женское обрезание в чечне
«Простые ножницы и никакой анестезии» История россиянки о жизни после женского обрезания, кавказских обычаях и насилии
На днях муфтият Дагестана высказался о запрете на так называемое женское обрезание — калечащие операции на женских половых органах с отрезанием части клитора и малых половых губ. При этом в муфтияте указали, что у женщин разрешается удаление «лишней» кожи вокруг клитора. Это заявление раскололо экспертное сообщество: одни посчитали такое заявление победой — еще пару лет назад правозащитники не могли надеяться на помощь муфтията в борьбе с дикими обычаями, другие — что это попытка религиозных деятелей усидеть на двух стульях, поскольку это неполный запрет на насильственные практики. Кроме того, для некоторых народов, например, Ингушетии, которые также практикуют женское обрезание, духовное управление мусульман Дагестана не станет авторитетом, а большинство мужчин в районах, где такое практикуют, все еще поддерживают этот обычай. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Марьяна Самсонова записала монолог подвергнувшейся такой практике россиянки и узнала у экспертов, чем грозят такие операции, а также, чего можно ожидать от новой фетвы.
«Несколько дней я не могла говорить»
Мария (имя по ее просьбе изменено)
Я пережила эту процедуру тридцать лет назад. Помню, что о ней в селе и на улице, где мы играли, говорили старшие девочки, некоторые — даже с бравадой. Что-то вроде: «Мне сделали, и сестрам, и кузинам сделали, а если не сделать, то ты не сможешь стать женщиной и мусульманкой». Помню, что девочки, мои соседки, шушукались о ножницах, и про меня говорили, что мне еще не сделали.
Что с ними сейчас, и делают ли эту операцию в селе всем девочкам, я не знаю. Не общаюсь с родней. Но пока жила там, слышала, кому сделали, и между собой обсуждали, кому сколько «там» отрезали. Точного стандарта не было. Возможно, потому, что проделывающие эту процедуру женщины — пожилые и подслеповатые.
Никакой операционной, само собой. Домашние условия, какой-то предбанник, чтобы ничего не испачкалось, если кровь — никакой дезинфекции, перчаток, спирта или стерильных инструментов. Простые хозяйственные ножницы. Никакого обезболивающего или анестезии. Перевязки нет. Тело заживает, как может. Но я не слышала, чтобы от этого у нас кто-то умер. Может быть, бывали осложнения, но в разговорах их не связывали с причиной. Девочкам у нас делали обрезание в дошкольном возрасте.
Это была высокая женщина, лица не помню, помню силуэт, который загородил мне свет на фоне открытой двери. Черный платок и большие ладони. Еще две тети меня держали за руки и за ноги и давили сверху, чтобы не поднялась. Заставили раздеться. Я испытывала сильный стыд.
А потом резкая боль. Не помню, кричала ли я, но почему-то хотела спрятаться, хотя меня уже больше не держали. Мне казалось, кровь остановится, и все пройдет, как было раньше. Очень сильно пекло, так сильно, что я несколько дней не могла говорить. Но особых осложнений не было.
Ничего не прошло. Мне отрезали часть головки клитора. Но это я узнала уже потом. Возможно, это впоследствии стало причиной развода. Интимные отношения с мужем меня не заинтересовали. Мой супруг, впрочем, не замечал, что с точки зрения физиологии у меня что-то не так. И я ни разу не задумывалась, что надо что-то восстановить. Хотя читала о хирургической гинекологии тазового дна и интимной пластике. Это целая архитектура, оказывается.
Чисто по-женски скажу: у меня прохладные чувства к этой стороне отношений. Даже к психологу ходила — не помогло. Честно сказать, я боялась говорить об этом откровенно даже со специалистом.
Все, что касается интимного, с самого детства у нас говорилось шепотом между подружками, как неприличное. Мне и сейчас это очень тяжело. В итоге мы с психологом не добрались до обсуждения этой части моей жизни, даже когда я пошла на терапию осознанно, во взрослом возрасте и к дорогому специалисту. В итоге я так это и не проработала. Может, нужен другой специалист.
Мне неизвестно, кто именно из моих родных принял решение об этом действе надо мной. Быть может, никто конкретный, а просто решили, что пришла пора и до школы надо. Со своей матерью я тоже об этом не говорила. Стеснялась. Где-то глубоко во мне сидит, что это закрытая тема, это то, что не обсуждается. Матерей не спрашивают.
