история усадьбы троице лыково
Жемчужина усадьбы Троице-Лыково
от Анастасия Ширяева
Согласно данным Московского патриарха, одних только храмов с часовнями в Москве чуть менее тысячи. И строительство новых соборов продолжается. Так, примерно три столетия назад (в 1698-1704 гг.) на северо-западе Москвы практически рядом с Москвой-рекой была построена одна из архитектурных жемчужин столицы – церковь Троицы Живоначальной.
Если сердце требует лесных просторов и переливистой в солнечных лучах водяной глади, то вам путь заказан в Троице-Лыково! Через густые заросли можно увидеть, как блестит Большой Строгинский затон. Здесь проложены и беговые дорожки, и дорожки для велосипедистов. Так же для посетителей, жаждущих заняться спортом, рядом расположен стадион «Янтарь».
По пути к водяной глади то с одной стороны, то с другой установлены уличные спортивные тренажеры. В морозное ноябрьское утро на спортивных площадках мало посетителей. Тем не менее, если спуститься к берегу Большого Строгинского затона, всегда можно встретить бегунов.
Потребуется меньше получаса, чтобы добраться до храма Троицы Живоначальной. Зато сколько впечатлений и красивых видов! Одно удовольствие совершить такой длительный променад. Впрочем, если нет желания нагружать себя физической нагрузкой, можно доехать до храма на общественном транспорте от метро «Строгино», «Щукинская», «Крылатское».
Усадьбу Троице-Лыково найти не сложно – многоярусная башня храма Троицы Живоначальной, как маяк среди лиственного моря, указывает верное направление. У входа на территорию стоят рамки металлоискателей. Так же с левой стороны от входа установлен запрещающий знак: «Фотографировать нельзя!». Правда, как выяснилось позднее, снимать нельзя на фотоаппарат (из-за вспышки), а красивые виды можно фотографировать на смартфоны.
Оказалось, что такие меры были введены из-за негативного влияния вспышки на старинные иконы и росписи.
«Отреставрировать-то можно что-то, однако лишние меры для сохранения святынь никому не навредят», – рассуждал сотрудник охраны, деловито пожимая плечами.
Впрочем, необходимо упомянуть, что иногда в усадьбе организовывают экскурсии. На них можно попасть, предварительно записавшись на сайте Дворянские Усадьбы.
Над черным козырьком Храма Успения Пресвятой Богородицы виднеется мозаика надвратной иконы Успения Богородицы. А по двум сторонам от главного входа на стенах расположились две мозаики: с южной стороны фасада – образ святителя Николая Чудотворца, с северной – Екатерины Великомученицы.
Внутри храма приглушённый свет, тишина. Иногда едва слышны пошаркивания ног прихожан. В православном храме п еред иконами зажжены лампады. Работницы церкви собирают догорающие в подсвечниках восковые свечи и отправляют их в ведёрки, которые стоят рядом.
Святынь в усадьбе Троице-Лыково несколько. Из основных: Иверская икона Божей Матери, Державная икона Божией Матери и икона святителя Николая Мирликийского Чудотворца.
Изюминкой усадьбы является храм Троицы Живоначальной, что располагается ближе к Москве-реке. Со стороны может показаться, что перед тобой предстал замок из сказки. Храм построен в стиле нарышкинского барокко. Это можно определить по многоярусности здания и его декоративным элементам. И действительно, на основании архивных материалов было выяснено, что заказчиком храма был стольник Мартемьян Кириллович Нарышкин.
Храм Троицы Живоначальной
По бокам храм окружает полукруглый симметричный алтарь. Он размещён на невысоком подклете. Как заметили постоянные посетители священной обители, самые красивые фотографии получаются в солнечную погоду зимой.
В 1935 году храм Троицы Живоначальной был объявлен памятником архитектуры и взят на учёт Лигой Наций, позднее комиссией ЮНЕСКО. Таким образом, святыня была спасена от разрушения. Впрочем, храм серьезно пострадал во время Великой Отечественной.
В 2012 году власти города передали усадьбу под покровительство Московского патриархата и на ее территории устроили Покровский женский монастырь.
