исаакиевский собор в годы великой отечественной войны
Исаакиевский собор в дни блокады
Теперь, когда тысячи туристов осматривают Исаакиевский собор как памятник классицизма в русской архитектуре и любуются ожившими после реставрации многочисленными росписями и мозаикой, трудно представить себе, каким он был мрачным, сырым и холодным в блокадные годы. Зловещим гулом откликались его своды на каждый шаг по мраморным плитам.
В те суровые зимы мороз на улице переносился легче, чем промозглый холод Исаакия. Выходили греться на портик.
Все сотрудники – хранители музеев – с первого же дня своего прибытия из пригородов, были приказом по Управлению дворцов и парков Ленинграда переведены на казарменный режим. Домой отлучались редко, а у многих и не было своего дома в Ленинграде, так как они жили в пригородах.
Канцелярия и научная часть расположились в боковых притворах алтаря. Там же была сооружена маленькая – «буржуйка». На ней грели воду и подсушивали блокадную норму хлеба. Спали на досках, укрываясь одеждой. В подвалах Исаакия занят был каждый закут, каждая ниша. Определять круг своих обязанностей и неотложные работы, которые предстояло выполнить в ближайшее время, нам пришлось самим. Перед нами стояли две самые главные задачи – учет и хранение музейных редкостей.
Если учет и подсчет эвакуированных ценностей явились первичным этапом нашей музейной деятельности в дни блокады, то вторым, значительно более трудным, стало ХРАНЕНИЕ! Все было против нас, вернее, против правил.
Благополучнее всего чувствовали себя мрамор, произведения из камня, стекла и фарфора. Их нужно было вынуть из быстро отсыревшего сена и уберечь от толчков.
Труднее было с произведениями из металла и бронзы (чаще всего золоченой): могла появиться коррозия – приходилось постоянно следить за ними, вскрывая ящики.
Еще хуже обстояло дело с мебелью. Клей размокал, отслаивалась фанеровка, могла пострадать ценная гобеленовая или шелковая обивка.
Как только наступали сколько-нибудь теплые и не влажные дни, вся мебель перетаскивалась нами из собора на воздух для просушки. Так среди монолитных колонн южного портика Исаакия выставлялись на воздух золоченые кушетки стиля рококо с бирюзовой обивкой, приседающие на согнутых коленах «чиппендели» из Ораниенбаумского дворца, «луисезные» банкетки на тонких, стройных ножках…
Иногда пролеты между колоннами открытого портика Исаакия становились похожими на узкие улицы Неаполя. В несколько рядов на веревках, привязанных к колоннам, сушились яркие полотнища тканей и вышивок, которые даже в благоприятных условиях доставляют немало хлопот музейным хранителям. Они требуют систематического проветривания, а здесь, помимо этого, нужна была и просушка. Приходилось сушить и картины, поворачивая их обратной стороной холста к солнцу.
Хранение в Исаакиевском соборе, стены которого, начиная с весны, «плакали» ручьями, было делом нелегким. Для проветривания здания настежь отворялись тяжелые чугунные литые двери. Образовывались такие завихрения и сквозняки, что собор становился похож на палубу быстро несущегося корабля. Оказалось, что наши ящики, поставленные в целях экономии места один на другой в несколько этажей, стали мешать правильной циркуляции воздуха, а это могло повредить соборной живописи, выполненной известными художниками. Пришлось растаскивать ящики и устанавливать их не только в один или два ряда, а еще и так, чтобы были «продухи» между ними.
Хорошо бы эта вентиляционная идея осенила наших умудренных опытом инженеров в счет первичной расстановки всех ящиков, когда еще не истрачены были силы, и мы не были такими голодными! Ведь разгрузочной работой пришлось заниматься нам, женщинам, тогда, когда нас уже без стеснения причисляли к так называемым дистрофикам… И все же разгружали, двигали, таскали. Это было нашим делом среди многих других дел… И никому ни разу не пришло в голову, что в условиях города-фронта тратить силы на перетаскивание с места на место ящиков с вещами, которые, может быть, и вернуть-то после войны будет некуда, – дело более чем сомнительное по своей полезности… Мы твердо были убеждены, что храним красоту, которая понадобится в будущем еще больше, чем до войны. Знали, что даже в условиях блокады тосковали люди по красоте. В этом мы убеждались, когда проводили беседы об искусстве.