В другом селе моей же народности я слышала, как женщине сказали: «Хорошо, что родила мальчика, была бы девочка, ее бы обрезали». Мать может не знать, что собираются сделать с дочкой. Например, родня отца увозит ее на выходные в гости, а возвращает без клитора. Но многие женщины считают это необходимостью и даже обязанностью.
Еще в одном случае женщина из Чечни вынуждена была пройти обрезание уже взрослой, потому что влюбилась в нашего горца, а у нас так принято. Наверное, взрослой не так страшно. Рассказывали, что ей сделали небольшую рану, и это было в больнице, а не где-то в сарае. Он согласился жениться только после обрезания невесты.
Правозащитная организация «Правовая инициатива» представила доклад о женском обрезании в Дагестане. В документе рассказывается о проведении калечащих операций в горных районах республики. Девочкам повреждают наружные половые органы или полностью их удаляют, а сама процедура проводится в горных аулах подручными средствами и без анестезии. Нанесение увечий мотивируют тем, что девушка становится менее темпераментной, а значит, сохранит невинность до брака и верность мужу. Религиозные деятели подобную практику не порицают, а скорее поддерживают. По словам муфтия Карачаево-Черкесии Исмаила Бердиева, женское обрезание необходимо для того, чтобы «успокоить женскую прыть». «Лента.ру» побеседовала с автором доклада, кандидатом политических наук, президентом центра «Кавказ. Мир. Развитие» Саидой Сиражудиновой о том, как и для чего проводится женское обрезание в Дагестане и почему этот дикий обычай не удается искоренить.
«Лента.ру»: Известно, что женское обрезание широко распространено в Африке. Но существование подобного в России для многих стало откровением. Где вы с этим столкнулись?
Саида Сиражудинова: В основном мы ездили на запад Дагестана, в высокогорные районы — Кизилюртовский, Кизлярский, Тарумовский и Хасавюртовский. Там живут андо-цезские и аварские народы, и эта традиция у них распространена. Врачи-гинекологи, с которыми мы беседовали, рассказывали, что женское обрезание практикуют также на юге республики, но там я не была.
Материалы по теме
«Их хоронят отдельно, как самоубийц»
Это чисто дагестанский обычай, как говорил муфтий Карачаево-Черкесии Бердиев? Или встречается и в других республиках Северного Кавказа?
В других республиках это не так распространено. Единичные случаи скорее. В Чечне есть небольшие закрытые группы. Но и там нет массовости. В Дагестане же это целые районы.
Должно быть женщинам непросто было говорить на эту тему?
Когда они узнавали, что я провожу исследование, — сразу наотрез отказывались говорить. Поэтому моя работа проходила в рамках изучения более широкой темы — статуса женщин в Дагестане. Напрямую столь деликатные вопросы задавать бессмысленно — не отвечают. Эту традицию стараются сохранить, уберечь, не допустить вторжения чужих. Мне немного проще из-за того, что у меня есть родственники в том районе. Чтобы организовать беседы, требовались контакты. Это как снежный ком: друзья, друзья друзей и так далее. С посторонними такие темы не обсуждают, скажут, что ничего об этом не знают.
Мы живем в XXI веке — и не в Африке, а в стране, первой запустившей человека в космос. Почему это сохранилось?
Эта традиция очень сильна. Во-первых, она как бы обозначает принадлежность к общине. Все-таки это высокогорные анклавы, замкнутые, для их жителей важно сохранить национальную идентичность. Выделиться. Обрезание проводится для того, чтобы подчеркнуть приверженность традициям. Идентифицировать себя как представителя определенной народности. Во-вторых, из-за религии. Вы наверняка наслышаны о выступлении муфтия Бердиева, который сказал, что это полезно и «успокаивает женщину».
То есть традиционный ислам все это поддерживает?
Ни в коем случае. Это вообще не имеет отношения к традиционному исламу. Это скорее доисламские пережитки. Те районы приняли ислам достаточно поздно. Это неисламская традиция. Скажу больше: подобную практику поддерживают как раз представители нетрадиционного ислама. Раскол есть и внутри салафитов: некоторые рьяно отстаивают обрезание. Но в Коране об этом не сказано ни слова — это авраамическая традиция. Авраам делал — мы следуем его примеру. Даже о мужском обрезании в Коране нет упоминаний. В Торе есть про то, что должны быть обрезаны все потомки рода Израилева по мужской линии, это принадлежность и символ избранности народа. А салафиты утверждают, что женское обрезание не наносит вреда здоровью.
