женское обрезание в турции
Женское обрезание в турции
Урогенитальный хирург Меньщиков Константин Анатольевич
Консультация м.Беговая | Операция г.Химки | Адреса и контакты
Религиозные каноны – как ключевая причина обрезания
Во многих странах Востока обрезание является неотъемлемой частью соблюдения религиозных законов. Мужчина, пренебрегающий данной традицией, считается отрезанным от священного завета, а душа его будет отсечена от народа. Поэтому большинство представителей исламского и иудейского вероисповедания обращаются к процедуре циркумцизии.
Современная медицина предлагает правильный подход к обрезанию
Особенности церемонии обрезания у разных народов:
Обрезание в Исламе
В мусульманстве обрезание является синонимом очищения. При этом процедура не является одним из столпов Корана, однако считается негласным законом для мужчин. Основной причиной подобного ритуала является телесная чистота. В Исламе нет фиксированного возраста, когда необходимо проводить циркумцизию.
Возраст зависит от страны, региона и семьи.
Факт: как правило, процесс удаления крайней плоти происходит в поликлинике.
Врач, совершающий обрезание, не обязательно должен быть мусульманином. Однако он должен иметь соответствующее образование.
Обрезание в мусульманстве – особенности:
Обрезание у евреев
Процесс устранения крайне плоти у младенцев является одной из наиболее святых заповедей
в иудаизме. Об этом свидетельствуют данные со времен Второй мировой войны. В этот период обрезание было знаком принадлежности к религии иудаизма и могло привести к смертной казни. Однако даже в это время евреи сохраняли свои традиции.
Циркумцизию должен выполнять специально обученный человек – можль. В случаях необходимости можно обращаться к любому еврею, имеющему медицинское образование. Обязательным компонентом церемонии является наличие сандака – еврея, который держит малыша на руках и придерживает его ноги.
Сегодня вместо зажимов и обоюдоострого ножа используются хирургические инструменты, во время проведения процедуры применяется анестезия, помогающая сделать процесс циркумцизии практически безболезненным.
После операции врач консультирует пациента о процессе заживления и дает дельные рекомендации, позволяющие ускорить регенерацию.
Следует обращаться в специализированную клинику, тем более что религиозные каноны это позволяют.
Особенности обрезания в иудаизме:
Процедура может быть перенесена, в том случае, если младенец заболел. Тогда церемония назначается через 7 дней после полного выздоровления. Основанием для обрезания у евреев считается 17 глава Бытие.
Правозащитная организация «Правовая инициатива» представила доклад о женском обрезании в Дагестане. В документе рассказывается о проведении калечащих операций в горных районах республики. Девочкам повреждают наружные половые органы или полностью их удаляют, а сама процедура проводится в горных аулах подручными средствами и без анестезии. Нанесение увечий мотивируют тем, что девушка становится менее темпераментной, а значит, сохранит невинность до брака и верность мужу. Религиозные деятели подобную практику не порицают, а скорее поддерживают. По словам муфтия Карачаево-Черкесии Исмаила Бердиева, женское обрезание необходимо для того, чтобы «успокоить женскую прыть». «Лента.ру» побеседовала с автором доклада, кандидатом политических наук, президентом центра «Кавказ. Мир. Развитие» Саидой Сиражудиновой о том, как и для чего проводится женское обрезание в Дагестане и почему этот дикий обычай не удается искоренить.
«Лента.ру»: Известно, что женское обрезание широко распространено в Африке. Но существование подобного в России для многих стало откровением. Где вы с этим столкнулись?
Саида Сиражудинова: В основном мы ездили на запад Дагестана, в высокогорные районы — Кизилюртовский, Кизлярский, Тарумовский и Хасавюртовский. Там живут андо-цезские и аварские народы, и эта традиция у них распространена. Врачи-гинекологи, с которыми мы беседовали, рассказывали, что женское обрезание практикуют также на юге республики, но там я не была.
Это чисто дагестанский обычай, как говорил муфтий Карачаево-Черкесии Бердиев? Или встречается и в других республиках Северного Кавказа?