С теплым чувством вспоминаются все те, кто трудился в блокадные дни в подвалах Исаакия. Это были люди, не покинувшие родного города в дни тяжких испытаний, люди не только не терявшие бодрости, но и умевшие вселять эту бодрость в окружающих.
Теплее становилось всем от доброжелательности Станислава Валериановича Трончинского [1], который, опухая от голода, не переставал делиться своей скудной едой с теми, кто, по его наблюдениям, «сегодня что-то плохо выглядит». А когда кто-либо пытался угостить его, он тотчас, отозвав одного из нас в уголок, упрашивал: «Возьмите, пожалуйста, меня сегодня закормили». Эрудированный историк, он сберегал нашим лекторам-пропагандистам массу времени, помогая им в разработке лекций.
Умелым организатором научной работы была Анна Петровна Чубова, сотрудник античного отдела Эрмитажа. Еще до войны она совместно с Трончинским создала при Управлении методический центр. После освобождения пригородов ею были выполнены для Павловска серьезные исследования.
Хранителей из города Пушкина было трое. Вера Владимировна Лемус, чей юмор скрашивал многие наши «подвальные вечера». Тамара Феодосьевна Попова, практичность которой позволяла ей даже в самые голодные дни блокады поддерживать всех нас. Неутомимая Евгения Леонидовна Турова, историк Пушкинского ансамбля. Все первые дни войны она провела на строительстве оборонительных сооружений, оставив на наше попечение своего большеглазого пятилетнего сына – кудрявого Алешку, сдружившегося со своими сверстниками Ритой и Гериком Вейс.
Супруги Вейс (Николай Викторович и Зоя Андреевна) – павловчане. Николай Викторович оказался на хранительской работе в подвалах Исаакия, а Зая, как все ее тогда называли, ушла в госпиталь, откуда приходила к нам, измученная ночными дежурствами и тяжелой работой санитарки.
Серафима Николаевна Балаева возглавляла гатчинскую группу хранителей, а ее верным соратником и помощником была Ирина Константиновна Янченко. Их лозунг: «Не говорить о еде!» – помог нам не поддаться гастрономическим галлюцинациям, которыми страдали некоторые блокадники.
Яркое воспоминание наших блокадных дней – Марина Александровна Тихомирова, хранитель из Петродворца. Она покоряла грациозной женственностью и талантом убеждать. Недаром мы так часто получали персональные заявки с кораблей Балтфлота на ее лекции.
Не покидали нас мечты о работе научной. Именно в дни блокады в подвалах Исаакия разработаны были гатчинцами, пушкинцами, сотрудниками Петродворца подробные планы-тезисы для будущих монографий об этих пригородах. Меня уже тогда тревожили проблемы реставрации. Трудно было предугадать степень разрушенности наших художественных национальных сокровищниц… Еще в подвалах Исаакия мною была составлена та часть методики реставрации архитектурных памятников, которая относилась к научной документации, необходимой для реставрационных работ.
Но условия не позволяли уделять научным изысканиям необходимое время. Мы включились вместе с художниками Ленинграда в работу по наглядной агитации.
Так, мне довелось создать большую выставку, пропагандирующую всеобщее военное обучение, и выставку в ленинградском клубе МВД «Героическое прошлое и настоящее Ленинграда». Подлинные гравюры, акварели, фотодокументы ТАСС, плакаты художников для этой выставки предоставила Ленинградская государственная Публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина.
Изрядно отвлекали от научной работы и «текущие события». То приходилось мыть цветные лампадки, найденные в алтаре, и заполнять их полученными из зоосада тюленьим жиром, когда в городе прекратилась подача электроэнергии. То нужно было подметать обширную площадь мраморных плит собора после очередной бомбежки, когда от сотрясения осыпалась лепка и шелушившаяся роспись сводов.