Как-то с трудом в это верится.
Сложно сказать, какой именно вред для здоровья будет в каждом конкретном случае. Вторжение в организм ребенка дома, в условиях отсутствия стерильности. Инфекции еще никто не отменял. Чем там бабушка может обеззаразить? Иногда еще и по несколько человек сразу приводят.
Существует несколько видов операции по обрезанию: от надреза клитора до полного иссечения и сшивания половых губ. В Дагестане как делают?
Даже мужья? Им все равно, что жены ничего с ними не испытывают в постели?
Сложно ответить за всех. Дагестанские имамы за пределами республики говорили, что многие мужчины жалуются. Но те жители горных районов, с которыми я лично беседовала, отвечали, что им все равно: «Какая нам разница? Это ее проблемы! Какая есть — такая есть». Взрослые женщины полностью поддерживают обрезание. Несогласие с этим — единичные случаи. Большинство считают, что это нужно, и готовы делать обрезание своим дочерям. Объясняют, что иначе они не станут мусульманками. Говорю: «Как же тогда чеченки или татарки? Они же не делают обрезание». Но это никого не заботит. Чаще всего женщины отвечают просто: «Так надо».
Откуда такая солидарность?
Местность закрытая, влияние общины, желание сохранить свою идентичность. Религиозные деятели, в свою очередь, не высказывают однозначного порицания. Либо говорят, что это обязательно, либо — что не нужно. Но открытой борьбы, работы по просвещению населения, безусловно, нет.
Можно подсчитать, сколько женщин подверглись обрезанию?
Если взять число всех живущих в этих районах женщин с погрешностью процента в два — то это и будет результат. Опять же без учета переселенцев. Высокогорцев, переехавших на равнину. Впрочем, и на равнине, где обрезание не практикуется, они не забывают этой традиции. Девочек возят на обрезание в горы. Если ничего не изменится, так будет еще долго.
Материалы по теме
«Есть такой дикий обычай»
А что же власть? Хоть как-то обозначает свое отношение к этому варварству?
Местные власти никак не реагируют. Они же тоже часть общин, практикующих обрезание. Власти республики не высказываются на эту тему. Местный уполномоченный по правам ребенка активизировалась буквально на днях — после того как в СМИ рассказали про наше исследование. А вчера ее сменили.
А как же общество? Есть же те, кто не собирается калечить своих дочерей. Что они говорят?
Я проводила исследование об отношении дагестанского общества к обрезанию. Половина дагестанцев вообще не слышала никогда об этой проблеме. Я здесь не исключение. Узнала об этом случайно, когда писала докторскую о постсоветском пространстве. Мой научный консультант посоветовал почитать одну статью Хиллари Клинтон. Пока искала, наткнулась на другую, в которой Клинтон критически отзывается о практике женского обрезания и говорит, что это нельзя оправдывать традициями. В тот момент я была в гостях у подруги и рассказала ей. Как выяснилось чуть позже, она сама через это прошла и всецело одобряет. Оказалось, что такая дикость существует, причем рядом. Я прожил 30 лет на Северном Кавказе, и мне никогда не приходилось об этом слышать. Как и большей части нашего общества.
Запретная тема: почему в Ингушетии не хотят говорить о женском обрезании
22 июня 2019 года в магасской клинике «Айболит» 9-летнюю девочку без ведома матери подвергли процедуре обрезания. Год спустя уголовное дело о причинении вреда ее здоровью все еще находится в мировом суде, в клинике продолжается проверка, мать пострадавшего ребенка склоняют к примирению, а в кавказском обществе предпочитают не замечать проблемы.
Корреспондент «Это Кавказ» выяснил, как развивались события в Магасе и что думают о женском обрезании в Ингушетии, Чечне и Дагестане.
Фото: Руслан Шамуков/ТАСС
Магас. Вид на город с башни «Согласие»
«Айболит», который калечит
Родители девочки — ингуш и чеченка — развелись еще до ее рождения. Муж привел в дом вторую жену, первой это не понравилось, и она с сыном и еще не рожденной дочкой вернулась к себе в Чечню. Девочка видела отца всего три раза в жизни. Год назад она вместе с братом отправилась к нему в гости по его приглашению. На следующий день мальчик позвонил матери и сообщил, что сестру отвезли в больницу, откуда она вернулась заплаканная и «вся в крови». Мать сразу выехала в Ингушетию. В тот же вечер у девочки поднялась температура. Врач, осмотревший ее при экстренной госпитализации, обнаружил «резаную рану в области клитора».
