой мавританский корабль, и адмирал решил тряхнуть стариной. Он сам руководил боем, а когда «мавр» был взят на абордаж, радовался едва ли не сильнее матросов. Казалось, он обрёл вторую молодость.

В конце сентября 1524 года Васко да Гама прибыл в столицу Португальской Индии – Гоа. Там он официально принял титул вице-короля и энергично принялся наводить порядок. Первым делом он шокировал местных богачей и чиновников, отказавшись принять обильные подарки в честь вступления на новую должность. Вручение подарков было своеобразной традицией, и, принимая их, вице-король как бы гарантировал местной элите свою лояльность. Гама прекрасно это знал и, демонстративно отказываясь от даров, словно бы провозглашал новый курс на борьбу с коррупцией.

Представители купечества и колониальной элиты скоро поняли, что этого угрюмого старика невозможно ни подкупить, ни разжалобить. Все новые назначения да Гама утверждал сам, а с кандидатами проводил длительные собеседования. Будучи опытным моряком и солдатом, он устраивал настоящие экзамены молодым офицерам, надеявшимся по родительской протекции занять командные посты в колониальных войсках. Если же просители осмеливались даже на самые робкие возражения, старик сурово отчитывал их своим громовым голосом, столь знакомым всем, кто когда-либо ходил с ним в походы. Его источающие желчную иронию и упрёки тирады эхом разносились по всем уголкам резиденции вице-короля, поэтому не составляло труда определить, в каком расположении духа находился дон Васко в тот или иной день.

Подобный деятельный образ жизни вкупе с возрастом не мог не сказаться на здоровье да Гамы – вице-король всё чаще чувствовал недомогания, вызванные малярией, которые стойко переносил на ногах, не позволяя себе слечь. Закончив дела в Гоа, Гама в таком состоянии направился с инспекцией в Кочин. Он очень мало спал, вставал засветло и первым делом звал к себе писцов, чтобы те фиксировали распоряжения на день.

Вскоре у него открылись язвы на затылке и на шее, и страшная боль не позволяла поворачивать голову, что очень раздражало старика. Когда он стал совсем слабеть, то приказал слугам везде носить себя в кресле, даже в таком состоянии продолжая работать. Проведший всю жизнь в сражениях, он упорно отказывался сдаваться и здесь, не желая лечь в постель и поручить себя заботам докторов. Вице-королю казалось, что без него всё пойдёт прахом, взяточники и расхитители, боявшиеся его как огня, едва почуяв слабость правителя, тут же вновь поднимут головы, а многократно битые им мавры вернутся. Однако даже такой суровый рыцарь, как да Гама, оказался бессилен перед болезнью. Он скончался 24 декабря 1524 года в Кочине.

В контексте истории географических открытий и португальской истории достижения Васко да Гамы невозможно переоценить. Он единственный из всех португальских адмиралов удостоился чести быть воспетым в большой поэзии: в том же XVI веке величайший поэт страны Луиш де Камоэнш посвятил ему поэму «Лузиады», стилистически подражавшую «Энеиде» Вергилия.

Помимо открытия морского пути в Индию, да Гама был в числе тех, кто заложил принципиально новый способ войны на море, и адмиралы последующих столетий будут постепенно отходить от тактики абордажного боя в пользу артиллерийского противостояния. Что же касается Индии, то там португальцы всерьёз закрепиться не смогли и позднее были практически вытеснены оттуда голландцами, англичанами и французами. Не последнюю роль в этом сыграли слабые связи лиссабонского двора с колониальными губернаторами, которым зачастую не хватало решительности и бескорыстности покорителя Каликута.

Жизнь и деяния Васко да Гамы: приносящий бурю

Если первый поход к берегам Индии Васко да Гама совершал во главе небольшой флотилии из 4 кораблей, в повторном плавании под его началом была уже целая армада. Время дипломатических увещеваний прошло. Маврам и их индийским союзникам предстояло испытать на себе действие португальской корабельной артиллерии.

Возлюбленных героев величая,

Гирлянды нимфы резвые сплетали

И, с гордой розой лавры сочетая,

Потомков Луза щедро увенчали.

Затем, к своим супругам припадая,

Обет любви и верности им дали,

Не властны над любви святой обетом.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь IX, стих 84

Спустя несколько дней после отплытия из Каликута да Гама высадил на берег одного из пленников и передал ему письмо для заморина, в котором говорилось, что адмиралу бы хотелось считать всё случившееся досадным недоразумением. Пленников же дон Васко обещался вернуть после того, как покажет им Португалию и представит королю, дабы они смогли убедиться, что португальцы – отнюдь не разбойники, каковыми их описывали арабские торговцы.