В других республиках это не так распространено. Единичные случаи скорее. В Чечне есть небольшие закрытые группы. Но и там нет массовости. В Дагестане же это целые районы.
Должно быть женщинам непросто было говорить на эту тему?
Когда они узнавали, что я провожу исследование, — сразу наотрез отказывались говорить. Поэтому моя работа проходила в рамках изучения более широкой темы — статуса женщин в Дагестане. Напрямую столь деликатные вопросы задавать бессмысленно — не отвечают. Эту традицию стараются сохранить, уберечь, не допустить вторжения чужих. Мне немного проще из-за того, что у меня есть родственники в том районе. Чтобы организовать беседы, требовались контакты. Это как снежный ком: друзья, друзья друзей и так далее. С посторонними такие темы не обсуждают, скажут, что ничего об этом не знают.
Мы живем в XXI веке — и не в Африке, а в стране, первой запустившей человека в космос. Почему это сохранилось?
Эта традиция очень сильна. Во-первых, она как бы обозначает принадлежность к общине. Все-таки это высокогорные анклавы, замкнутые, для их жителей важно сохранить национальную идентичность. Выделиться. Обрезание проводится для того, чтобы подчеркнуть приверженность традициям. Идентифицировать себя как представителя определенной народности. Во-вторых, из-за религии. Вы наверняка наслышаны о выступлении муфтия Бердиева, который сказал, что это полезно и «успокаивает женщину».
Муфтий Карачаево-Черкесии Исмаил Бердиев
Фото: Сергей Михеев / «Коммерсантъ»
То есть традиционный ислам все это поддерживает?
Ни в коем случае. Это вообще не имеет отношения к традиционному исламу. Это скорее доисламские пережитки. Те районы приняли ислам достаточно поздно. Это неисламская традиция. Скажу больше: подобную практику поддерживают как раз представители нетрадиционного ислама. Раскол есть и внутри салафитов: некоторые рьяно отстаивают обрезание. Но в Коране об этом не сказано ни слова — это авраамическая традиция. Авраам делал — мы следуем его примеру. Даже о мужском обрезании в Коране нет упоминаний. В Торе есть про то, что должны быть обрезаны все потомки рода Израилева по мужской линии, это принадлежность и символ избранности народа. А салафиты утверждают, что женское обрезание не наносит вреда здоровью.
Как-то с трудом в это верится.
Сложно сказать, какой именно вред для здоровья будет в каждом конкретном случае. Вторжение в организм ребенка дома, в условиях отсутствия стерильности. Инфекции еще никто не отменял. Чем там бабушка может обеззаразить? Иногда еще и по несколько человек сразу приводят.
Существует несколько видов операции по обрезанию: от надреза клитора до полного иссечения и сшивания половых губ. В Дагестане как делают?
Фото: Thomas Peter / Reuters
Даже мужья? Им все равно, что жены ничего с ними не испытывают в постели?
Сложно ответить за всех. Дагестанские имамы за пределами республики говорили, что многие мужчины жалуются. Но те жители горных районов, с которыми я лично беседовала, отвечали, что им все равно: «Какая нам разница? Это ее проблемы! Какая есть — такая есть». Взрослые женщины полностью поддерживают обрезание. Несогласие с этим — единичные случаи. Большинство считают, что это нужно, и готовы делать обрезание своим дочерям. Объясняют, что иначе они не станут мусульманками. Говорю: «Как же тогда чеченки или татарки? Они же не делают обрезание». Но это никого не заботит. Чаще всего женщины отвечают просто: «Так надо».
Откуда такая солидарность?
Местность закрытая, влияние общины, желание сохранить свою идентичность. Религиозные деятели, в свою очередь, не высказывают однозначного порицания. Либо говорят, что это обязательно, либо — что не нужно. Но открытой борьбы, работы по просвещению населения, безусловно, нет.
Можно подсчитать, сколько женщин подверглись обрезанию?
Если взять число всех живущих в этих районах женщин с погрешностью процента в два — то это и будет результат. Опять же без учета переселенцев. Высокогорцев, переехавших на равнину. Впрочем, и на равнине, где обрезание не практикуется, они не забывают этой традиции. Девочек возят на обрезание в горы. Если ничего не изменится, так будет еще долго.
