женский скит сретенского монастыря ильинский
Жизнь, посвященная Богу
Слово на отпевании монахини Марии (Птицыной)
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
Монахиня Мария (Птицына) В скорбные дни прощания с человеком, его ухода из земной жизни чувства христианина изменяются от обычных мирских к тем, к которым подвигает нас Святая Церковь, и надгробное рыдание претворяется в песнь – в «Аллилуйя!», в прославление Бога. Тяжело расставаться с людьми, зная, что здесь, в этой жизни, ты их больше не увидишь, но при этом есть и нечто бесконечно большее – осознание того, что человек исполнил ту цель, которую нашел для себя в этой жизни. Эту цель он пронес через годы и десятилетия, несмотря ни на какие испытания, и эта цель – обретение Бога и пребывание с Ним, что бы ни происходило с человеком. Люди, которые смогли так прожить и так принять испытание смертью, – величайший и бесконечно ценный пример для нас.
В последние дни один за другим уходят именно такие люди. И среди них монахиня Мария – наша послушница Елена, жизнь которой неразрывно связана со Сретенским монастырем.
Она пришла к монашеству совсем еще юной девушкой, тогда студенткой факультета журналистики МГУ, и пронесла это открытие, совершившееся в ее сердце, – открытие жизни в Боге и монашества для себя – через всю жизнь, полную незаметных порой для постороннего взгляда, но по-настоящему серьезнейших испытаний.
Она прекрасно владела пером, трудилась и в Издательстве Сретенского монастыря, была репетитором, помогала школьникам, но главным ее призванием была молитва. Перед тем, как начать отпевание, задавали вопрос: «Полным ли чином совершить отпевание, или, может быть, чуть-чуть подсократить его, опустить некоторые небольшие молитвы?», – и сразу вспомнили, что Лена Птицына – матушка Мария – всегда с радостью, без натуги, совершала всё молитвенное правило, весь дневной круг богослужений.
Здесь стоят ее сестры – духовные сестры, вместе с которыми она создавала Ильинский скит Сретенского монастыря. В этом скиту жили девушки, Лена – скитоначальницей, и это было очень светлое время. Сейчас те, кто жил в скиту, – монахини, они в разных монастырях Русской Православной Церкви занимают высокие должности: игумений, экономов и пр. Это, конечно, не самое главное, но это – признак того, насколько прекрасной была, казалось бы, очень маленькая школа женского монашества Сретенского монастыря, насколько она стала востребованной сегодня в нашей Церкви. И главная заслуга здесь, конечно, Лены Птицыной.
Она знала: только живой Бог в живом покаянном, но и радостном общении с Ним должен быть смыслом человеческой жизни
Не всё шло гладко, но оставалось самое главное – неудержимое этим миром стремление к монашеству и к Богу. Они сразу поняли: конечно же, не одежда, конечно же, не обряд, конечно же, не устав, а только живой Бог в живом покаянном, но и радостном общении с Ним в живой вере и надежде может быть и должен быть смыслом человеческой жизни, тем паче жизни монахини, которая оставила все ради этого. Именно таковыми стали сестры, и именно таковой стала Елена – монахиня Мария.
Тяжелейшим испытанием, длившимся три года, стал ее недуг. Только представьте: человек очень живой, очень активный, деятельный прикован к постели обездвиженностью и болью, которую уже не могут одолеть даже современные лекарства. Ей не становилось лучше. Но ни разу я не слышал слов ропота, слов жалоб. Конечно, она как-то могла сказать: «Ой, тяжеловато», но это естественно и нормально, Спаситель в Гефсиманском саду тоже призывал людей по-человечески, призывал Своих учеников побдеть с Ним, разделить Его боль.