Путь до побережья Африки был мучительным. За всё время экспедиции умерло от болезней или погибло немало моряков, так что на остальных ложилась дополнительная нагрузка. Команды кораблей также периодически мучили различные недуги, так что те или иные обязанности наравне с командой случалось выполнять и капитанам. Наконец, 2 января нового 1499 года на горизонте показалась земля – это была Африка. Вскоре моряки смогли разглядеть очертания крупного прибрежного города. Лоцман-индус сказал, что это – Могадишо, порт мавританских торговцев и известное логово пиратов.

Как бы в подтверждение его слов от берега отделилась небольшая флотилия лодок и быстро поплыла наперерез португальской эскадре. Да Гама понимал, что ни в коем случае нельзя допустить сближения с ними – немногочисленные и ослабленные болезнями португальские команды в абордажном бою были заведомо обречены. Зычный голос отдал команду, и, вторя ему, в унисон рявкнули бомбарды. Строй пиратских лодок рассыпался, несколько перевернулось, остальные же поспешили ретироваться.

По дороге домой эскадра не упустила случая зайти в едва ли не единственный порт, оставшийся дружественным по отношению к ним – в Малинди. Султан встретил их радушно: путники пробыли в городе несколько дней и пополнили запасы провизии. Помимо этого, да Гама попросил у султана разрешения нанять лоцманов, которые вели его корабли в Индию, для путешествия в Португалию – их знания могли очень пригодиться при составлении новых карт. Султан дал добро, и корабли продолжили свой путь.

На обратном пути болезни унесли жизни ещё нескольких моряков, после чего оставшимся стало совсем тяжко исполнять свои обязанности – на кораблях отчаянно не хватало рук, и, как следствие, ход эскадры значительно замедлился. Было принято непростое решение сжечь «Сан-Рафаэль», команда которого оказалась самой малочисленной, а моряков и груз распределить между «Берриу» и «Сан-Габриэлем».

Герои торжественно прошествовали по улицам Лиссабона 18 сентября 1499 года. Народ ликовал, король был доволен. Мануэл I Счастливый был известен своей прижимистостью, если не сказать скупостью, но не уважить адмирала и его людей не мог. Все они были награждены. Сам да Гама получал во владение свой родной город Синиш, однако тот находился во власти Ордена Сантьяго, и рыцари захотели получить взамен его другой город.

Подобный обмен мог быть совершён только с разрешения папы римского, так как военно-монашеские ордена находились в его ведении. Нужно было снаряжать посланца в Рим. Командор Ордена намеренно затягивал дело – несмотря на заслуги да Гамы и то, что он сам был рыцарем Ордена Сантьяго, отдавать Синиш, приносивший солидный доход, крестоносцы не спешили. Ситуацию усугубляло то, что Орден был одним из основных кредиторов короны, и король Мануэл не торопился содействовать Гаме в его притязаниях, чтобы не лишать себя доступа к орденскому золоту.

Не спеша раскошеливаться, Мануэл, между тем, уже лелеял планы по расширению своих владений. Он уже заочно включил едва открытую Индию в перечень подвластных земель, и его титул теперь звучал как «Король милостью божьей Португалии и Альгарве как по этой стороне моря, так и за морем, в Африке, Повелитель Гвинеи и завоевания, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии». Что по этому поводу этом могли подумать аравийские эмиры и иранский шах, Мануэла беспокоило мало.

Сладкий вкус мести

Король Мануэл был раздосадован исходом экспедиции Кабраля и решил отправить в Индию ещё одну эскадру – более мощную. Начальствовать над ней сначала хотели поставить Кабраля, но да Гама настаивал, чтобы руководство поручили ему. Он даже соглашался уступить своё адмиральское жалование Кабралю и дать ему отступные в размере 2000 крузадо за это.

Причиной такой настойчивости было то, что да Гама не слишком верил в способности Кабраля и считал, что подобные миссии ему не по зубам. Помимо этого, был у него и личный интерес – желание рассчитаться за все обиды и несправедливости, которые он и его люди понесли в Каликуте. В этот раз он собирался везти в Индию бочонки не с мёдом, а с порохом. Мануэл внял доводам дона Васко – тот получил титул адмирала Индийского океана и был утверждён в качестве руководителя новой экспедиции.