Усадьба Троицкое-Лыково
Усадьба Троицкое-Лыково (Россия, г. Москва, ул. Одинцовская, 12)
Троицкая церковь отремонтирована и доступна для посещения. Съемка без разрешения на территории и в храмах запрещена!
Прочитав раритетную, известную в основном специалистам в области архитектуры и реставрации, статью В.Н. Подключникова, становится ясно, чего лишились ценители прекрасного. Много лет подряд проход к уникальному храму в Троицком-Лыкове закрыт. Территория бывшего имения обнесена забором и хорошо охраняется (в том числе и собаками). Здесь запрещена фотосъемка: посетитель с камерой в руках автоматически попадает в поле зрения местных «блюстителей порядка» и превращается в «нежелательную» особу.
В очередной раз досадно за Державу: почему столь значимый для русского искусства памятник старины всецело стал собственностью церковной общины. …и вообще вправе ли она распоряжаться национальным шедевром? Дважды я приезжала сюда в надежде запечатлеть необыкновенную красоту этого храма, увы.
Усадьба Троицкое-Лыково
По соседству с Троицкой церковью высится малоинтересная в художественном отношении церковь Успения Богородицы, возведенная при Бутурлиных в 1852 г. От большого числа деревянных построек, сооруженных купцами Карзинкиными в посл. четв. XIX – нач. XX вв. ничего не осталось: главный дом (арх. И.П. Ропет) сгорел в 1929 г., в 1980-е гг., после освобождения территории от Суворовского музыкального училища исчезли последние деревянные строения.
В парке уцелела лиственничная аллея, и несколько 200-летних лип и сосен.
Библиография:
В.Н. Подключников «Три памятника XVII столетия»/Памятники русской архитектуры, в. 5, М., 1945, с. 17-20
И.К. Бахтина, Е.Н. Чернявская «Загородные ксадьбы в Москве» М., 2002, с.80-81
План усадьбы Троицкое-Лыково
1. Троицкая церковь
2. Церковь Успения Пресвятой Богородицы
3. Богадельня
4. Место усадебного дома
5. Место флигеля
В.Н. Подключников «Три памятника XVII столетия»
При царе Василии Шуйском подмосковное село Троицкое, с вошедшей позднее в его состав деревней Черевковой, было пожаловано в вотчину князю Борису Михайловичу Лыкову. В 1680 г. оно числилось за приказом Большого дворца, в 1690 г. перешло к Мартемьяну Кирилловичу Нарышкину, а с 1698 г. стало вотчиной того же Льва Кирилловича Нарышкина, которому принадлежало и село Фили. (1)
По писцовым книгам 1627 г. в селе значилась деревянная клетская церковь Живоначальной Троицы с приделами Николая Чудотворца и Фрола и Лавра, существовавшая и во время передачи села М. К. Нарышкину. Сохранившаяся до нашего времени каменная церковь того же имени впервые появляется по документам лишь в переписной книге 1704 г., где отмечается без особых комментариев, как уже вошедшее в привычный обиход здание. Отсюда можно заклю¬чить, что она выстроена между 1690 и 1704 гг., при чем по характеру обработки ее следует отнести к тому времени, когда село уже находилось в собственности Льва Кирилловича Нарышкина, т. е. к 1693— 1703 гг.
В отличие от обоих предыдущих памятников (имеются в виду храмы в Уборах и Филях), церковь Живоначальной Троицы поставлена не на пологом холме, а на самом краю высокого обрыва, круто спадающего к реке Москве. Благодаря этому церковь, несмотря на свои скромные размеры, господствует над прилегающими окрестностями, а простая и четкая связь здания с профилем обрыва создает ясную гармонию архитектурных форм с окружающей природой.
По техническому решению Троицкая церковь мало отличается от других памятников, но наличие сквозных галлерей придает наружным стенам центральной части принципиально новый характер. Суммарная толщина этих стен доходит почти до двух метров, т. е. на 25—30 см даже превышает стены церкви в Уборах. Однако по существу они состоят из двух параллельных стенок по 0,5 и 0,7 м толщиной, разделенных пространством галереи в 0,75 м шириной и связанных между собой только междуэтажными сводами и железными связями.