Митрополит Тихон (Шевкунов) Конечно, по мере сил старались помогать ей мы, здоровые, сильные, ходячие, но все равно она была один на один с этим тяжелейшим испытанием. Но у нее была всего лишь одна забота – духовная боль: она, созерцая свои грехи, говорила только об одном: «А примет ли Господь меня такую, как я есть?» – вот только это одно, представляете? Преподобный Варсонофий Оптинский говорил, что каждый христианин должен пережить свою Голгофу – пережил ее и сам преподобный Варсонофий в конце жизни. И вы видели человека – монахиню Марию, которая три года пребывала на своей Голгофе. И душу охватывала радость, что есть такие мужественные, бесконечно мужественные люди. Благоговея перед Таинством спасения, возблагодарим Бога за то, что воочию увидели, как Господь не дает испытаний выше человеческих сил, хотя кажутся такие испытания невозможными. Когда примеряешь их на себя, всегда думаешь: «Господи, прости! А я как бы выдержал?», но понимаешь, что даны эти тяжелейшие страдания очень сильному человеку – такой и была монахиня Мария, наша Лена Птицына.
Да, больше здесь, на земле, мы не увидим ее, но бесконечно светлой, кроткой, смиренной будем помнить. Прежде всего – смиренной, хотя смирение давалось ей не всегда просто, но она пониманием обрела смирение и бесконечную любовь к людям, которую ничто не могло попрать или исказить. Вот пример совершенно прекрасной, христианской, православной, монашеской жизни Елены Птицыной, послушницы Елены, монахини Марии.
«Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13: 7), – говорит апостол Павел. Я был ее духовником, но она была моей наставницей, и я глубоко благодарен этим ее наставлениям жизни. И, конечно же, мы будем поминать ее, потому что у многих перед глазами прошли ее годы, прошла ее кончина, и надо молиться Господу, чтобы молитвами таких праведников, как монахиня Мария, укреплялась и наша вера. Их жизнь, их опыт, их последние дни – подвиг настоящих святых, которым укрепляется Церковь, как укреплялась она мученической кровью.
Будем молиться об упокоении души рабы Божией монахини Марии, о прощении ее грехов, которые она оплакала особенно в эти последние годы, и будем просить и ее о помощи перед Престолом Божиим.
«ОНА ЛЮБИЛА БОГА; МОНАШЕСТВО БЫЛО ЕЕ ВЫБОРОМ И ЦЕЛЬЮ»
К 9-му дню по кончине монахини Марии (Птицыной)
В 9-й день по преставлении ко Господу монахини Марии (Птицыной), скитоначальницы женского Ильинского скита Сретенской обители, о ней с благодарностью рассказывают некогда выученные ею монашеству и церковнослужению сестры, вспоминают соработницы, можно сказать – сродницы духовные по дружной приходской семье-общине Сретенского монастыря.
Образ благодарения
Монахиня Мария (Корх), настоятельница Спасо-Елеазаровского монастыря Псковской митрополии:
– Мать Мария, наша Лена, светлый, добрый, теплый человечек. Первый наш учитель в сложной монашеской науке.
Мы с матерью Евфросинией пришли в скит, ничего не зная о монашестве. Не умели мы также ни петь, ни читать на церковнославянском языке. Сколько же надо было иметь терпения, чтобы слушать наши корявые, с запинками и ошибками, часовые утренние и вечерние молитвы! А Лена терпеливо слушала, через каждое слово поправляя наши ошибки и подбадривая нас: «Еще на клиросе будете лучшими чтецами». Сколько же раз я вспоминала эти ее слова!
Благодаря ей, любящей монашество и всем сердцем желающей его, мы тоже захотели встать на этот путь. Она всегда могла вдохновить, зажечь, утешить и опять подбодрить.
Великолепный рассказчик. Живой, деятельный, энергичный человек. В голове фонтан идей. Как странно это писать в прошедшем времени… Всего полторы недели назад она мечтала поехать в Печоры, хотела навестить и наш Елеазаровский монастырь.
«Сестры, как у вас красиво, какие вы счастливые»… Ни ропота, ни жалоб. «Я благодарна Богу за эту болезнь. Сейчас чувствую столько благодати и утешения от Господа, как никогда» – вот ее слова. Они запечатлелись в наших сердцах.
«Я благодарна Богу за эту болезнь: чувствую столько благодати!»
Вечная тебе память, дорогая наша мать Мария!