Планируя новую экспедицию, Васко да Гама не скрывал её основного назначения. Теперь он собирался идти к берегам Индии уже не как торговец и дипломат, а как завоеватель. Для того чтобы закрепить португальское присутствие у индийских берегов, он предложил королю Мануэлу держать там постоянно курсирующую эскадру каравелл. С одной стороны, она охраняла бы португальские торговые суда, а с другой – топила всех других торговцев, осмеливающихся подрывать «бизнес» короны. Королю идея понравилась.

Что касается состава экспедиции, то число кораблей в ней было доведено до 20. При этом 10 из них находились под непосредственным командованием да Гамы, 5 должны были составить эскадру для крейсерской войны у индийских берегов, а ещё 5, под флагом племянника адмирала Эштевао да Гамы, должны были охранять португальские фактории на побережье. 10 февраля 1502 года армада вышла в открытое море. Сам да Гама шёл на флагманском «Сан-Херонимо».

В этот раз плавание тоже не обошлось без трудностей. У Мыса Доброй надежды португальцы потеряли корабль «Санта-Елена» — он был изрядно побит штормом, потерял мачты и не мог следовать дальше. Моряки с «Санта-Елены» перешли на «Бретоа» и «Санта-Марию». Наконец, преодолев множество испытаний, армада в начале июня подошла к Мозамбику. Местные жители сразу узнали стоящие на рейде огромные корабли под белоснежными парусами – в городе началась паника. Эмир тут же поспешил на встречу с европейцами: огромная пышно украшенная лодка доставила его к борту «Сан-Херонимо». Гама откровенно упивался своим положением – теперь он мог сам ставить условия. Эмир поклялся обеспечивать безопасность португальских моряков и их имущества, пока они будут в Мозамбике, а также предоставить путешественникам всё необходимое.

Пока чинились корабли, да Гама решил не сидеть сложа руки и привести к покорности богатый город Килоа, расположенный дальше на побережье. На этот город наткнулся в ходе своего плавания Кабраль, но сходу подчинить его не смог и отплыл несолоно хлебавши. В Килоа был отправлен Педру д’Агийяр на двух каравеллах. Драться, впрочем, не пришлось – Агийяр буквально на пальцах объяснил местному эмиру-мавру, что если тот окажет сопротивление, то скоро вместо двух кораблей прибудут два десятка, а бомбарды европейцев раскатают город по брёвнышку. Негр с ходу сообразил, что лучше сотрудничать, нежели отправиться на рандеву с духами предков, и спустя считанные дни в его владениях была открыта португальская фактория. Защищать её с отрядом солдат остался молодой офицер Франсишку Серрано, который уже представлял, как по возвращении домой будет в красках рассказывать лучшему другу, Фернану Магеллану, о своих приключениях.

Закончив дела на африканском побережье, да Гама поспешил к Индии. В этот раз его корабли вышли к берегу существенно севернее цели, поэтому армада продолжила движение на юг, по пути провозглашая новые порядки. А были они, надо сказать, довольно простыми и понятными. Король Мануэл – владыка всех морей, а посему все должны признавать его главенство. Король вводит три запрета: нельзя перевозить турок, торговать пряностями (португальцы намеревались сделать это своей монополией) и иметь отношения с Каликутом. Город, купцы которого ослушаются этого наказа, будет сожжён дотла. Желающих оспаривать новые законы практически не находилось – португальские пушки были весомым аргументом.

В один из дней португальцы увидели вдалеке большой парус – это было торговое судно. Его довольно быстро догнали, и взошедшие на его борт европейцы были буквально ошарашены богатством содержимого его трюмов. Однако ещё больше Гама удивился, когда узнал в капитане корабля одного из мавританских советников заморина, в своё время активно подбивавшего правителя перерезать португальцев и сжечь их факторию. Адмирал пришёл в ярость и, утратив самообладание, совершил поступок, отбрасывающий тень на его имя даже спустя века. Капитан умолял пощадить его, но Гама был неумолим – после того как португальцы перегрузили на свои корабли всё ценное, он велел поджечь захваченное судно вместе с оставленной на нём командой.