При этом обе стенки смело изрезаны проемами и несут на себе — как и во всех церквах этого типа — нагрузку тяжелой верхней части здания вместе с колокольней. Таким образом, в конечном счете стены церкви в Троицком-Лыкове представляют собой значительно более легкую конструкцию, чем стены других памятников. Их устройство обнаруживает тенденцию к переходу от излишне мясистых стен к более полному использованию материала по принципу каркасной конструкции и наглядно указывает на развитие в русском зодчестве нового ощущения материала и нового представления о распределении внутренних усилий в сооружении.
С появлением сквозных галлерей связано и принципиально новое выражение внутреннего пространства Троицкой церкви. После низкого притвора, отделенного от центральной части массивной стеной с тесными проемами, это пространство, вообще говоря, воспринимается как замкнутая со всех сторон и гордо взлетающая кверху вертикаль, обильно залитая светом из трех ярусов окон. Но обходящие вертикаль сквозные галереи создают впечатление дополнительного пространства, равномерно обтекающего храм со всех сторон и отгораживающего его от окружающей природы. Благодаря примитивной, несколько глуховатой трактовке проемов, связывающих пространство центральной части с пространством галерей, это ощущение в принципе отличается от ощущения, вызываемого сквозными колоннадами итальянского Ренессанса, и самый прием с архитектурной точки зрения не имеет с ними ничего общего.
Выдающийся интерес представляет обработка интерьера церкви, значительно более пышная, чем в церкви в Филях. Заполняющий восточную стену девятиярусный иконостас с иконами «фряжского» письма и объемным «латинским» распятием наверху представляет собой подлинный шедевр резного искусства. (2)
Прорезные, пустотелые внутри, колонны иконостаса составлены из тех же мотивов изобилия плодов, которые характерны для всех церквей конца XVII века, но по тонкости работы и тектоническому чутью их резьба превосходит все, что дала «Нарышкинская» архитектура в других памятниках.
Такими же шедеврами резного искусства являются и роскошно украшенная ложа, клиросы, триптихи на северной и южной стенах и золоченые наличники проемов, отделанные «флемованным дорожником» и акантом и снабженные сверху медальонами, которые почти в точности повторяют медальоны церкви Спаса за золотой решеткой 1635—1636 гг.
Необычный характер всей отделки интерьера можно объяснить участием в его обработке белорусских резчиков. Сейчас интерьер окрашен в спокойный серовато-синий тон, но эта окраска относится к одному из позднейших ремонтов. До нее еще в середине XIX столетия храм был выкрашен, как указывает А. Мартынов (3), в алый цвет. Следы алой краски на стенах интерьера и на плоскостях иконостаса обнаруживаются и пробным исследованием. Сочетание этого цвета с позолотой резных деталей должно было придавать интерьеру царственно-богатый вид.
Наружная обработка Троицкой церкви представляет собой дальнейшее обогащение архитектуры, данной в рассмотренных выше памятниках, но отличается от них большей изысканностью приемов и обнаруживает такое зрелое мастерство, какое бывает только в периоды полного развития стиля.
Материалом для наружной обработки, как и в предыдущих памятниках, служит кирпич и белый камень. На основе этих материалов в оформлении памятника опять широко использован ордер, но строитель придал ему особый оттенок, меняя по своему усмотрению пропорции колонн, широко растрепывая листья капителей, совмещая коринфские детали с почти тосканскими стволами и сочетая весь ордер с мотивами, идущими непосредственно от народной деревянной резьбы.
Характерной особенностью ордера — как и в церкви в Уборах — является полный отход его от плоскости стены. Но за каждой колонной — в отличие от церкви в Уборах — появляется самостоятельная пилястра, тектонически связывающая ее со стеной. Впрочем, важно отметить, что пилястра не всегда доходит до антаблемента, а часто обрывается на уровне шейки колонны, т. е. что строитель понимал ее не как утопленную в кладку стойку каркаса, а как плоскую доску, лишь для фона накладывавшуюся сверху на самостоятельно существующую стену. В этом, как и в церкви в Уборах, предчувствуется новое понимание самой стены, нашедшее такое яркое выражение в композиции Дубровицкой церкви.