Но больше всего сил было потрачено на откачку воды из подвалов после апрельской водопроводной аварии в 1942 году. Вода заполнила почти все отсеки подвала. Нужно было вытаскивать ящики с музейными экспонатами, хранившиеся внизу, и просушивать намокшие вещи.
Государственную инспекцию охраны памятников, или, как ее именовали сокращенно – ГИОП, возглавлял архитектор Н.Н. Белехов. Я была привлечена Николаем Николаевичем для составления описей и обмеров музейной мебели и других предметов внутреннего убранства в квартирах, на которые потом выдавалась «охранная грамота» ГИОПа.
Среди множества квартир, обойденных в дни блокады, мне довелось составлять описи уникальных гарнитуров мебели в квартире вдовы скульптора Василия Васильевича Козлова – автора памятника Ленину у Смольного, в квартире известного архитектора профессора Льва Александровича Ильина, жившего на Фонтанке. Он гордился тем, что собрал для отделки одной из своих комнат подлинные, петровских времен, резные двери и наличники окон. Запомнилась квартира умершего в блокаду скульптора Лансере (в здании Русского музея) и насыщенная коллекция фарфора, акварелей и гравюр в квартире пушкиниста Григория Яковлевича Геровича.
Грустные это были визиты. При свете «моргасиков», как называли мы самодельные светильники с тоненьким фитильком, владельцы уникальных коллекций, кутаясь в пледы и шубы, изнуренные и ослабевшие, торопливо выкладывали свои сокровища передо мною:
– Пишите, пишите все, обидно будет, если не государству такие вещи достанутся, – им место в музеях… Ведь будет же когда-нибудь опять нормальная жизнь, и все это понадобится людям…
Еще печальнее была работа уполномоченных в так называемых «выморочных» квартирах… Однажды на улице Герцена в одной из таких квартир, где было много уникальных архитектурных чертежей, я особенно задержалась. Женщина-управхоз рассматривала безделушки, а участковый милиционер, приглашенный присутствовать при описи, сразу же сел в мягкое кресло у двери в прихожей и затих. Ночью, собираясь уходить, мы хотели его, разбудить, но он был мертв…
Сравнительно небольшой, но дружный коллектив ГИОПа выполнял под руководством Николая Николаевича Белехова колоссальную работу. Город был поделен на участки, опекаемые инспекцией через районных архитекторов. Среди них была Мария Николаевна Налимова, Елизавета Николаевна Рахманина, Ольга Николаевна Шилина, Татьяна Николаевна Берсенева и Софья Васильевна Попова-Гунич.
Много труда было вложено в дело охраны памятников такими сотрудниками государственной инспекции, как Александр Петрович Удаленков, Андрей Андреевич Бартошевич, Иван Георгиевич Капцюг и Александр Михайлович Соколов.
Скромный труд музейных работников был отмечен Исполкомом Ленгогсовета дорогой сердцу ленинградцев медалью «За оборону Ленинграда». К прискорбию, не все, заслужившие эту медаль, смогли ее получить. Умерли от голода Алексей Алексеевич Черновский, Николай Иванович Фомин, Николай Дмитриевич Завалишин, Бронислава Самойловна Волкинд…
Не могу, хотя бы вкратце, не упомянуть о музее обороны Ленинграда, созданном в последний период блокады. Организация его была поручена талантливому историку, бывшему ученому секретарю Эрмитажа, а в дни войны гвардии майору Льву Львовичу Ракову.
Как сейчас помню первое организационное совещание, созванное Львом Львовичем в Соляном городке. Пришли Евгения Леонидовна Турова, Елена Николаевна Элькин, Станислав Константинович Волынский… Нам вместе с художниками было поручено составление экспозиционного плана и подбор экспонатов. Мой раздел – «Начало войны» – оформлял Патвакан Петрович Григорьянц.
Трудились круглосуточно в Доме офицеров на Литейном. Такого не доводилось испытать еще ни одному музейщику. Сбор экспонатов шел на поле боя. К будущему музею с грохотом, «своим ходом» подъезжали советские танки-победители, на броне которых звездами было обозначено количество уничтоженных вражеских танков.