Могла бы преуспеть в миру, а выбрала – быть смиренной и с Богом
Татьяна Павловна Пономарева, делопроизводитель канцелярии Сретенского монастыря:
– Лену я сначала видела в храме, позже – в издательском отделе монастыря, и уже близко мы познакомились в Патриаршем совете по культуре. Леночка была очень хороша собой: высокая, стройная, с прекрасным русским лицом, всегда с ярким румянцем, пухлыми яркими губками, блестящими крупными серо-голубыми глазами, почти всегда улыбающаяся. Трудно было поверить, что она тогда уже была очень больным человеком, но это было именно так…
Мы с ней вместе выполняли достаточно рутинную работу в совете: она писала ответы гражданам, обращавшимся к Святейшему Патриарху Кириллу, и сама же их отправляла по почте, выстаивая длинные очереди на почтамте, а я вела учет этой документации в программе. В общем, работали бок о бок. Иногда к ней приходила ее приемная доченька, но смотрелись они как две подружки, только одна чуть-чуть постарше была.
Леночка очень оживлялась, когда к ней кто-то обращался, и все разговоры переводила на катехизаторские или патриотические темы – ей очень хотелось как-то просветить человека сведениями о Боге, Церкви, Православии, привить любовь к Родине. Правда, окружение наше было в основном насельники монастыря да семинаристы, так что они сами обо всем этом знали лучше нас и немножечко подсмеивались над пылкими Леночкиными рассуждениями.
Наш коллектив тогда только сформировался, мы еще мало что знали друг о друге и, возможно, не проявляли достаточной любви и заботы, сочувствия и поддержки друг к другу и к Леночке в частности. Надо заметить, что и работы было много у всех: семинаристы совмещали работу в совете с учебой, насельники – с другими послушаниями. Ну а мы, наемники, изо всех сил старались не подвести и оправдать доверие в возложенных на нас трудах и обязанностях.
Имея филологическое образование и доброе сердце, Леночка с большим теплом и рассудительностью отвечала на обращения граждан к патриарху, стараясь дать совет, поддержать, проконсультировать или просто написать что-то доброе человеку. Она была очень скромная, я бы даже сказала: застенчивая. Уговорить ее попить чай или кофе было практически невозможно, да и вообще в течение дня она почти ничего не ела, в трапезную никогда не ходила.
Тогда она еще была рясофорной послушницей, всегда ходила в черной рясе, но яркая красота ее лица, приветливость и доброжелательность превращали ее предмонашеский образ в какой-то экзотический прекрасный цветок.
Возможно, не имея своего заболевания, она была бы очень успешной в мирской жизни: прекрасное образование, воспитание, внешность могли бы быть хорошими помощниками для продвижения, успеха – все ей предвещало ошеломительную карьеру. Можно легко представить ее и самоуверенной, и даже надменной.
Но по милости Божией ей была попущена немощь, которая сохранила и очистила ее душу, сделала ее кроткой и смиренной, сочувствующей другим, нетребовательной к себе. Она и ушла с работы очень скромно и смиренно, почувствовав трудность исполнения своих обязанностей, оставив по себе самые добрые воспоминания.
Только самые послушные и могут быть старшими, чтобы монашеству научить
Монахиня Георгия (Кузенкова):
– Познакомилась я с матерью Марией, тогда еще с послушницей Еленой, в женском Ильинском скиту в 1998 году. Она была там старшей сестрой. Скит находился в селе Верзилово Ступинского района, в деревенском доме. Нас было пять сестер. Там было все организовано ее трудами и заботой. Жили мы по-монашески. Весь круг богослужений вычитывали сами, читали Псалтирь. Сажали огород. Небольшое хозяйство: куры, коза и корова.
Мать Мария была душой нашего небольшого коллектива. Она могла быстро и четко организовать любое дело. Но самое ценное, чему я завидовала, было то, что она была послушницей. К тому времени она уже прожила несколько лет в монастыре и теперь могла нас научить монашеской жизни. Именно этим настроем она отличалась от нас. Все должно быть по-монастырски. Чтение за трапезой, послушания, чтение и пение в храме. Мать Мария научила нас всему.