Бросаются в глаза самые прихотливые пропорции колонн, начиная с типично каменных стволов по 12 модулей (4) — внизу, и кончая явно «деревянными», по структуре стержнями в 34 модуля — у основного восьмерика. Таким же разнообразием отличается и самая их структура — от гладких и уже не имеющих ничего общего с «дудочками» припухлых колонн первого яруса до спиральных, жгутообразных стоек, поддерживающих все три главки. Чрезвычайно характерен для всей архитектуры «Нарышкинского барокко» перехват стержня колонн на уровне одной трети валиком с выкружкой, а также снабжение всех их, независимо от их назначения, пропорций и стилевой структуры, одной и той же коринфской капителью, каменные завитки которой имеют на углах мастерски выточенную сквозную резьбу.
Новой чертой, по сравнению с обоими ранее анализированными памятниками, является раскреповка углов четверика, как и в церкви Успения на Покровке, мощными пилонами, усиленными посредством парных колонн, за которыми находятся такие же парные пилястры.
Антаблементы ордера носят вполне классический характер и состоят из канонического архитрава, гладкого фриза и карниза, но вынос каждого облома строгим правилам не подчиняется.
Интересно отметить новую, тройную, композицию и роскошную обработку восьмиугольных окон, которые, благодаря отсутствию боковых притворов, полностью открываются на фасаде и становятся одним из центральных мотивов его оформления. Тройным ритмом этих окон, как и расположенных под ними по тем же осям прямоугольных проемов, подчеркивается трехчастное построение всего памятника, а их архитектурная отделка в точности совпадает с отделкой окон в церкви Николы Бэльшой Крест (Москва). Тот же трехкратный ритм проходит красной нитью и через другие элементы композиции, — вплоть до тройных фронтонов над окнами и дверьми, а через разбивку световых проемов переходит и внутрь здания, получая отзвук в членении внутренних стен, в трех дверях иконостаса и даже в тройных складнях на северной и южной стенах храма.
Большой интерес представляет тончайшая каменная резьба, покрывающая стволы колонн, впадины фронтонов и подоконные панели и по качеству не уступающая резьбе иконостаса. Рисунок этой резьбы составляет причудливое сочетание ренессансного и даже античного растительного орнамента с «петушиными головками» и другими мотивами русского Народного искусства, а ее применение на фасаде примечательно тонким соблюдением архитектурной тектоники и четким отделением декоративных функций от конструктивных. Следует отметить разницу в объемной, реалистической трактовке мотивов изобилия и в сугубо плоскостной передаче орнамента, идущего от русской народной резьбы. Обращает на себя внимание самое применение орнамента сплошными пятнами, которые покрывают отдельные элементы здания как бы восточным узорным ковром, нигде не затрагивая основной структуры сооружения.
В числе наиболее тонких особенностей Троицкой церкви нужно отметить прием «выпуска» архитектурных деталей из плоскости стены в окружающее пространство или, наоборот, их ввода из пространства в плоскость стены. Правда, этот своеобразный прием применен только в одном месте, там, где четверик переходит в основной восьмерик. Так как объемные элементы, венчающие карниз четверика и зрительно отделяющие его стены от стен восьмерика, были установлены вплотную перед восьмериком, венчающая тумбу раковина не помещалась перед стеной последнего, и зодчий «изобразил» ее на самой стене, как плоскостное завершение объемной тумбы гребешка и вместе с тем как центральный мотив, из которого развивается орнамент подоконной панели. Впрочем, поскольку этот оригинальный прием был вызван простым отсутствием места, придавать ему какое-нибудь принципиальное, стилевое значение вряд ли приходится.
Из других элементов архитектурного оформления заслуживают внимания оконные и дверные заполнения — кубоватые решетки и железные ставни, являвшиеся предметом особой заботы строителей не только в эпоху «Нарышкинского барокко». Особенно интересны звездочки, или «репья», которыми украшены головки заклепок, скрепляющих каркас из полосового железа с листовым железом створок. С не меньшей любовью исполнен и рисунок узорчатых подзоров, окаймляющих сверху створки входных дверей. Следует заметить, что полотнища ставней раньше были окрашены в зеленый цвет, а каркас был покрыт рисунком алого, темно-синего и голубого цветов. Впрочем, не исключена возможность и того, что до этой покраски каркас мог быть, как во многих церквах XVII века, вороненым, а «репья» — лужеными.