Мавры поняли, что спасения ждать неоткуда. Отчаяние и ярость в их сердцах пересилили страх. На корабле началась ожесточённая схватка – мусульмане были хуже вооружены, но превосходили португальцев числом, а близость мучительной смерти окончательно притупила в них инстинкт самосохранения. Толпой бросились они на португальских моряков, и те, рубя эту многоликую кричащую массу, всё же не могли с ней справиться. Теснимые к борту, португальцы прыгали за него в надежде вплавь достичь своих кораблей. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, да Гама приказал своим людям как можно скорее покинуть каликутский корабль. Очевидец описал дальнейшее так:

«Капитан-командир приплыл сам на маленькой лодке, приказал всем своим людям покинуть мавританское судно и велел потопить его выстрелами из фальконетов. Так и сделали. Мавры плавали вокруг, а наши преследовали их на лодках и убивали копьями. Случилось так, что мавр, плывший в воде, нашёл в воде копьё. Он поднялся над водой, насколько мог, и швырнул копьё в лодку. Копьё пронзило и убило одного матроса. Это показалось мне замечательным случаем. Я записал его».

Наконец, 30 октября 1502 года португальская армада достигла Каликута. В городе уже знали о приближающейся угрозе, поэтому европейцы нашли городскую гавань пустующей – купцы увели свои суда в устье реки, где большие португальские корабли не могли их настигнуть. Заморин тут же отправил да Гаме послание, в котором клялся в вечной дружбе и обещал дать солидные отступные, если грозный адмирал пощадит его город. Гама ответил, что примирится с Каликутом на следующих условиях: ему возместят все убытки от разграбления фактории, выдадут зачинщиков нападений на португальцев, дабы те были преданы суду, и, наконец, вышлют из города всех арабов и мавров. Заморин ответил отказом. Дальнейшие действия адмирала красноречиво описал Гаспар Корреа:

«Тогда он велел всем судам подойти ближе к берегу и весь день и всю ночь бомбардировал город, причинив этим большие разрушения. Он прекратил стрельбу лишь потому, что стрельба расшатала корпуса португальских кораблей… Когда он это делал, в гавань вошли два больших корабля и двадцать две груженных рисом малабарских самбуки и лодки. Когда наши увидели их, за ними погнались каравеллы, и они не могли ускользнуть, так как были тяжело нагружены рисом… Шесть командиров самбук явились к капитану-командиру и заявили, что они из Кананора, и назвали имя приказчика Рюи де Манданья и других португальцев. Капитан-командир был очень доволен и отпустил их. Зато он приказал разграбить шестнадцать самбук и два больших корабля… Затем капитан-командир приказал отрубить всем захваченным в плен руки, уши и носы и положить всё это в маленькую лодку и туда же положить жреца, повесив ему на шею его отрубленные руки, нос и уши и письмо на пальмовом листе к заморину, в котором он советовал сделать карри из того, что привезёт ему жрец».

Корабли да Гамы два дня подряд неустанно бомбили Каликут. Наконец, адмирал решил, что на первое время с его старых врагов хватит, и отправился налаживать торговые связи в другие крупные города побережья – Кочин и Коилун. С их правителями Гама достаточно быстро нашёл общий язык, причём страх перед португальскими пушками был далеко не единственной причиной для такой сговорчивости.

Раджи Кочина и Коилуна видели в португальцах своеобразную «крышу», которая за определённые отчисления сможет устранять их конкурентов точно так же, как это случилось с Каликутом. Перспектива получить себе в союзники и защитники «железных людей» с их изрыгающими гром и огонь пушками была настолько привлекательной, что оба правителя с ходу дали добро на открытие португальских факторий в своих владениях.

Могучую армаду Саморина

Разрушат в клочья ядра огневые,

Помчатся над кипящею пучиной

Кормила, мачты, паруса былые.

А юноша, как воин дней старинных,

Презрит, смеясь, опасности земные,

На абордаж взяв флагман горделивый

И сотни мавров полонив кичливых.

Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь X, стих 28

Вскоре ситуация снова потребовала активных военных действий. Во время пребывания да Гамы в Кочине в один из дней к нему прибежал посланец от раджи – тот спешно звал португальца к себе во дворец. Оказалось, что шпионы правителя в Каликуте передали угрожающие вести – заморин не только жив, но и на деньги мавританских купцов собирает огромный флот, чтобы раз и навсегда расправиться с европейцами.