Она была душой нашего скита. Могла быстро и четко организовать любое дело
Я, вчерашняя прихожанка мужского Сретенского монастыря, москвичка, прочитала книги про женские монастыри и уже хотела поступить в монастырь и стать монахиней. У матери Марии всегда было чему поучиться. Чтение на службе на церковнославянском языке по книгам давалось мне непросто. Про Устав я совсем ничего не знала. Потихоньку трудами и постоянной заботой матери Марии мы все выучились читать без ошибок, разбираться в службах.
В один год мы распределили между собой предметы – Ветхий Завет, Новый Завет, церковнославянский язык, Устав, история, – и каждая готовила по своему предмету лекции, а другие слушали, записывали. Душа в душу жили.
После четырех лет, проведенных мною в Ильинском скиту, когда я попала в большой общежительный монастырь, мне было уже легко и просто на службах. И за все это я всегда останусь благодарна матери Марии. Сколько она возилась с нами.
Мать Мария для нас была всегда очень веселым и общительным человеком. Она много читала книг – ей всегда было чем поделиться. Она и сама помогала редактировать книги в Издательстве Сретенского монастыря.
Я благодарю Бога за то, что в самом начале моего монашеского пути мне повстречалась монахиня Мария, которая показала мне красоту монашеской жизни. Она любила Бога, монашество было ее выбором и целью.
Она точно снять могла с твоей души тяготу какую-то, проблему – и сама ее понести
Анна Ачигбу, сотрудница книжного оптового отдела Сретенского монастыря:
– Ушел из жизни прекрасный человек. Молодая, красивая, статная, увлеченная своим делом… Умничка. Кто не помнит этот удивительный взгляд – выразительные ее бездонные серо-голубые глаза!
С матерью Марией, в миру Еленой, мы работали и несли послушание с первых лет возрождения Сретенского монастыря. Мы тогда все жили тут, в обители, одной семьей. Не по расписанию на работу выходили: от 8:00 до 18:00 – нет, мы рано-рано утром бежали в монастырь. А уходить не хотели и вовсе. Все у нас тут было общее – трапезы за одним столом: помолимся, кто-то что-то интересное расскажет. Мы просто жили монастырем. Очень дружно, все любили друг друга. Все сообща трудились. Хватались за всё: и штукатурили, и белили, и чистили всё тут, и мыли… Храм был в очень запущенном состоянии. Но удивительно: мы и много молиться успевали – только акафистов по три за день пели.
Мать Мария, тогда еще Лена, филолог по образованию, замечательно пела, читала по-церковнославянски. Всех желающих из прихожанок учила – особенно потом, когда отец Тихон (ныне митрополит), ее духовный отец, благословил мать Елену быть скитоначальницей Ильинского женского скита Сретенской обители. К ней туда с радостью все всегда приезжали. А как она всех принимала радушно! При этом она была человек даже несколько, я бы все же сказала, закрытый, на какой-то постоянно сокровенной глубине пребывающий, не публичный. Очень преданная Христу, своему духовному отцу. Послушная. И знаю, что она точь-в-точь все благословения, поручения своего духовного наставника исполняла. Как сказал, так и сделает. В ней была эта сосредоточенность, нерассеянность духа, ума.
Она потом и сестрам в скиту эту в хорошем смысле слова дисциплинированность прививала. Потому что просто желания поработать Господеви мало, надо еще себя на непрестанный труд сподвигать – и на внутреннюю работу над собой, и на внешнее служение без отвлечений. А то молодежи, известно, и поболтать охота, и расслабиться, как говорят. А дни-то лукавы (Еф. 5: 16). У матери Марии как-то было на это чутье: труженица – многое успевала. Какой бы ни был форс-мажор, но спать не ляжет, пока все службы суточного богослужебного круга не вычитает, не помолится.
Она знала: просто желания поработать Господеви мало, надо еще себя на непрестанный труд сподвигать
У меня в 2006 году сын погиб, Марк. В Москве сложно было место где-либо на кладбище найти, всюду требовались деньги большие, и отец Тихон нас благословил на кладбище в деревне Верзилово Ступинского района хоронить – как раз там, где скит Ильинский. Дал мне матери Марии телефон, так она там сама со всеми обо всем на месте договорилась. Сама же поминки организовала, а нас тогда из монастыря все 30 человек на заказанном братией автобусе на похороны приехало – и отец Тихон был с нами.