Неоднократно окрашивался в разные цвета и весь фасад памятника, включая и белокаменные детали. В углублениях шаров, Венчающих углы четверика, до сих пор сохраняются следы темно-синей, малахитовой-зеленой и ярко-красной краски. Однако некоторые особенности в выполнении колонн и других деталей не исключают возможности того, что первоначальной расцветкой здания могло быть и сочетание естественного камня с кирпичом.
Совершенно исключительный интерес, как и всех церквей этой эпохи, представляет архитектура крестов Троицкой церкви, которые по рисунку и размерам целиком совпадают с крестами церкви Знамения на Шереметевском дворе или церкви Николы Большой Крест в Москве. Стрелки в виде сердечек на концах ветвей, рельефное распятие в центре с исходящими от него во все стороны вибрирующими лучами, золотые бусины, которыми унизаны края креста, характерный для эпохи полумесяц внизу, наконец, легкая ажурная структура изделия в целом — все это делает кресты Троицкой церкви самоценными произведениями почти ювелирного искусства, играющими в общей композиции здания важную роль. Создавая пышное и достаточно весомое завершение храма, они вместе с тем дают удивительно нежный переход его в пространство, как бы растворяя его формы золотистым излучением в синеве окружающего воздуха.
Очень интересны и золоченые подзоры, окаймляющие подобно кружевам основания главок и характерные для многих других построек XVII века (Коломенский дворец, церковь в Филях и пр.). Вместе с общей обработкой фасада и архитектурой крестов эти тонкие жестяные изделия составляют последний штрих того триумфально-праздничного декора, который делает всю церковь похожей на какую-то драгоценность, усыпанную бисером, обтянутую золотыми нитями и сверкающую на солнце. В целом же Троицкая церковь, по сравнению с другими церквами-колокольнями, представляет собой наиболее тонкое и сложное архитектурное решение. Если церковь в Филях — первое вступление в классическую фазу развития, а церковь в Уборах — ее вершина, то церковь в Троицком-Лыкове — уже переход к известной рафинированности стиля. Строитель здесь как бы играет утонченными пропорциями и наиболее изысканными средствами наружной и внутренней обработки, хотя еще и продолжает оставаться в рамках ясной архитектурной тектоники.
После этой изысканности оставалось перейти только к изменению самых основ стиля или к перегружению его чистой декоративностью, что и было сделано в устроенной уже без верхнего звона, но еще сохраняющей общую типовую композицию Дубровицкой церкви.
(*) Примечание: у автора было написание: галлерея.
(1) Холмогоровы. Вып. 3. Загородская десятина, стр. 295—297.
(2) Нужно отметить, что такое же объемное распятие чрезвычайно тонкой работы стояло долгое время и в нижней части храма.
(3) А. Мартынов. Подмосковная старина. М. 1889 стр. 2.3
(4) Модуль равен радиусу основания колонны.
В.Н. Подключников «Три памятника XVII столетия» /Памятники русской архитектуры, в. 5, М., 1945
Московские деревни. Троице-Лыково
Самое большое село Москвы находится на северо-западе, в Строгине
Торговцы певчими птицами, 200 детей-туркмен и Солженицын на госдаче
В начале XVI в. на месте Троице-Лыкова находилась деревня Черевково, которую Василий Шуйский, в свою недолгую бытность московским царем, пожаловал князю Борису Михайловичу Лыкову. Лыков построил в Черевкове храм во имя Живоначальной Троицы и переименовал село в Новое Троицкое. «Старое» Троицкое, стоявшее в двух верстах южнее, получило, в свою очередь, название Черев(п)ково.
В 1690 г. молодой государь Петр I подарил село Троицкое вместе с деревнями Черепково, Рублево, Мякинино и Острогино своему дяде Мартемьяну Кирилловичу Нарышкину — при Нарышкиных на месте деревянного храма появился каменный.