Тяжелыми тягачами приволакивались выведенные из строя пятнистые фашистские «тигры». Навалом в грузовиках подвозили еще не остывшие, но уже безвредные трофейные автоматы. Сбрасывались с машин фашистские знамена. Никогда не забуду в Трофейном зале музея сложенный из пробитых фашистских касок курган, напоминавший груду черепов на картине Верещагина, и поверженные к его подножию потрепанные знамена со свастикой и орлами.
Здесь можно было увидеть кирпичную, разрушенную снарядом, стену ленинградского дома с надписью «Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна». Рядом, за стеклом, покрытым инеем, посетители видели весы с кусочком глинистого хлеба – «125 граммов блокадной нормы».
Багровым светом освещала Зал блокады огненная карта Ленинграда, выполненная на стекле. На ней загорались места, пораженные обстрелами, бомбежками, пожарами.
Ступив через порог одной из комнат музея, посетитель оказывался внутри кабины советского истребителя. Музей был живой историей героического подвига Ленинграда, где с одинаковой силой звучал и реквием блокадных страданий и апофеоз трудной Победы.
[1] Работник Управления культуры Ленгорисполкома, заведовавший музейно-парковым отделом.
Печатается в сокращении.
Источник: Подвиг века : Художники, скульпторы, архитекторы, искусствоведы в годы Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда Воспоминания. Дневники. Письма. Очерки. Лит. записи. — Л. : Лениздат, 1969. — 391 с. : ил.
Лидия
Мой отец А.Г.Данилин работал в Этнографическом Музее на Инженерной, 4, и умер в нем в феврале 1942 года. Там и жили они, на казарменном положении. Вечная память тем, кто трудился в городе и не пережил блокады.
Немецкие войска начинают новое наступление на Москву.
Исаакиевский собор в годы великой отечественной войны
«Чтобы помнили…»
Мемориальная экспозиция «Чтобы помнили…» была открыта в подвалах музея-памятника «Исаакиевский собор» к 60-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады и успешно продолжает свою работу уже более 10 лет. Она посвящена музейным сотрудникам, сумевшим в суровое военное время сберечь уникальные экспонаты музеев Ленинграда и его пригородов, которые не успели эвакуировать в тыл.
Уже в первые дни Великой Отечественной войны научными сотрудниками Исаакиевского собора были отобраны музейные предметы и материалы из фондов, которым предстояло отправиться в эвакуацию. Здесь были иконы старинного письма, церковная утварь, ценности из благородных металлов, две деревянные модели собора, выполненные Максимом Салиным, бюст Огюста Монферрана из различных пород камня, проектные чертежи и многое другое. Всё это уложили в ящики, составили описи, опечатали пломбами и в два этапа эвакуировали за Урал. Музейные экспонаты со стендов были сняты и сложены в шкафы. Библиотека научного отдела расположилась в одном из подвальных помещений собора. Церковные облачения поместили в ящики и законсервировали, часть развесили в ризнице. В соборе остались лишь настенная живопись, бронзовая скульптура и мозаика на станках.
Золоченые купола Исаакиевского собора были хорошим ориентиром для фашистской артиллерии и авиации, поэтому уже к началу июля 1941 года они были покрыты защитной серой масляной краской. Красили купола четверо альпинистов-верхолазов, сверху с разных сторон спускаясь по веревкам, закрепленным за перила у верхнего фонарика.
В конце лета 1941 года линия фронта приближалась к городу. Часть раритетов из пригородных дворцов-музеев успели вывезти в тыл, часть – замуровать в дворцовых подвалах или закопать в парках. Музейные ценности, которые не удалось эвакуировать, отправили в Ленинград. Их хранилищем стал Исаакиевский собор. По распоряжению Ленгорсовета от 15 июля 1941 года в нем было создано «Объединенное хозяйство музеев» (ОХМ). Под надежными сводами собора укрылись сотни ящиков с уникальными предметами из фондов пригородных дворцов-музеев Пушкина, Павловска, Петергофа, Гатчины и Ораниенбаума, экспонаты музея истории Ленинграда и Летнего дворца Петра I, а также самого Исаакиевского собора. Сберечь все это было поручено группе музейных работников.