Мать Мария всегда все как-то с радостью делала. И она этим светлым духом всех утешить могла, умирить как-то. Мы и потом с дочкой в скит к ней приезжали. На 40 дней Марка едем – цветы не нашли, где купить. Приезжаем на электричке, мать Мария нас встретила. Так и так, говорю: «Без цветов-то…» И она так откликнулась! Вот была у нее такая способность вникать в нужды и скорби другого. У меня уже было такое ощущение, что она переживает по поводу отсутствия цветов больше, чем мы. Она точно снять могла с твоей души тяготу какую-то, проблему – и сама ее понести. Даже в малом поддержать тебя старалась. Тут же повезла нас на машине куда-то, в частном секторе нам раздобыла замечательные цветы – целую охапку! Она там со всеми была знакома.
Привезла нас в скит, там уже организованы поминки. Могилка прибранная, украшенная была. Мать Мария и потом за могилой следила. В скиту нам всё показала – у них там красивая территория, такие укромные уголки для молитвы устроены были – беседка в саду, свой храм. Мать Мария сама вычитывала службу и дала моей дочери некоторые молитвы читать – подсказала, что и как. Дочь была потом под таким впечатлением: «Мама! Я сама за богослужением молитвы читала!» Мать Мария умела вот так первую ступеньку человеку открыть. Хочешь дальше идти – поможет.
А еще тогда, после поминок на 40-й день, мы пока все убрали, помыли – глядь: а уже и 11 вечера… Все уставшие. Спать бы легли. А мать Мария – в храм: «Нет, надо вычитать вечерню». На следующий день праздник был – хотя она, наверно, и так ежедневно, независимо от праздничных дат, все молитвы богослужебного суточного круга читала. И вот мы с нею пошли – мы там с дочерью на лавочках уже засыпаем, а она сама стоит, молится… Сокращений служб не признавала. Такая бодрость в ней духовная была. Мы уже в полудреме, а она всё сама дочитала, а утром еще и первая встала – разбудила нас всех на службу. А после богослужения был просто незабываемый крестный ход.
Помню, потом там, в скиту, с дочкой-восьмиклассницей женщина жила, она сильно болела, мать Мария ухаживала за ней, потом та умерла. И мать Мария удочерила осиротевшую девочку. Много вкладывалась в нее, воспитывала. А ей действительно всегда было чем делиться с людьми – такой глубокий, духовно богатый, щедрый человек наша мать Мария. Ласковая всегда, терпеливая. Немногословная: говорила спокойно, утвердительно. Суетливости в ней не было никакой. Не от мира сего. А здесь – труженица, страдалица сама.
Светлая память о ней навсегда сохранится в наших сердцах. Будем помнить ее доброту.
Царствие Небесное, вечный покой тебе, мать Мария.
«Она любила Бога; монашество было ее выбором и целью»
К 9-му дню по кончине монахини Марии (Птицыной)
В 9-й день по преставлении ко Господу монахини Марии (Птицыной), скитоначальницы женского Ильинского скита Сретенской обители, о ней с благодарностью рассказывают некогда выученные ею монашеству и церковнослужению сестры, вспоминают соработницы, можно сказать – сродницы духовные по дружной приходской семье-общине Сретенского монастыря.
Образ благодарения
Монахиня Мария (Корх), настоятельница Спасо-Елеазаровского монастыря Псковской митрополии:
– Мать Мария, наша Лена, светлый, добрый, теплый человечек. Первый наш учитель в сложной монашеской науке.
Мы с матерью Евфросинией пришли в скит, ничего не зная о монашестве. Не умели мы также ни петь, ни читать на церковнославянском языке. Сколько же надо было иметь терпения, чтобы слушать наши корявые, с запинками и ошибками, часовые утренние и вечерние молитвы! А Лена терпеливо слушала, через каждое слово поправляя наши ошибки и подбадривая нас: «Еще на клиросе будете лучшими чтецами». Сколько же раз я вспоминала эти ее слова!