Во второй половине XVIII в. Троице-Лыково стало быстро расти, и, несмотря на эпидемию чумы 1771 г., к 1800 г. численность его населения достигла 340 человек. Некоторые его жители занимались сельским хозяйством, другие продавали в Москве в Охотном ряду певчих птиц, третьи сплавляли лес по Москве-реке или обслуживали речную переправу. Женщины вязали колпаки и чулки и плели кружева.
От Нарышкиных село перешло к Разумовским, затем — к Бутурлиным и, наконец, в 1876 г. — к купцам Карзинкиным. Юлия Матвеевна Карзинкина отдала усадебное здание под богадельню, а себе выстроила трехэтажный дом в 47 комнат по проекту архитектора Ивана Ропета.
После революции усадьбу национализировали. В марте 1922 г. здесь отдыхал Ленин, и вскоре после этого имение передали Московскому зоосаду, который, впрочем, подарком так и не воспользовался. Некоторое время усадьба использовалась как дом отдыха для сотрудников ГПУ, а в 1924 г. его место занял Туркменский дом просвещения: сюда привезли больше двухсот детей-туркмен, которым планировали дать образование и использовать для строительства социализма в Средней Азии.
Местное население было возмущено наездом «бусурман», расселенных на территории трех православных храмов. В один из дней Масленицы в Троице-Лыкове завязалась грандиозная драка, которая достигла такого накала, что в церквях стали бить в набат. Постепенно, однако, страсти улеглись — жители села подружились с туркменами, а Дом просвещения был преобразован вначале в туркменский рабфак (рабочий факультет), а позже — и вовсе в туркменский дом отдыха. Память об этих учреждениях сохранилась в названии Туркменского проезда.
В 1942 г. усадьбу передали Суворовскому музыкальному училищу, а в 1980-е начали создавать на месте училища профилакторий Института атомной энергии им. Курчатова — но дело кончилось тем, что осенью 1990 г. дом Карзинкиной сгорел.
В 1960 г. село вошло в состав Москвы и замечательно сохранилось до наших дней. С середины 1990-х гг. и до своей смерти в 2008 г. там (на госдаче Сосновка-2) жил Александр Солженицын.
Дома с мезонинами, сирень, коттеджный поселок, золотые черепа и остатки вертолета
Троице-Лыково — крупнейшее среди московских сел и, безусловно, одно из самых живописных. Тут есть собственный продуктовый магазин, частные автосервисы и конюшни и даже маленький демонстрационный зал компании IMP Gold, занимающейся нанесением металлопокрытий — там можно полюбоваться на сияющие золотом черепа и автомобильные диски. В недалеком будущем, возможно, появится и собственная станция метро.
Дома стоят вдоль трех главных улиц: 1-й и 2-й Лыковских и Одинцовской — старинные деревянные дома с мезонинами и резными наличниками перемежаются дачными домиками, обитыми вагонкой, каменными дворцами за двухметровыми заборами и совсем убогими сарайчиками. Бросается в глаза, что некоторые участки разделены между двумя владельцами — один вставляет в окна своей половины дома стеклопакеты и кроет крышу металлочерепицей, а второй оставляет все как есть — старые деревянные рамы и листовое железо на крыше.
В Туркменском проезде стоит единственный в селе многоквартирный жилой дом (№20) — двухэтажный, желтый, на восемь квартир.
Через дорогу от частного сектора, на высоком берегу Москвы-реки, находится территория бывшей усадьбы Карзинкиных. Посреди запущенного парка стоят два узорчато-резных белокаменных храма — Успения и Троицы, а рядом с ними — руины усадебных строений, старые деревянные избы, новое здание воскресной школы, склады стройматериалов, животноводческая ферма и невесть как попавшие сюда остатки вертолета.