Создать историческую реконструкцию части хранилища в подвалах собора предложил в 2003 году директор музея-памятника «Исаакиевский собор» профессор Николай Викторович Нагорский. Подготовить ее помогли коллеги из музеев-заповедников Царского Села, Павловска, Гатчины, Петергофа и Ораниенбаума, музея Истории города, а также Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. Подлинные экспонаты, пережившие страшное военное время и вернувшиеся в свои музеи, воспоминания и дневники тех людей, усилиями которых это было сделано, плакаты, фотографии, детские рисунки, письма, предметы блокадного быта – все это впервые было представлено на выставке «Чтобы помнили…».
Экспозиция строилась как система сообщающихся между собой помещений, смысловым центром которой являлась ось подвального коридора. Стены и пространство подвала стали основным экспозиционным материалом.
Использовались преимущественно подлинные материалы, которые подразделялись на информационные блоки. Каждый комплекс представлял собой различные памятники, связанные между собой одной идеей. Специальные витрины были сделаны в форме ящиков, позволяющих зрителю представить, как хранились уникальные экспонаты во время войны. Этикетаж, размещенный прямо на витринах и написанный пером от руки, передавал образ времени. Особое неяркое освещение подчеркнуло структуру пространства и выделило предметы и документы, а непривычная затемненность придала выставке требуемую остроту восприятия.
Рассказ о подвиге ленинградских музейщиков начинается со стенда, представляющего фото сотрудников Объединенного хозяйства музеев и его руководителя Евдокии Игнатьевны Лединкиной, старшего научного сотрудника Исаакиевского собора. Главным хранителем ОХМ стала Серафима Николаевна Балаева – сотрудник Гатчинского дворца. Кроме них в соборе всю войну трудились хранители Ирина Константиновна Янченко из Гатчины, Анна Ивановна Зеленова и Бронислава Самойловна Волкинд из Павловска, Евгения Леонидовна Турова из Пушкина, Елена Николаевна Элькин, Анна Константиновна Сементовская и Алексей Алексеевич Черновский из музея Истории города, Марина Александровна Тихомирова из Петергофа. Главным архитектором собора остался Николай Устинович Малеин, а группу пожарной охраны возглавил Матвей Федорович Мордыко.
Все сотрудники ОХМ были переведены на казарменный режим. В первый страшный блокадный год подвалы собора стали жилыми для работников пригородных дворцов-музеев, не имевших своих квартир в Ленинграде. Собор, укрывший спасенные ими музейные ценности, стал убежищем и для них.
Попадая в помещение-инсталляцию «Хранилище», посетители узнают о том, насколько сложна и необычна в условиях блокады была работа музейных хранителей, которым постоянно приходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ящики, поставленные в соборе в целях экономии места один на другой в несколько ярусов, стали мешать правильной циркуляции воздуха, что явилось угрозой для уникальной соборной живописи. Пришлось растаскивать тяжелые ящики и устанавливать их не только в один или два ряда, а еще так, чтобы между ними были проходы.
Насквозь промерзшее за зиму здание Исаакиевского собора к весне начинало оттаивать. Влага струйками стекала вниз по стенам и пилонам, образуя на мраморном полу непросыхающие лужи. В подвале из-за протечек тоже была вода, и сотрудникам ОХМ приходилось передвигаться по дощатому настилу.
Инсталляция «Хранилище» – это образное воплощение обстановки собора как блокадного хранилища предметов искусства. Здесь можно увидеть скульптуру, живопись, фарфор, стекло, бронзу. Легендарный маятник Фуко – бронзовый шар весом 54 кг, долгое время бывший одним из символов Исаакиевского собора, а также упаковочные ящики из музея-заповедника «Царское Село», в которых экспонаты были привезены в Ленинград, а потом возвращены обратно – все это представлено на нашей экспозиции. В витринах размещены фотографии сотрудников ОХМ и их дневниковые записи, отчеты и приказы, паспорта ящиков и эвакуационные книги.