С этого и началась война матери с бывшим мужем и магасской клиникой. Дочь рассказала, что мачеха водила ее вместе со сводной сестрой в клинику «Айболит», название которой девочка запомнила благодаря цветным буквам на вывеске. Сначала врач занялась младшей сестрой, потом — старшей. Девочки вырывались и плакали, но взрослых это не остановило.
На следующее утро женщина отправилась в клинику разбираться с гинекологом Изаней Нальгиевой, а разговор записала на видео. «Я ее не покалечила, а всего лишь отрезала сверху кожу», — говорит Нальгиева на записи и обещает юридически доказать, что была права.
Отец девочки в разговоре с разъяренной женщиной не стал ничего отрицать, а целесообразность процедуры объяснил просто: «Чтобы не возбуждалась».
Суд да дело
Женщина подала заявление в правоохранительные органы по месту жительства — в Чечне. Оттуда дело передали в Ингушетию — по месту преступления.
— Расследование проводилось здесь, — рассказывает представитель следственного управления СКР по Республике Ингушетия, не скрывая, что его уже утомил ажиотаж, поднятый СМИ в связи с этим делом. — Органы внутренних дел возбудили уголовное дело по статье 115 УК РФ («Умышленное причинение легкого вреда здоровью»), потом прокуратура изъяла у них материалы и передала нам. Следственный комитет расследовал это дело и в сентябре прошлого года направил в мировой суд Магаса.
Судебное разбирательство шло в рутинном порядке, и, наверное, никто бы о нем не узнал, если бы не Седа — дальняя родственница матери пострадавшей. Девушка не хочет видеться с журналистами и просто присылает голосовое сообщение с комментарием.
— Когда я только узнала об этой истории, я решила написать руководству этой клиники в Instagram, узнать, продолжают ли они предлагать женское обрезание. Как выяснилось, «услуга» все еще была доступна, — рассказывает Седа. — Я, конечно, была очень злая и высказала им все, что я думаю.
Седа не собиралась дальше вмешиваться в разбирательство, но ее возмутило предложение судьи пойти на примирение под тем предлогом, что «ведь все уже случилось».
Фото: Донат Сорокин/ТАСС
— Сначала, видя настрой матери — она вообще в ярости была, я, наивная, думала, что справедливость восторжествует, что суд разберется и виновных накажут. Но время идет, и все стихает. Когда я узнала, что маме девочки предлагают идти на примирение, я разозлилась и решила, что даже если примирение с врачом состоится, хотя бы этой клиникой я займусь.
Дозвониться до клиники «Айболит» сейчас невозможно, но в мае ее руководитель Беслан Матиев заявил журналистам, что женское обрезание там не проводилось. По его словам, женщина, назвавшаяся матерью, обратилась с жалобой, и девочке была сделана насечка, рассечена спайка. В клинике утверждают, что не причинили вреда здоровью ребенка.
Главврач детской поликлиники в Назрани Хадижа Нальгиева:
«Среди тех, кто находится у нас на учете, мы девочек с последствиями такой процедуры не встречали. Опасности для жизни обрезание не представляет, но и зачем его делать, непонятно».
Новый поворот
VK-группа «Подслушано. Феминизм. Кавказ» — место, где собираются кавказские женщины, несогласные с патриархальным порядком вещей. Приславших посты здесь именуют авторками, а в визитной карточке пишут: «Мужчинам комментировать запрещено». У группы шесть тысяч подписчиков, единицы из которых — мужчины. Тут признаются в атеизме, нетрадиционной ориентации, просят совета или помощи. Именно сюда Седа и обратилась за советом. Ей сразу же порекомендовали написать журналистам, правозащитникам и в Следственный комитет.
После этого тема и получила широкую огласку. И если до сих пор обвиняли только Изаню Нальгиеву, которая провела операцию, то теперь стали задумываться о том, чтобы привлечь к ответу и руководство клиники.