Благодаря ей, любящей монашество и всем сердцем желающей его, мы тоже захотели встать на этот путь. Она всегда могла вдохновить, зажечь, утешить и опять подбодрить.
Великолепный рассказчик. Живой, деятельный, энергичный человек. В голове фонтан идей. Как странно это писать в прошедшем времени… Всего полторы недели назад она мечтала поехать в Печоры, хотела навестить и наш Елеазаровский монастырь.
«Сестры, как у вас красиво, какие вы счастливые»… Ни ропота, ни жалоб. «Я благодарна Богу за эту болезнь. Сейчас чувствую столько благодати и утешения от Господа, как никогда» – вот ее слова. Они запечатлелись в наших сердцах.
«Я благодарна Богу за эту болезнь: чувствую столько благодати!»
Вечная тебе память, дорогая наша мать Мария!
Могла бы преуспеть в миру, а выбрала – быть смиренной и с Богом
Татьяна Павловна Пономарева, делопроизводитель канцелярии Сретенского монастыря:
– Лену я сначала видела в храме, позже – в издательском отделе монастыря, и уже близко мы познакомились в Патриаршем совете по культуре. Леночка была очень хороша собой: высокая, стройная, с прекрасным русским лицом, всегда с ярким румянцем, пухлыми яркими губками, блестящими крупными серо-голубыми глазами, почти всегда улыбающаяся. Трудно было поверить, что она тогда уже была очень больным человеком, но это было именно так…
Мы с ней вместе выполняли достаточно рутинную работу в совете: она писала ответы гражданам, обращавшимся к Святейшему Патриарху Кириллу, и сама же их отправляла по почте, выстаивая длинные очереди на почтамте, а я вела учет этой документации в программе. В общем, работали бок о бок. Иногда к ней приходила ее приемная доченька, но смотрелись они как две подружки, только одна чуть-чуть постарше была.
Леночка очень оживлялась, когда к ней кто-то обращался, и все разговоры переводила на катехизаторские или патриотические темы – ей очень хотелось как-то просветить человека сведениями о Боге, Церкви, Православии, привить любовь к Родине. Правда, окружение наше было в основном насельники монастыря да семинаристы, так что они сами обо всем этом знали лучше нас и немножечко подсмеивались над пылкими Леночкиными рассуждениями.
Наш коллектив тогда только сформировался, мы еще мало что знали друг о друге и, возможно, не проявляли достаточной любви и заботы, сочувствия и поддержки друг к другу и к Леночке в частности. Надо заметить, что и работы было много у всех: семинаристы совмещали работу в совете с учебой, насельники – с другими послушаниями. Ну а мы, наемники, изо всех сил старались не подвести и оправдать доверие в возложенных на нас трудах и обязанностях.
Имея филологическое образование и доброе сердце, Леночка с большим теплом и рассудительностью отвечала на обращения граждан к патриарху, стараясь дать совет, поддержать, проконсультировать или просто написать что-то доброе человеку. Она была очень скромная, я бы даже сказала: застенчивая. Уговорить ее попить чай или кофе было практически невозможно, да и вообще в течение дня она почти ничего не ела, в трапезную никогда не ходила.
Тогда она еще была рясофорной послушницей, всегда ходила в черной рясе, но яркая красота ее лица, приветливость и доброжелательность превращали ее предмонашеский образ в какой-то экзотический прекрасный цветок.
Возможно, не имея своего заболевания, она была бы очень успешной в мирской жизни: прекрасное образование, воспитание, внешность могли бы быть хорошими помощниками для продвижения, успеха – все ей предвещало ошеломительную карьеру. Можно легко представить ее и самоуверенной, и даже надменной.
Но по милости Божией ей была попущена немощь, которая сохранила и очистила ее душу, сделала ее кроткой и смиренной, сочувствующей другим, нетребовательной к себе. Она и ушла с работы очень скромно и смиренно, почувствовав трудность исполнения своих обязанностей, оставив по себе самые добрые воспоминания.