Весной и летом обессиленные хранители выносили на южный портик собора на просушку многочисленные экспонаты – золоченые кресла и диваны, банкетки на тонких, стройных ножках, между колоннами на веревках развешивали многоцветные ковры, портьеры и гобелены, а у основания колонн размещали вынутые из рам картины.
Удивительно, но в голодные блокадные дни велась научно-исследовательская работа, разрабатывались планы будущих монографий о пригородных дворцах и парках, подбиралась необходимая для будущей реставрации музейных ценностей литература, готовились материалы по теме «Ленинград в блокаде». Одно из помещений в подвалах собора было специально выделено для работы хранителей – в нем находились шкафы с документацией фондов музеев, письменный стол, стулья и печурка.
Реконструкция «Комнаты хранителя» передает повседневный быт работников ОХМ и создана из вещей сороковых годов XX века. Среди различных экспонатов можно увидеть неизменные атрибуты блокадного времени – радиотарелку, печку-«буржуйку», метроном, масляную коптилку, а под потолком керосиновую лампу «летучая мышь».
Блокадный Ленинград запечатлен на многочисленных гравюрах и литографиях, некоторые из них представлены на нашей экспозиции. Город и его люди не были сломлены. Работали фабрики и заводы, ленинградские ученые продолжали свои исследования, художники писали картины, поэты – стихи, работники музеев хранили уникальные коллекции. Хранители ОХМ создавали выставки, читали лекции на заводах, в воинских частях и госпиталях. О жизни города рассказывают разложенные в витринах военные фотографии ТАСС – зенитки в Александровском саду, девушки-зенитчицы на колоннаде собора, капустное поле на Исаакиевской площади, ленинградский трамвай на Васильевском острове в 1942 году. Здесь же представлены плакаты и книжки-брошюры, изданные в Ленинграде в годы войны, медали за оборону Ленинграда, памятные значки, современные издания и воспоминания о блокаде.
Не случайно первыми посетителями нашей выставки стали сотрудники музеев Санкт-Петербурга и пригородных музеев-заповедников, многие из которых активно содействовали ее созданию. В день открытия выставки, 27 января 2004 года, в Исаакиевском соборе состоялась панихида по защитникам и жителям блокадного Ленинграда, которую совершил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир.
Проект «Чтобы помнили…» был представлен на VI Всероссийском музейном фестивале «Интермузей 2004» в Москве и получил диплом «За верность и память». А в день 60-летия Победы в Великой Отечественной войне, 9 мая 2005 года, в подвале открылась мемориальная доска, на которой выбито 101 имя. Это имена хранителей музейных фондов и сотрудников Объединенного хозяйства музеев, работавших в соборе в военные годы. Рядом на бронзовой доске запечатлен отзыв автора «Блокадной книги» Даниила Гранина о нашей выставке. Здесь никогда не увядают живые цветы.
Сегодня выставка «Чтобы помнили…» существенно обновилась и стала неотъемлемой частью экспозиции музея-памятника «Исаакиевский собор». В данный момент на ней представлены предметы, документы и фотографии из фондов нашего музея, которые прежде не экспонировались.
Исаакиевский собор. Что нужно знать об одном из самых известных храмов России
Приблизительное время чтения: 3 мин.
Главный морской
История Петербурга знает четыре Исаакиевских храма. Первую, деревянную, церковь построили в 1707 году на территории Адмиралтейства по указу Петра I. Император Петр Алексеевич родился 30 мая по старому стилю — преподобный Исаакий Далматский был его небесным покровителем. В 1712 году Петр I венчался здесь со своей второй супругой Екатериной Алексеевной. А в 1722 году он подписал указ, что моряки Балтийского флота должны принимать присягу только в храме преподобного Исаакия.
Со временем небольшой храм обветшал, и было решено построить новую каменную Исаакиевскую церковь, более вместительную и ближе к Неве. Но в 1760 году разобрали и ее — воды Невы подмывали фундамент здания. Третий собор построили дальше от воды. Над ним начал трудиться сначала Антонио Ринальди при императрице Екатерине II, а достраивал Винченцо Бренна уже при императоре Павле I. В итоге выглядело здание нелепо — стройка начиналась из мраморных плит, а закончилась обычными кирпичами.