С севера вплотную к селу подступают жилые кварталы района Строгино — новые дома по улице Твардовского буквально подминают под себя узкие улочки Троице-Лыкова. На заборах висят объявления о продаже участков, дома полуобвалились, а сельские улицы упираются в лестницы, ведущие к дверям небоскребов. Там же можно найти самый лучший в деревне вид: на улице Твардовского, в овраге между башнями «Лазурный блюз» и «Лазурный блюз – 2», сохранился крошечный оазис сельской застройки — это место, северо-западная оконечность Троице-Лыкова, называется Соколиной Горой: за покосившимися заборами, кустами сирени и деревенскими крышами видны церковные колокольни, и все это — на фоне масштабной стройки, нависшей над окружающим пространством.
На западе находятся промзоны, автоцентры и гипермаркет Мetro. Широкий проспект Маршала Жукова (за МКАД — Новая Рига) уходит под землю, немного не дойдя до села, и выныривает уже в Крылатском, в районе Живописного моста.
От южных границ Троице-Лыкова начинается Рублевский лес, который тянется до самого Рублевского шоссе. В лесу у реки стоят номерные госдачи Сосновка; кроме того, здоровый кусок лесного массива отхватил себе дом отдыха ОАО «Российские железные дороги». 2-я Лыковская улица на юге начинается с неприступных дворцов за глухими заборами. Рядом между лесом и промзоной втиснут коттеджный поселок, построенный, по слухам, на месте старой вертолетной площадки. Напротив строят комплекс таунхаусов для многодетных семей. Вид на трубы строгинской электростанции вместе с царящим вокруг безлюдьем и шумом невидимого автобана усугубляют безрадостную атмосферу южной оконечности поселка.
Геннадий, владелец автомастерской:
«Дом у нас старинный, послевоенный. Вся наша большая семья в нем живет. Рядом с домом у меня своя маленькая автомастерская, «для своих», так сказать. Через дорогу автосервис покрупнее (там гараж выкрашен зеленой краской), его держат кавказцы. Вот что, наверное, переменилось здесь за последние годы — стало много приезжих. А вообще — как жили, так и живем. Ничего особенного близость Москвы не изменила. Жизнь в селе самая обыкновенная, ничем не примечательная. Разве что здесь до сих пор сохранились островки природы. Под холмом Москва-река. Не знаю уж, чистая она или нет, но я в ней купаюсь и ловлю рыбу, к столу. Рыбы здесь много — плотва, окунь, лещ, жерех, щука и даже стерлядь. Рублевский лес великолепный. Как подсохнет земля, идешь по лесу — пахнет сосновой хвоей, вокруг ландыши цветут. Идешь и кайфуешь».
Тимур, работает в Москве:
«Моя жена местная, а я родом из Грузии, переехал в Троице-Лыково в 1997 году. Домики здесь еще лет 10–15 назад были попроще — одни сельские избы, никаких тебе коттеджей. Да и село раньше было больше: дома стояли на месте АЗС «Роснефть» и дальше, до улицы Твардовского. Так было в 1970-е годы, а потом начали строить Строгино и ту часть деревни снесли. На другом конце тоже кое-что подчистили, чтобы построить коттеджи для многодетных семей. А в остальном как жили, так и живем. Без телефона, газа и канализации. Отапливаем дом дровами и углем. Землю в собственность оформляем много лет. Властям это не нужно — тянут, как могут, за нос водят.
Раньше я работал в автосервисе. Когда-то на его месте стояло два дома, а потом их выкупил один еврей и устроил там автосервис. Один дом он снес, второй сам сгорел, еврей разорился, а автосервис так и живет. Рекламы нет, люди узнают по сарафанному радио.
В Троице-Лыкове сохранились местные родовые кланы — Горбышевы, Крутовы, Шевалдышевы. Их предки здесь жили еще до революции.
Между собой мы почти не общаемся. В этом плане здесь как в городе: здороваешься только с соседом, да и то через забор. В гости друг к другу не ходим. Каждый сам по себе. Да и работы в селе почти нет».
Владимир Алексеевич, пенсионер:
«Лет десять назад в Троице-Лыково из Америки приезжала женщина из рода Карзинкиных, немолодая уже, — прямая родственница тех, которые владели имением. А про бывшую владелицу усадьбы, Карзинкину, рассказывали, что, когда наступало время покоса, местные мужики очень ждали, когда она пригласит их работать на свои луга — во-первых, она хорошо платила за работу, но главное, каждому вечером наливала по стакану водки. Так что мужики ходили кругами каждый год, спрашивали друг друга: «Когда косить-то будем?»