Женщины ведут невесту в дом жениха
Фото: Валерий Мельников / РИА Новости
А что же власть? Хоть как-то обозначает свое отношение к этому варварству?
Местные власти никак не реагируют. Они же тоже часть общин, практикующих обрезание. Власти республики не высказываются на эту тему. Местный уполномоченный по правам ребенка активизировалась буквально на днях — после того как в СМИ рассказали про наше исследование. А вчера ее сменили.
А как же общество? Есть же те, кто не собирается калечить своих дочерей. Что они говорят?
Я проводила исследование об отношении дагестанского общества к обрезанию. Половина дагестанцев вообще не слышала никогда об этой проблеме. Я здесь не исключение. Узнала об этом случайно, когда писала докторскую о постсоветском пространстве. Мой научный консультант посоветовал почитать одну статью Хиллари Клинтон. Пока искала, наткнулась на другую, в которой Клинтон критически отзывается о практике женского обрезания и говорит, что это нельзя оправдывать традициями. В тот момент я была в гостях у подруги и рассказала ей. Как выяснилось чуть позже, она сама через это прошла и всецело одобряет. Оказалось, что такая дикость существует, причем рядом. Я прожил 30 лет на Северном Кавказе, и мне никогда не приходилось об этом слышать. Как и большей части нашего общества.
«Простые ножницы и никакой анестезии» История россиянки о жизни после женского обрезания, кавказских обычаях и насилии
На днях муфтият Дагестана высказался о запрете на так называемое женское обрезание — калечащие операции на женских половых органах с отрезанием части клитора и малых половых губ. При этом в муфтияте указали, что у женщин разрешается удаление «лишней» кожи вокруг клитора. Это заявление раскололо экспертное сообщество: одни посчитали такое заявление победой — еще пару лет назад правозащитники не могли надеяться на помощь муфтията в борьбе с дикими обычаями, другие — что это попытка религиозных деятелей усидеть на двух стульях, поскольку это неполный запрет на насильственные практики. Кроме того, для некоторых народов, например, Ингушетии, которые также практикуют женское обрезание, духовное управление мусульман Дагестана не станет авторитетом, а большинство мужчин в районах, где такое практикуют, все еще поддерживают этот обычай. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Марьяна Самсонова записала монолог подвергнувшейся такой практике россиянки и узнала у экспертов, чем грозят такие операции, а также, чего можно ожидать от новой фетвы.
«Несколько дней я не могла говорить»
Мария (имя по ее просьбе изменено)
Я пережила эту процедуру тридцать лет назад. Помню, что о ней в селе и на улице, где мы играли, говорили старшие девочки, некоторые — даже с бравадой. Что-то вроде: «Мне сделали, и сестрам, и кузинам сделали, а если не сделать, то ты не сможешь стать женщиной и мусульманкой». Помню, что девочки, мои соседки, шушукались о ножницах, и про меня говорили, что мне еще не сделали.
Что с ними сейчас, и делают ли эту операцию в селе всем девочкам, я не знаю. Не общаюсь с родней. Но пока жила там, слышала, кому сделали, и между собой обсуждали, кому сколько «там» отрезали. Точного стандарта не было. Возможно, потому, что проделывающие эту процедуру женщины — пожилые и подслеповатые.
Никакой операционной, само собой. Домашние условия, какой-то предбанник, чтобы ничего не испачкалось, если кровь — никакой дезинфекции, перчаток, спирта или стерильных инструментов. Простые хозяйственные ножницы. Никакого обезболивающего или анестезии. Перевязки нет. Тело заживает, как может. Но я не слышала, чтобы от этого у нас кто-то умер. Может быть, бывали осложнения, но в разговорах их не связывали с причиной. Девочкам у нас делали обрезание в дошкольном возрасте.
Это была высокая женщина, лица не помню, помню силуэт, который загородил мне свет на фоне открытой двери. Черный платок и большие ладони. Еще две тети меня держали за руки и за ноги и давили сверху, чтобы не поднялась. Заставили раздеться. Я испытывала сильный стыд.