Только самые послушные и могут быть старшими, чтобы монашеству научить
Монахиня Георгия (Кузенкова):
– Познакомилась я с матерью Марией, тогда еще с послушницей Еленой, в женском Ильинском скиту в 1998 году. Она была там старшей сестрой. Скит находился в селе Верзилово Ступинского района, в деревенском доме. Нас было пять сестер. Там было все организовано ее трудами и заботой. Жили мы по-монашески. Весь круг богослужений вычитывали сами, читали Псалтирь. Сажали огород. Небольшое хозяйство: куры, коза и корова.
Мать Мария была душой нашего небольшого коллектива. Она могла быстро и четко организовать любое дело. Но самое ценное, чему я завидовала, было то, что она была послушницей. К тому времени она уже прожила несколько лет в монастыре и теперь могла нас научить монашеской жизни. Именно этим настроем она отличалась от нас. Все должно быть по-монастырски. Чтение за трапезой, послушания, чтение и пение в храме. Мать Мария научила нас всему.
Она была душой нашего скита. Могла быстро и четко организовать любое дело
Я, вчерашняя прихожанка мужского Сретенского монастыря, москвичка, прочитала книги про женские монастыри и уже хотела поступить в монастырь и стать монахиней. У матери Марии всегда было чему поучиться. Чтение на службе на церковнославянском языке по книгам давалось мне непросто. Про Устав я совсем ничего не знала. Потихоньку трудами и постоянной заботой матери Марии мы все выучились читать без ошибок, разбираться в службах.
В один год мы распределили между собой предметы – Ветхий Завет, Новый Завет, церковнославянский язык, Устав, история, – и каждая готовила по своему предмету лекции, а другие слушали, записывали. Душа в душу жили.
После четырех лет, проведенных мною в Ильинском скиту, когда я попала в большой общежительный монастырь, мне было уже легко и просто на службах. И за все это я всегда останусь благодарна матери Марии. Сколько она возилась с нами.
Мать Мария для нас была всегда очень веселым и общительным человеком. Она много читала книг – ей всегда было чем поделиться. Она и сама помогала редактировать книги в Издательстве Сретенского монастыря.
Я благодарю Бога за то, что в самом начале моего монашеского пути мне повстречалась монахиня Мария, которая показала мне красоту монашеской жизни. Она любила Бога, монашество было ее выбором и целью.
Она точно снять могла с твоей души тяготу какую-то, проблему – и сама ее понести
Анна Ачигбу, сотрудница книжного оптового отдела Сретенского монастыря:
– Ушел из жизни прекрасный человек. Молодая, красивая, статная, увлеченная своим делом… Умничка. Кто не помнит этот удивительный взгляд – выразительные ее бездонные серо-голубые глаза!
С матерью Марией, в миру Еленой, мы работали и несли послушание с первых лет возрождения Сретенского монастыря. Мы тогда все жили тут, в обители, одной семьей. Не по расписанию на работу выходили: от 8:00 до 18:00 – нет, мы рано-рано утром бежали в монастырь. А уходить не хотели и вовсе. Все у нас тут было общее – трапезы за одним столом: помолимся, кто-то что-то интересное расскажет. Мы просто жили монастырем. Очень дружно, все любили друг друга. Все сообща трудились. Хватались за всё: и штукатурили, и белили, и чистили всё тут, и мыли… Храм был в очень запущенном состоянии. Но удивительно: мы и много молиться успевали – только акафистов по три за день пели.
Мать Мария, тогда еще Лена, филолог по образованию, замечательно пела, читала по-церковнославянски. Всех желающих из прихожанок учила – особенно потом, когда отец Тихон (ныне митрополит), ее духовный отец, благословил мать Елену быть скитоначальницей Ильинского женского скита Сретенской обители. К ней туда с радостью все всегда приезжали. А как она всех принимала радушно! При этом она была человек даже несколько, я бы все же сказала, закрытый, на какой-то постоянно сокровенной глубине пребывающий, не публичный. Очень преданная Христу, своему духовному отцу. Послушная. И знаю, что она точь-в-точь все благословения, поручения своего духовного наставника исполняла. Как сказал, так и сделает. В ней была эта сосредоточенность, нерассеянность духа, ума.