— К нам обратились представители общественности, журналисты, и в настоящее время следственными органами в поликлинике «Айболит» проводится доследственная проверка на предмет выявления других подобных случаев, — подтвердили в следственном управлении. — Если такие факты будут выявлены, в обязательном порядке будет дана правовая оценка действиям руководства этой клиники и врачей.
Мать девочки сегодня не общается с журналистами. На связь с ней можно выйти через юристов центра «Правовая инициатива», которые оказывают женщине юридическую поддержку. Представитель центра Ксения Бабич рассказывает, что пострадавшая сторона готовит ходатайство о возврате дела следователям — чтобы расширить список фигурантов дела. В «Правовой инициативе» произошедшее квалифицируют как преступление, совершенное группой лиц, в числе которых руководство клиники, гинеколог, отец девочки и ее мачеха. Кроме того, адвокат будет настаивать и на переквалификации статьи, поскольку при проведении экспертизы, которая установила вред, нанесенный здоровью девочки, не было учтено ее психическое состояние.
Уполномоченный по правам ребенка в Ингушетии Зарема Чахкиева:
«Из-за пандемии мы никуда не выходили, поэтому сразу отреагировать на эту новость нам не удалось. Мы звонили в ОВД, в суды Магаса, чтобы выяснить, было ли такое обращение. Вроде бы все говорят об этой ситуации, но ни один человек не может сказать, от кого оно. Я хотела узнать хотя бы ее номер телефона — нигде никаких обращений нет. Еще многие говорят, что между этой женщиной и ее бывшим мужем постоянно бывают какие-то стычки. Я слышала, что сам врач говорит, что рядом с ребенком была женщина, которая представилась ее родственницей, вот она и сделала то, о чем ее просили. Пока пообщаться ни с кем из участников этого процесса мне не удалось».
Запретная тема
Отец девочки относится к баталхаджинцам — это одна из наиболее влиятельных общин в современной Ингушетии. Название она получила в честь шейха Батал-Хаджи Белхароева — религиозного деятеля царских времен. По сообщению нескольких источников редакции, именно в этой общине женщин заставляют проходить через эту процедуру. Мама девочки призналась, что ей тоже еще до замужества пришлось через это пройти — это было обязательное условие со стороны мужа для вступления в брак.
— Я не думаю, что эта практика как-то тревожит ингушское общество, — рассуждает Седа. — Особенность ситуации в том, что обрезание было сделано девочке, которая не живет с отцом, без ведома ее матери. Если бы это случилось в браке, об этом бы никто не узнал. В этом и заключается главная беда большинства преступлений на Кавказе: о них не говорят, они считаются нормальными вещами, и никто в них нарушений прав человека не видит.
Фото: Зубайр Байраков/ТАСС
Говорить о проблеме женского обрезания на Кавказе сложно. Тема считается неприличной, запретной. По словам Седы, ее неоднократно осуждали за то, что она предала дело огласке. Юристы «Правовой инициативы» рассказывают, что и мать девочки подвергалась определенному давлению со стороны родственников.
Вопрос настолько табуирован, что его обходят даже в научных трудах.
— Я знаю, что эта процедура в нашем обществе была, бабушки рассказывали, что до депортации им это делали, — нехотя говорит чеченский этнограф Зулай Хасбулатова. — Может, надо бы не обходить такие темы в исследованиях, но я про такие интимные вещи в своих работах не пишу.
У мусульман есть два понятия, регламентирующие обязательность того или иного ритуала. То, что нужно делать во что бы то ни стало, относится к разряду фард — это молитва, паломничество, выплата заката, пост в месяц рамадан. Спектр желательных для мусульман действий гораздо шире и относится к категории сунна.
Для обозначения мужского обрезания в чеченском языке используется слово «хадавар» (буквально «подвергать его отрезанию»). В отношении женщин употребляют как раз слово «сунна». В то же время в публикации дагестанской газеты «Нур-ул Ислам» обрезание головки клитора считают «ваджибом» — то есть обязательным действием.
Центр проблемы — Дагестан
Под одним из постов в Instagram, где говорят о женском обрезании, идет горячая дискуссия. Одна из подписчиц (судя по нику с цифрами 96 — молодая девушка) защищает эту процедуру: «В нашем селе в Дагестане это делают всем. Нам делали, когда мы были совсем маленькие. Зато в переходном возрасте у нас не бывает бешеных женщин». Но рассказать подробнее и назвать село отказывается.