А потом резкая боль. Не помню, кричала ли я, но почему-то хотела спрятаться, хотя меня уже больше не держали. Мне казалось, кровь остановится, и все пройдет, как было раньше. Очень сильно пекло, так сильно, что я несколько дней не могла говорить. Но особых осложнений не было.
Ничего не прошло. Мне отрезали часть головки клитора. Но это я узнала уже потом. Возможно, это впоследствии стало причиной развода. Интимные отношения с мужем меня не заинтересовали. Мой супруг, впрочем, не замечал, что с точки зрения физиологии у меня что-то не так. И я ни разу не задумывалась, что надо что-то восстановить. Хотя читала о хирургической гинекологии тазового дна и интимной пластике. Это целая архитектура, оказывается.
Чисто по-женски скажу: у меня прохладные чувства к этой стороне отношений. Даже к психологу ходила — не помогло. Честно сказать, я боялась говорить об этом откровенно даже со специалистом.
Все, что касается интимного, с самого детства у нас говорилось шепотом между подружками, как неприличное. Мне и сейчас это очень тяжело. В итоге мы с психологом не добрались до обсуждения этой части моей жизни, даже когда я пошла на терапию осознанно, во взрослом возрасте и к дорогому специалисту. В итоге я так это и не проработала. Может, нужен другой специалист.
Мне неизвестно, кто именно из моих родных принял решение об этом действе надо мной. Быть может, никто конкретный, а просто решили, что пришла пора и до школы надо. Со своей матерью я тоже об этом не говорила. Стеснялась. Где-то глубоко во мне сидит, что это закрытая тема, это то, что не обсуждается. Матерей не спрашивают.
В другом селе моей же народности я слышала, как женщине сказали: «Хорошо, что родила мальчика, была бы девочка, ее бы обрезали». Мать может не знать, что собираются сделать с дочкой. Например, родня отца увозит ее на выходные в гости, а возвращает без клитора. Но многие женщины считают это необходимостью и даже обязанностью.
Еще в одном случае женщина из Чечни вынуждена была пройти обрезание уже взрослой, потому что влюбилась в нашего горца, а у нас так принято. Наверное, взрослой не так страшно. Рассказывали, что ей сделали небольшую рану, и это было в больнице, а не где-то в сарае. Он согласился жениться только после обрезания невесты.
Жизнь«Женское обрезание»: Как вышло, что девушек до сих пор калечат
Как мир борется с тем, что женщинам отрезают клитор
В России вновь заговорили о калечащих операциях на половых органах девочек — проект «Правовая инициатива» опубликовал отчёт об этих практиках в республиках Северного Кавказа. Это уже вторая подобная публикация, первая вышла полтора года назад. На этот раз исследовательницы сконцентрировались на том, как к калечащим операциям относятся мужчины региона, а также изучили, как изменилась ситуация с момента публикации первого отчёта и изменилась ли вообще. Даже по приблизительным и самым скромным оценкам, жертвами калечащих операций на Северном Кавказе ежегодно становятся 1240 девочек, преимущественно из Дагестана.
Калечащие операции на половых органах кажутся чем-то далёким, практикой из прошлого, но они распространены гораздо больше, чем кажется. Свидетельства о современных операциях можно найти не только в некоторых странах Африки и Азии и на Среднем Востоке, где сохранены патриархальные традиции, но и в странах, считающихся более «благополучными», например США или Сингапуре. По оценкам Фонда народонаселения ООН, в мире живут порядка двухсот миллионов женщин, ставших жертвами практики. Это число может быть гораздо выше, поскольку не все женщины признаются, что это произошло с ними: многие живут в закрытых сообществах и оберегают традиции от посторонних, другие стыдятся признаться в том, что с ними произошло, третьи не видят в произошедшем ничего страшного — и не хотят привлекать к этому внимания.