Она потом и сестрам в скиту эту в хорошем смысле слова дисциплинированность прививала. Потому что просто желания поработать Господеви мало, надо еще себя на непрестанный труд сподвигать – и на внутреннюю работу над собой, и на внешнее служение без отвлечений. А то молодежи, известно, и поболтать охота, и расслабиться, как говорят. А дни-то лукавы (Еф. 5: 16). У матери Марии как-то было на это чутье: труженица – многое успевала. Какой бы ни был форс-мажор, но спать не ляжет, пока все службы суточного богослужебного круга не вычитает, не помолится.
Она знала: просто желания поработать Господеви мало, надо еще себя на непрестанный труд сподвигать
У меня в 2006 году сын погиб, Марк. В Москве сложно было место где-либо на кладбище найти, всюду требовались деньги большие, и отец Тихон нас благословил на кладбище в деревне Верзилово Ступинского района хоронить – как раз там, где скит Ильинский. Дал мне матери Марии телефон, так она там сама со всеми обо всем на месте договорилась. Сама же поминки организовала, а нас тогда из монастыря все 30 человек на заказанном братией автобусе на похороны приехало – и отец Тихон был с нами.
Мать Мария всегда все как-то с радостью делала. И она этим светлым духом всех утешить могла, умирить как-то. Мы и потом с дочкой в скит к ней приезжали. На 40 дней Марка едем – цветы не нашли, где купить. Приезжаем на электричке, мать Мария нас встретила. Так и так, говорю: «Без цветов-то…» И она так откликнулась! Вот была у нее такая способность вникать в нужды и скорби другого. У меня уже было такое ощущение, что она переживает по поводу отсутствия цветов больше, чем мы. Она точно снять могла с твоей души тяготу какую-то, проблему – и сама ее понести. Даже в малом поддержать тебя старалась. Тут же повезла нас на машине куда-то, в частном секторе нам раздобыла замечательные цветы – целую охапку! Она там со всеми была знакома.
Привезла нас в скит, там уже организованы поминки. Могилка прибранная, украшенная была. Мать Мария и потом за могилой следила. В скиту нам всё показала – у них там красивая территория, такие укромные уголки для молитвы устроены были – беседка в саду, свой храм. Мать Мария сама вычитывала службу и дала моей дочери некоторые молитвы читать – подсказала, что и как. Дочь была потом под таким впечатлением: «Мама! Я сама за богослужением молитвы читала!» Мать Мария умела вот так первую ступеньку человеку открыть. Хочешь дальше идти – поможет.
А еще тогда, после поминок на 40-й день, мы пока все убрали, помыли – глядь: а уже и 11 вечера… Все уставшие. Спать бы легли. А мать Мария – в храм: «Нет, надо вычитать вечерню». На следующий день праздник был – хотя она, наверно, и так ежедневно, независимо от праздничных дат, все молитвы богослужебного суточного круга читала. И вот мы с нею пошли – мы там с дочерью на лавочках уже засыпаем, а она сама стоит, молится… Сокращений служб не признавала. Такая бодрость в ней духовная была. Мы уже в полудреме, а она всё сама дочитала, а утром еще и первая встала – разбудила нас всех на службу. А после богослужения был просто незабываемый крестный ход.
Помню, потом там, в скиту, с дочкой-восьмиклассницей женщина жила, она сильно болела, мать Мария ухаживала за ней, потом та умерла. И мать Мария удочерила осиротевшую девочку. Много вкладывалась в нее, воспитывала. А ей действительно всегда было чем делиться с людьми – такой глубокий, духовно богатый, щедрый человек наша мать Мария. Ласковая всегда, терпеливая. Немногословная: говорила спокойно, утвердительно. Суетливости в ней не было никакой. Не от мира сего. А здесь – труженица, страдалица сама.
Светлая память о ней навсегда сохранится в наших сердцах. Будем помнить ее доброту.
Царствие Небесное, вечный покой тебе, мать Мария.