Практически одновременно с этим в Кочин прибыл посланник от заморина, который привёз для Гамы предложение мира и заверения в дружбе от правителя Каликута. Однако адмирал уже знал о приготовлениях мусульманской флотилии, и усыпить его бдительность посланцу не удалось. Последний был схвачен, обвинён в злоумышлениях против христиан и, после того, как сознался, что на самом деле является шпионом, подвергнут страшным истязаниям. Ему живому отрезали губы и уши, вместо которых пришили собачьи, и в таком виде отослали обратно в Каликут с «наилучшими пожеланиями».

Тем не менее, было ясно, что сидеть на месте нельзя. На совете капитанов было принято решение не дожидаться, пока заморин соберёт все возможные силы в кулак, а самим идти к Каликуту и там навязать мусульманам бой на своих условиях. К тому же у хитроумного адмирала была идея, которая, как окажется впоследствии, не только поможет выиграть бой, но и заложит принципиально новые методы войны на море.

Когда 12 февраля 1503 года флоты встретились вблизи гавани Каликута, португальцам могло показаться, что имеет место ситуация с мышкой, поймавшей кошку. Численность вражеского флота превзошла все ожидания. Очевидец отмечал, что мавры шли на сотнях кораблей, и хотя их суда в целом уступали португальским в ряде конструкционных параметров, это было уже не столь важно. Численный перевес был критическим. Гама, однако, оставался невозмутимым, и его уверенность постепенно передавалась всем солдатам и морякам. Они не погибнут, не сложат головы под этим чужим солнцем на краю земли, ведь у дона Васко есть план.

План действительно был. Едва флотилии начали сближаться, Гама велел сигнальщикам передать на другие корабли, чтобы те разворачивались бортом к неприятелю. На палубах отбивали ритм барабанщики, туда-сюда сновала орудийная прислуга, сверкали клинки абордажников. Наконец, был дан сигнал, и хором взревели мощные пушки европейцев. Мир словно бы замер на мгновения, утонул в клубах дыма, раскололся от орудийного грохота. Даже сами португальцы никогда прежде не видели такого зрелища.

Дело в том, что хоть первые корабельные пушки были известны ещё в XIV веке, применялись они, в основном, для того, чтобы уничтожать такелаж на вражеских кораблях и осыпать картечью абордажников противника. Со временем, когда на кораблях появились орудия более крупных калибров, их в основном использовали для обстрела целей на побережье, тогда как главной тактикой борьбы с неприятельскими судами оставался абордаж. Но в тот день адмирал Индийского океана Васко да Гама решил пойти против всех военных канонов.

В силе мусульманской флотилии крылась и её главная слабость – весь этот огромный рой кораблей шёл плотной группой, максимально облегчая работу португальским артиллеристам. Как отмечал впоследствии один из участников боя, промахнуться было просто невозможно. Тяжёлые каменные ядра буквально дробили каликутские корабли, крошили их в мелкую щепу. Мавританские моряки с воплями сыпались в воду, пытались найти спасение на ещё целых судах.

В это время, подобно демону вынырнув из клубов порохового дыма, «Сан-Херонимо» двинулся по направлению к каликутскому флагману. На вражеском корабле заметили движение «португальца», но не могли ничего поделать – незадолго до этого на флагмане ядром снесло мачту, которая, падая, внесла сумятицу на палубу и покалечила многих моряков. Корабли сблизились, и с бортов щедро посыпались стрелы: это португальские арбалетчики состязались в меткости с малабарскими стрелками, использовавшими огромные, в человеческий рост, луки.

Борта кораблей уже напоминали спины огромных ежей, когда, наконец, португальцы железной волной хлынули на палубу «мавра». Там их уже дожидались отборные гвардейцы заморина, наиры. Закипел яростный бой. Через несколько минут палуба окрасилась кармином, и смолк лязг металла – всё было кончено. Увидев, что флагман потерян, а враг продолжает одолевать, остальные корабли каликутской флотилии начали поворачивать и пускаться наутёк. Лишь тогда европейцы смогли перевести дух. Это был их день.

После разгрома мавританского флота Гама вернулся в Кочин – там до самой зимы он решал различные организационные вопросы и руководил постройкой португальской фактории. На этот раз её превратили в настоящую крепость с высокими стенами и пушками на них. Отдав все необходимые распоряжения, адмирал взял курс на Португалию. Когда в начале сентября 1503 года его эскадра достигла родных берегов, Васко да Гама не узнал лиссабонскую гавань: строились новые склады, верфи, а на рейде стояли купеческие корабли. Лиссабон становился одним из крупнейших торговых портов мира, и существенная заслуга в этом принадлежала именно адмиралу.

Источник