Многие местные свои дома продают и перепродают. И много приезжих — порой ощущение такое, что находишься в Средней Азии».
Екатерина, владелица конюшни:
«В Троице-Лыкове мы родились и выросли. Чем занимаются местные жители? Работают в Москве, а свободное время проводят на огородах. Многие держат кур и коз, кое-кто даже овец. А еще лошадей. У нас вот своя конюшня. Мы организуем конные прогулки, учим правильному обращению с лошадьми, лечим животных, испорченных неграмотным обращением. Частные конновладельцы ставят к нам своих лошадей, чтобы восстановить им здоровье и психику. Наша конюшня не единственная в Троице-Лыкове. Есть несколько на другом конце села, там с десяток лошадей живет. У некоторых, которые живут в коттеджах, свои мини-конюшни. Одним словом, лошадей в Троице-Лыкове хватает. Это наша местная специализация.
Рождаемость детей здесь — будь здоров. Только в нашей семье шестнадцать человек. Живем все в одном доме. А быт у нас сельский. Все приходится делать самим. Ни газа, ни водопровода, ни центрального отопления. Из городских благ — только электричество. Хотя уличное освещение здесь — тоже одно название. На нашем конце улицы горит единственный фонарь, а рядом стройка, и контингент населения соответствующий: гастарбайтеры, цыгане. Ходить страшновато. Цыгане раньше жили здесь табором, и это был тихий ужас. Потом их куда-то прогнали, кажется, на другой конец села. Они стирают прямо в Москве-реке, купаются без одежды, на замечания не реагируют. Гоняют по всему селу на старых «жигулях» без глушителей. Куда это годится?
Из недавних перемен больше всего возмущает строительство жилых комплексов в двух шагах от нашего дома. Застройщикам, кажется, нет дела до местных жителей. Дороги на этом конце села совершенно убиты строительной техникой — раньше от бензоколонки можно было нормально проехать, а теперь только в жаркую погоду, когда грязь превращается в пыль. Они должны отремонтировать дороги, а вместо этого выбрасывают в овраг строительный мусор. При этом новые дома смотрят прямо на кладбище — ничего не скажешь, отличный вид. На месте оранжевых башен раньше была тропинка, по которой сельские жители ходили в город и обратно. Теперь вместо тропинки обходной путь, который зимой превращается в каток; люди, пардон, в овраг на задницах съезжают. На месте стройки раньше стояли гаражи, и они нам больше нравились. Их и видно не было из-за деревьев. А за гаражами до самого МКАДа было большое поле, мы туда гулять ходили. А от стройки только шум, грязь и запустение.
Еще обидно, что закрыли парк. Раньше мы там всей семьей гуляли. А сейчас кругом заборы, собаки. Куда еще можно пойти? В лес или на пляж. Но на пляже вечно собирается всякая пьянь, приятного мало.
А в домиках в овраге под улицей Твардовского никто не живет. Там остались участки, на них кто-то кроликов разводит, кто-то держит хозяйственный инвентарь. Южный конец села у нас, наоборот, элитный. Там в шикарных коттеджах живут богатые люди. И никто ничего строить там не станет, а тем более мусор выбрасывать на улицу. Между прочим, Александр Солженицын, когда жил в Троице-Лыкове, всегда был на стороне простых жителей: добивался, чтобы к нам провели газ, чтобы сделали общедоступным парк. И знаете, его влияние ощущалось — жилось действительно спокойнее.
И все-таки несмотря ни на что замечательно жить на своей земле. Это, наверное, единственный плюс сельской жизни. Можно выйти на улицу прямо в пижаме и с чашкой кофе и не думать, как на тебя посмотрят. Потом свое хозяйство, свой уклад. А что, скажите, делать в городе, в четырех стенах?»
От м. «Щукинская»: на автобусе №137 до конечной остановки «Троице-Лыково».
От м. «Строгино»: выход из последнего вагона, затем пешком до ближайшей автобусной остановки на Таллинской улице. Оттуда на автобусе №137 до конечной остановки «Троице-Лыково».