Президент Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем Саида Сиражудинова отмечает, что в Дагестане действительно есть села, где тотально практикуется женское обрезание. Она дважды совместно с «Правовой инициативой» выпускала доклады, посвященные практике женского обрезания в северокавказских республиках. Саида считает, что ежегодно около 1240 девочек в возрасте до трех лет становятся жертвами подобных варварских вмешательств в Дагестане. Статистика, как подчеркивает исследователь, примерная — подробной и официальной никто не ведет.
Самым проблемным регионом в этом отношении, как подчеркивает Сиражудинова, остается Дагестан. В Ингушетии, по ее словам, эта практика встречается гораздо реже — среди небольшой замкнутой общины. В Чеченской Республике женское обрезание ушло в прошлое, да и раньше встречалось лишь в нескольких селах.
«Ангел отрезал»
Автор этого материала опросила не меньше 50 женщин в Чечне, но только одна из них оказалась обрезанной. Аминат 69 лет. Это случилось с ней еще в детстве.
— Мы тогда учились в 3 или в 4 классе и жили в высокогорном селе. Я и несколько моих подруг отправились тогда к бабушке, которая жила в центре села. Она нас по очереди укладывала на кровать и ножницами отрезала небольшой кусочек оттуда. Совсем маленький, как рисовое или пшеничное зернышко. Не знаю, чем она потом рану смазывала — может, это была перекись, может, спирт. Ножницы, кстати, не обрабатывала — тогда о стерильности так не заботились.
Фото: Зарема Алиева
Одной девочке из нас бабушка так и не сделала эту процедуру, сказала, что ей ангел еще в утробе матери вырезал, и просто пустила три капли крови. Помню, как мы пришли потом домой, старались разглядеть это место, там небольшая болячка была.
После сунны мы не берегли себя особо. Это мальчиков после обрезания надо беречь, а у нас все быстро зажило, никаких проблем не было. Я и своих дочерей и племянниц к этой бабке водила, но она успела только одну посмотреть — сказала, что у нее тоже ангел нужный кусочек уже отрезал. А другие девочки испугались и убежали.
Я бы и современным женщинам советовала это делать. Говорят, если эту штуку не убрать, она в Судный день будет волочиться по земле, и все ее будут видеть.
За всю мою многолетнюю практику к нам обращались с просьбой о женском обрезании только один раз — звонили из Ингушетии, кстати. Но заведующая сказала, что мы такие операции не проводим, тем более детям».
«Ничего не изменилось»
Редактор журнала «Даптар» Светлана Анохина вот уже пятый год пытается добиться от дагестанских богословов единогласного вердикта о женском обрезании. В 2016 году «Даптар» за две недели до доклада «Правовой инициативы» опубликовал материал о женском обрезании в республике. Это вызвало широкий резонанс.
— Я даже встречалась с женой муфтия, она меня внимательно выслушала, сделала вид, что ничего об этом не знала, я сделала вид, что верю… И мы договорились, что муфтиятские богословы рассмотрят этот вопрос и выложат на сайте ДУМД свое решение.
Позже на официальном сайте организации было опубликовано заявление, что «ни муфтият Дагестана, ни имамы на местах данным вопросом не занимаются». Но желающих получить более подробную информацию переадресовывают на статью, где отмечается, что «этот обычай совершенно незаслуженно называется варварским». Автор объясняет, почему каждая женщина может мечтать об обрезании. Среди спикеров и врач-гинеколог, которая проводит такие операции в одной из клиник Махачкалы.
— То есть муфтият, который мне обещал внести ясность в этот вопрос, еще раз сказал о необходимости и благе женского обрезания, правда, свел его к этой статье, — говорит Светлана. — Я прочитала ее и почувствовала, что меня обманули. Как и этих девочек, которых я не могу защитить. Годы идут, а в отношении к проблеме практически ничего не изменилось. Те люди, которых в 2016 году поставили нос к носу с проблемой, будто забыли о ней. Я выложила в фейсбуке скрины со страницы дагестанской мусульманской газеты «Нур-ул Ислам», где прямым текстом написано, что надо обрезать, что это гарантирует всяческую пользу, в частности нравственность. Эта статья была удалена с их странички в фейсбуке, но осталась на такой же официальной страничке во «ВКонтакте». Если мусульманская газета прямо призывает обрезать девочкам головку клитора, понятно, что ни о каком прекращении практики речи быть не может.