Что такое «женское обрезание»
Калечащие операции на половых органах девочек называют ещё «женским обрезанием», но от этого термина в мировой практике постепенно отказываются: он вызывает ассоциации с мужским обрезанием — процедурой, которая может проводиться по медицинским показаниям. На самом деле для «женского обрезания» нет и не может быть медицинских предпосылок — напротив, она может привести к серьёзным проблемам со здоровьем и даже смерти. В английском языке помимо термина «female genital mutilation», то есть «калечащие операции на женских половых органах», можно встретить ещё и выражение «female genital cutting» — это можно перевести как «повреждение» или «надрезание женских половых органов», в зависимости от типа процедуры.
ВОЗ выделяет четыре типа практик в соответствии с их тяжестью. Тип I, или клиторидэктомия, подразумевает полное или частичное удаление клитора. В некоторых случаях удаляют только капюшон клитора или делают надрез. Тип II подразумевает удаление клитора и половых губ — иногда удаляют только малые половые губы, иногда и малые, и большие. При типе III (его ещё называют инфибуляцией или «фараоновым обрезанием») удаляют малые или большие половые губы, а затем ткани зашивают, оставляя лишь маленькое отверстие. Наконец, к типу IV относят все остальные калечащие операции на половых органах, например проколы, надрезы, прижигания или разрезы во влагалище.
Чаще всего калечащие операции проводят на несовершеннолетних девочках. В половине стран, где они практикуются, им подвергаются в основном девочки до пяти лет; в других странах с ними чаще сталкиваются девочки-подростки. В Кении процедуру традиционно проводили в день свадьбы — чаще всего девушкам к этому моменту исполнялось восемнадцать-двадцать лет.
Где и почему делают калечащие операции
По данным фонда ООН в области народонаселения, калечащие операции на женских половых органах практикуют в двадцати девяти африканских странах (например, в Египте, Эфиопии, Гамбии, Гане, Кении, Либерии, Нигерии, Судане, Танзании, Уганде и других), некоторых сообществах в Азии (в Индии, Индонезии, Малайзии, Пакистане и Шри-Ланке), на Среднем Востоке (Оман, ОАЭ, Йемен), в Ираке, Иране, Палестине и Израиле, Южной Америке (в Колумбии, Эквадоре, Панаме и Перу), а также в отдельных сообществах Грузии и России. Жертвами практики также становятся в Европе, США, Новой Зеландии и Австралии — с ней сталкиваются эмигрантки из стран, где практика по-прежнему существует.
Больше всего в мире распространены калечащие операции первого и второго типа. Через операцию третьего типа, то есть «фараоново обрезание», проходят около 10 % всех жертв — оно встречается в Сомали, Джибути и северной провинции Судана. Кандидат политических наук, юрист, президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие» и одна из авторов отчёта о калечащих операциях в республиках Северного Кавказа Саида Сиражудинова отмечает, что на территории Кавказа большинство операций сводится к имитации «обрезания» (царапине, надрезу), но можно встретить и более жестокие формы практик.
Как именно возникла практика, точно неизвестно. Официально ни одна из религий её сейчас не поддерживает, но практику нередко объясняют религиозными традициями, особенно в исламе. Правда, связывать калечащие операции только с религией нельзя — их проводят и по многим другим причинам.
Юлия Антонова, юрист, сотрудничающая с проектом «Правовая инициатива», и одна из авторов отчёта, отмечает, что в Дагестане практику проводят закрытые общины, живущие в труднодоступных высокогорных районах и местностях восточного Дагестана: «Они рассматривают эту практику как часть этнического обычая, и с религией она не связана. Они продолжают её воспроизводить, потому что считают, что это часть культуры, часть идентичности, часть их самобытности. Над тем, чтобы этой практики не было, никто не работает — сами они от калечащих практик отказываться не планируют».
В некоторых случаях калечащие операции связывают с представлениями о том, что это якобы более гигиенично. Многие считают, что практика должна сделать женщину «менее темпераментной», уменьшить её сексуальную активность — а так как она не получает удовольствие от секса, она не будет изменять мужу, и её брак останется крепким.