100 лет в лесах
В 1809 году объявили конкурс на возведение нового храма — третий собор не соответствовал облику Санкт-Петербурга. Условием конкурса было сохранить три освященных алтаря действующего храма. Архитекторы подавали проекты, но все они были отвергнуты Александром I.
Дело сдвинулось только тогда, когда на стол императору попали рисунки молодого архитектора Огюста Монферрана. В 1818 году он подготовил проект, в котором предполагал сохранить алтарную часть третьего собора, некоторые детали интерьера, а также соединить старый и новый фундаменты. Проект получил одобрение императора.
Четвертый собор торжественно освятили 12 июня/30 мая 1858 года, в день памяти преподобного Исаакия Далматского, в присутствии императора Александра II.
На Петровской и Исаакиевской площадях устроили трибуны для народа, которых все равно не хватило — люди забирались даже на крыши ближайших домов. Окончательно же строительные леса с собора сняли только в 1916 году.
Внутреннее убранство
В Исаакиевском соборе есть уникальное собрание монументальной живописи первой половины XIX века — 150 живописных изображений. Для работ над росписями были привлечены художники-академисты К. Брюллов, П. Басин, Ф. Бруни, В. Шебуев, А. Марков, Н. Алексеев, П. Шамшин, Ф. Завьялов и другие. Плафон центрального купола площадью более 800 кв. м «Богородица во славе» выполнен К. Брюлловым, но из-за болезни мастера в 1848 году закончен П. Басиным.
В оформлении собора использованы уральский малахит и бадахшанский лазурит; шокшинский порфир, черный сланец, разноцветные мраморы: розовый тивдийский, желтый сиенский, красный французский.
Для внутренней отделки собора использовался русский и итальянский мрамор: белый, темно-красный, белый каррарский, редкий темно-красный мрамор. Особенность иконостаса — восемь малахитовых и две лазуритовые колонны.
В 1843 году за престолом главного придела установили витраж с изображением воскресшего Христа. Площадь витража — 28,5 квадратных метров, высота — 9,5 метров, детали скреплены свинцовыми пайками. Витраж «Воскресший Христос» — один из крупнейших памятников в истории витражного искусства в России.
Святыни
В день освящения Святейший Синод пожертвовал Исаакиевскому собору святыни с частицей Креста Господня и частицей мощей апостола Андрея Первозванного. В собор поместили чудотворный список Тихвинской иконы Божией Матери. Через год на пожертвования верующих для иконы создали золотую ризу с бриллиантами и драгоценными камнями весом более 12 кг. В соборе находились утраченные в советское время Нерукотворный Образ Спасителя в серебряной ризе с бриллиантами; икона великомученика Пантелеимона с частицей его мощей в серебряно-позолоченной ризе — дар собору в 1871 году от афонского Пантелеимонова монастыря.
С правой стороны амвона на особом аналое пребывал Нерукотворный Образ Спасителя письма Ф. Ф. Ухтомского (1693), перед которым молился император Петр I.
XX век
С 1858 по 1924 год собор был главным, кафедральным собором Санкт-Петербургской (Петроградской) епархии и главным собором Российского государства.
В мае 1922 года в ходе изъятия церковных ценностей из собора вывезли 48 кг золотых изделий, более 2 тонн серебряных украшений.
А в 12 апреля 1931 года в храме был открыт один из первых антирелигиозных музеев Советской России.
В 1990 году в соборе прошло первое после длительного перерыва богослужение; регулярные еженедельные службы начали совершаться с 2002 года, а с осени 2015 года в соборе совершаются ежедневные утренние и вечерние богослужения.
Как проехать:
Санкт-Петербург, м. Невский проспект
Подготовил Кирилл Баглай
Смотрите также:
Кому принадлежал Исаакиевский собор до революции?
Передача Исаакиевского собора Церкви. За и против в Слайдах
Редакция благодарит за помощь руководителя Сектора коммуникаций Санкт-Петербургской митрополии Наталью Родоманову и начальника ГМП «Исаакиевский собор» Александра Квятковского