Сами операции часто проводят старейшины сообщества. При этом патриархальную традицию поддерживают женщины — чаще всего калечащие процедуры проводят именно они. На Северном Кавказе процедуру, как правило, осуществляют близкие родственницы девочек: матери, тёти, бабушки. В некоторых странах процедура, наоборот, «медикализируется», и её делают медицинские специалисты: врачи, медсёстры, акушерки. Так происходит, например, в Египте, Судане, Кении, Нигерии и Гвинее; можно найти свидетельства того, что это есть и в Дагестане. Считается, что это делает процедуру менее опасной для здоровья и более гигиеничной, хотя опасные последствия для здоровья могут возникнуть в любом случае.
Как с этим пытаются бороться
Законодательно проблемой «женского обрезания» занялись относительно недавно — в восьмидесятых-девяностых годах. Сейчас законодательный запрет действует в двадцати пяти африканских странах (правда, в Либерии он был введён только в этом году — и только на год), а также во многих странах Европы, Австралии, Канаде и США. С 1997 года «женским обрезанием» занимается ООН — организация публично осуждает калечащие операции и призывает разрабатывать соответствующую нормативную базу.
«Два года назад я была ярой противницей вмешательства государства в этот вопрос. Сейчас я думаю, что оно неизбежно и желательно, — отмечает журналист, шеф-редактор портала „Даптар“ Светлана Анохина по поводу ситуации, сложившейся в Дагестане. — С одной стороны, нужна та схема, которую мы уже разработали — воздействие через Минздрав, распространение буклетов, листовок, которые должны быть в каждой гинекологии, роддоме, районных больницах. Плюс строжайший приказ врачам докладывать о подобных случаях. С другой стороны, нужно жёстче работать с духовенством. Это калечащие практики, это издевательство над ребёнком, не достигшим совершеннолетия, принятие за него такого решения уголовно наказуемо. Об этом все забывают».
Правда, одних законодательных инициатив недостаточно: процедуры могут по-прежнему проводить подпольно. Юлия Антонова считает, что повлиять на ситуацию на государственном уровне можно: в отчёте о ситуации на Северном Кавказе авторы приводят успешные международные стратегии. «Но нужно понимать, что если мы говорим, например, об африканских странах или европейских странах с большим наплывом мигрантов, там период борьбы с этими практиками составляет от тридцати-сорока лет. Мы пока только ищем путь», — добавляет она. Антонова также отмечает, что многие юридические нормы долгое время оставались «мёртвыми»: операции замалчивались, люди отказывались жаловаться на ближайших родственников, принявших решение об операции.
«В отношении к проблеме практически ничего не изменилось. Даже те люди, которых в 2016 году поставили нос к носу с проблемой, сейчас будто забыли о ней, — говорит Светлана Анохина. — Я выложила в фейсбуке скрины со страницы одной из самых влиятельных мусульманских газет в Дагестане „Нур-Ул Ислам“, где прямым текстом написано, что надо обрезать, что это гарантирует всяческую пользу, в частности, нравственность. Этот пост был удалён, но аналогичный „ВКонтакте“ остался. Если мусульманская газета прямо призывает обрезать девочкам кончик клитора, понятно, что ни о каком прекращении практики речи быть не может». Эксперты считают, что для решения проблемы нужна в первую очередь просветительская работа, разъясняющая, какой вред здоровью наносит даже «символическая» операция. Юлия Антонова отмечает, что её должны вести местные общественные организации или гражданские активисты, которым доверяют жители.
Саида Сиражудинова говорит, что в нескольких аварских районах, где традиционно проводилась практика, от неё отказались. Где-то это произошло под влиянием советской власти, политики атеизма и «раскрепощения горянки». Где-то изменения случились позже, около двадцати лет назад — благодаря религиозному возрождению, попыткам разобраться в вопросах ислама и имамам, которые говорили, что процедуру не обязательно или вообще не нужно делать.
«Чтобы ситуация изменилась сейчас, необходимо повышать и общую, и религиозную грамотность населения, — говорит Саида Сиражудинова. — Важную роль играет позиция авторитетных для данной группы религиозных деятелей (шейхов, имамов, алимов) или структур, формирующих религиозную стратегию. Но не менее важна позиция местных религиозных авторитетов (на уровне села или общины — джамаата), с которыми население непосредственно сталкивается и кому задаёт вопросы. В большинстве случаев именно имамы сельского уровня способствовали искоренению операций».